Грот танцующих оленей - Клиффорд Саймак

— Но, доктор Пратер, — возразила Мэри, — об этом предмете я знаю меньше чем ничего. О времени я даже не задумывалась — разве что как об отвлеченном понятии. Я даже не ученый. Вся моя жизнь посвящена музыке, и все другие понятия меня не интересовали.

— Именно это я и имел в виду, — отвечал Старик Пратер, — именно потому-то ты и здесь. Нам нужно незапятнанное, непредубежденное — я бы сказал, девственное — сознание, чтобы рассмотреть этот феномен. Нам нужен разум человека, подобного тебе, который ни разу ни подумал о времени, кроме как, по твоим словам, «об отвлеченном понятии». И у Леонарда, и у Чарльза здесь имеется некоторая предубежденность.

— Конечно, я благодарна за приглашение и, вполне естественно, заинтригована тем, что вы называете «феноменом». Но вы должны понять, что в отношении времени у меня крайне посредственные представления и возможность моей помощи в работе весьма и весьма сомнительна.

Слушая, я осознал, что вполне с ней согласен. Наконец-то Старик Пратер умудрился облапошить самого себя. Его доводы в пользу приглашения Мэри в группу показались мне полнейшей белибердой.

— Я тоже должен признаться, — подхватил Леонард, — что не уделял времени серьезного внимания. Разумеется, в математике — то есть в некоторых разделах данной науки — время является одним из факторов, и с таковым я, естественно, знаком. Но само время меня никогда не интересовало, и вам следует понять…

Старик Пратер остановил его нетерпеливым жестом.

— Не торопись. Сдается мне, вы чересчур торопитесь сбросить себя со счетов. — Он повернулся ко мне. — Итак, остался только ты. Ты не сказал ровным счетом ничего.

— Вероятно, потому что мне нечего сказать.

— Факт остается фактом, — настаивал он. — Ты работал в Институте времени. При мысли об этом я прямо сгораю от любопытства. Хоть ты сможешь рассказать, о чем там шла речь. Особенно мне интересно, почему ты уволился.

— Я не увольнялся, меня выперли, вышвырнули, дали под зад коленкой. Предпосылки проекта вам известны. Исходная и самая главная предпосылка заключается в том, что если мы выберемся за пределы Солнечной системы — если надеемся добраться до звезд, — то должны знать о концепции пространства-времени чуточку больше, чем теперь.

— До меня доходили кое-какие слухи об ужасном скандале, — вмешался Леонард. — По моим сведениям…

— Не знаю, насколько он был ужасен, — перебил я, — но, как я понимаю, это был своего рода крах. Видите ли, я собирался устроить развод: отделить пространство от времени, превратив их в две отдельные сущности. Ведь, будь они прокляты, стоит немного подумать, и сразу ясно, что это два самостоятельных фактора. Но ученые столько времени болтали о пространственно-временном континууме, что он стал научным идолом. Похоже, в науке превалирует мнение, что при попытке разделить их вселенная разлетится на кусочки, что они каким-то образом слиты — дескать, сие и породило вселенную. Но если ты намерен работать со временем, так и работай с одним лишь временем, без всяких довесков. Либо ты работаешь со временем, либо — с пустым местом.

— На мой взгляд, это философия, — заметил Старик Пратер.

— Вы и кое-кто еще из здешних педагогов учили нас философскому подходу. Помню, как вы говорили: «Думайте интенсивно и напрямик, и к чертям всякие выкрутасы».

Он весьма неестественно закашлялся.

— Сомневаюсь, что я облек данное выражение именно в такую форму.

— Ну конечно нет, в моем исполнении это звучит несколько упрощенно. Ваши слова были куда вежливее и намного витиеватей. Никакой философии тут нет, это всего лишь здравый смысл — результат тех напряженных и незамысловатых рассуждений, к которым вы всегда нас призывали. Если ты намерен с чем-нибудь работать, то сперва разберись с чем или хотя бы выдай какую-нибудь теорию на сей счет. Разумеется, теория может быть и ошибочной.

— Вот потому-то, — воткнул шпильку Леонард, — от тебя и избавились.

— Вот потому-то от меня и избавились. Мол, это нереалистичный подход, дескать, никто этим не будет заниматься.

Пока я говорил, Старик Пратер успел встать из-за стола, подойти к высившемуся в углу древнему комоду и вытащить из ящика какую-то книгу. Вернувшись к столу, он вручил книгу Леонарду и уселся на место.

Леонард открыл книгу и зашелестел страницами, потом внезапно перестал листать и уставился в текст.

— Где вы это взяли? — Он озадаченно поглядел на Пратера.

— Помнишь, я говорил, что благодаря машине времени появляются кое-какие объекты? Появляются и исчезают…

— Что за объекты? — спросила Мэри.

— Разные, по большей части — весьма распространенные. Помнится, были даже бейсбольная бита, сломанное велосипедное колесо, ящики, бутылки, всякий другой хлам. Все появлялось поблизости от этой конструкции, но мы позволяли объектам исчезнуть, боясь подойти к ним чересчур близко. Не стоит шутить с эффектами времени — кто знает, к чему это может привести.

— Но ведь кто-то же утащил эту книгу? — усомнился Леонард.

— Колченогий. Он немного туповат, но почему-то очень интересуется книгами — и вовсе не потому, что может вычитать что-нибудь понятное для себя. Особенно из этой.

— Да уж, надо думать! — согласился Леонард. Потом заметил мой пристальный взгляд. — Ладно, Чарльз, слушай: это математика, совершенно новый раздел. Мне надо его изучить.

— Из будущего?

— Из будущего, которое наступит через двести лет, — пояснил Старик Пратер, — если верить дате издания.

— А есть повод не доверять ей?

— Абсолютно никакого, — со счастливой улыбкой ответил он.

— Вы не упомянули лишь об одном, — сказал я, — о размерах машины. Насколько она велика?

— Если ты думаешь о контейнере, в котором мог бы поместиться пассажир, то нет — для этого она маловата. Это просто цилиндр длиной не более трех футов. Сделан из чего-то вроде металла. С обоих концов имеется нечто вроде решеток, но ни следа какого-либо механизма. Словом, по виду она совершенно не похожа на представления о машинах времени, но по результатам деятельности именно таковой и является. Во-первых, объекты то появляются, то исчезают. Во-вторых, миражи. Мы зовем их так из-за отсутствия в нашем языке более подходящего определения. Например, пагода, которая на самом деле рухнула, мелькает то там, то тут. Ходят какие-то люди — какие-то чужаки. Появятся, а потом исчезают. Возникают некие призрачные структуры — частью пребывающие в настоящем, а частью вроде бы в будущем. Должно быть, в будущем, потому что в прошлом ничего подобного здесь не было. Взять хотя бы лодку на пруду. На здешнем прудике никогда не было лодок: он для этого слишком мал. Если помните, это просто лужа.