Крах нацистской империи - Уильям Ширер

Необходимо лишить противника уверенности, что победа обеспечена… Исход войны в конечном счете решается признанием одной из сторон факта, что она не в состоянии победить. Мы должны постоянно внушать противнику, что ему ни при каких условиях, никогда не добиться нашей капитуляции. Никогда! Никогда!»

И хотя в ушах расходившихся с совещания генералов все еще звучали пустопорожние речи фюрера, ни один из них, как по крайней мере говорили они позднее, не верил, что удар в Арденнах увенчается успехом. Но все же они были преисполнены решимости выполнить приказ в меру своих сил.

И они сумели это сделать. Ночь на 16 декабря выдалась темная и морозная. Под покровом густого тумана, нависшего над заснеженными лесистыми холмами Арденн, немцы выдвинулись на исходные позиции, протянувшиеся на 70 миль между Моншау к югу от Ахена и Эхтернахом к северо-западу от Трира. Согласно прогнозу, такая погода должна была сохраниться в течение нескольких дней. Все это время, как рассчитывали немцы, союзная авиация будет прикована к аэродромам, а немецкие тылы смогут избежать ада, который они однажды испытали в Нормандии. Пять дней кряду Гитлеру везло с погодой. За это время немцы, застав врасплох верховное командование союзников, нанесли начиная с утра 16 декабря ряд фронтальных ударов и прорвали позиции противника сразу на нескольких участках фронта.

Когда в ночь на 17 декабря немецкая танковая группа подошла к Ставело, всего в восьми милях от Спа, где размещался штаб американской 1-й армии, его пришлось срочно эвакуировать. Более того, немецкие танки находились в миле от огромного полевого бензохранилища американцев, где было сосредоточено три миллиона галлонов бензина. Захвати немцы этот склад, их бронетанковые дивизии, постоянно терявшие темп продвижения из-за задержек с подвозом горючего, нехватку которого они и без того остро ощущали, могли бы продвинуться быстрее и дальше. Дальше всех продвинулась так называемая 150-я танковая бригада Скорцени, личный состав которой был переодет в американскую форму и посажен на захваченные американские танки, грузовики и джипы. Через незанятые участки фронта удалось проскочить примерно 40 джипам с солдатами и продвинуться до реки Маас[282].

Однако упорное, хотя и неподготовленное сопротивление разбросанных частей американской 1-й армии замедлило продвижение немцев, а стойкость союзных войск на северном и южном флангах, соответственно у Моншау и Бастони, вынудила гитлеровцев продвигаться по узкому, изогнутому коридору. Стойкая оборона американцев у Бастони окончательно решила их судьбу.

Ключом к обороне Арденн и реки Маас была развилка дорог у Бастони. Ее прочное удержание позволяло не только блокировать основные дороги, по которым наступала к реке Маас у Динана 5-я танковая армия Мантейфеля, но и сковать значительные немецкие силы, предназначенные для развития прорыва. К утру 18 декабря танковые клинья Мантейфеля находились всего в 15 милях от города, и единственными американцами, оставшимися там, были офицеры и солдаты штаба одного из корпусов, готовившиеся к эвакуации. Однако вечером 17-го американская 101-я воздушно-десантная дивизия, которая переоснащалась в Реймсе, получила приказ совершить бросок к Бастони, расположенной в 100 милях от него. Двигаясь всю ночь на грузовиках с зажженными фарами, она достигла города за сутки, сумев опередить немцев. Это была решающая гонка, и немцы ее проиграли. Хотя они окружили Бастонь, им с трудом удалось ввести в действие свои дивизии, чтобы выйти к реке Маас. Кроме того, они были вынуждены выделить крупные силы для блокирования развилки дорог, чтобы затем попытаться захватить Бастонь.

22 декабря генерал Генрих фон Лютвиц, командир 47-го бронетанкового корпуса, направил письменное обращение командиру 101-й воздушно-десантной дивизии, требуя сдачи Бастони. Он получил ответ, состоявший из одного слова и ставший знаменитым: «А пошел ты…» Канун Рождества явился поворотным моментом в арденнской авантюре Гитлера. За день до того разведывательный батальон немецкой 2-й бронетанковой дивизии вышел к высотам в трех милях к востоку от Мааса в районе Динана и в ожидании подвоза горючего для танков и подкреплений остановился, прежде чем ринуться вниз по склонам к реке. Однако ни горючее, ни подкрепления так и не прибыли. Американская 2-я бронетанковая дивизия внезапно нанесла удар с севера. Тем временем несколько дивизий 3-й армии Паттона уже подходили с юга с основной задачей деблокировать Бастонь. «Вечером 24-го, — писал позднее Мантейфель, — стало ясно, что операция достигла своей высшей точки. Теперь мы уже знали, что никогда не решим поставленной задачи». Давление на южном и северном флангах узкого и глубокого вклинения немцев стало слишком сильным, притом за два дня до Рождества небо наконец прояснилось и англо-американские ВВС начали наносить массированные удары по немецким коммуникациям, по войскам и танкам, двигавшимся узкими и извилистыми горными дорогами. Немцы сделали еще одну отчаянную попытку захватить Бастонь. Весь день Рождества начиная с трех часов утра они предпринимали одну атаку за другой, но оборонявшиеся войска Маколифа выстояли. На следующий день бронетанковое соединение из состава 3-й армии Паттона ударом с юга деблокировало город. Перед немцами теперь встал вопрос, как вывести войска из узкого коридора прежде, чем их отсекут и уничтожат.

Но Гитлер и слышать не хотел об отходе. Вечером 28 декабря он провел военное совещание, на котором, вместо того чтобы прислушаться к совету Рундштедта и Мантейфеля и вовремя отвести войска с выступа, приказал вновь перейти в наступление, взять штурмом Бастонь и прорываться к Маасу. Более того, он требовал немедленно начать новое наступление на юге, в Эльзасе, где количество американских сил резко сократилось из-за переброски нескольких дивизий Паттона на север, в Арденны. Гитлер остался глух к протестам генералов, заявлявших, что имеющихся в их распоряжении сил недостаточно как для продолжения наступления в Арденнах, так и для удара в Эльзасе.

«Господа, я занимаюсь этим делом одиннадцать лет и… еще никогда ни от кого не слышал, что у него полностью все готово… Вы никогда не бываете вполне готовы. Это ясно».

И он все говорил и говорил[283]. Задолго до того, как он закончил, генералы поняли, что их верховный главнокомандующий, очевидно, потерял чувство реальности и витает в облаках.

«Вопрос в том… есть ли у Германии воля к жизни или она будет уничтожена… Поражение в этой войне приведет к уничтожению ее народа».

Затем последовали пространные рассуждения об истории Рима и Пруссии в Семилетней войне. Наконец он вернулся к неотложным проблемам текущего дня. Признав, что наступление в Арденнах «не привело к решающему успеху, которого можно было ожидать», фюрер заявил, что оно привело к «такому изменению всей обстановки, какое еще две недели назад никто не считал возможным».

«Противник был вынужден отказаться от всех своих наступательных планов… Ему пришлось бросать в бой измотанные части. Нам удалось полностью опрокинуть его оперативные планы. В тылу на него обрушилась резкая критика. Для него это тяжелый психологический момент. Ему уже пришлось признать, что до августа, а то и до конца следующего года решить судьбу войны невозможно…»

Была ли эта последняя фраза признанием окончательного поражения? Спохватившись, Гитлер тут же попытался рассеять подобное впечатление:

«Поспешу добавить, господа, что… вы не должны делать из этого вывод, будто я хотя бы отдаленно допускаю мысль о поражении в этой войне… Мне незнакомо слово „капитуляция“… Для меня сегодняшняя обстановка не представляет ничего нового. Мне доводилось бывать в гораздо худших ситуациях. Я упоминаю об этом лишь потому, что хочу, чтобы вы поняли, почему я преследую свою цель с таким фанатизмом и почему ничто не в состоянии меня сломить. Как бы ни терзали меня заботы и как бы они ни подрывали мое здоровье, ничто ни на йоту не изменит моей решимости сражаться, пока наконец чаша весов не склонится в нашу сторону».

После этого он призвал генералов нанести новые удары по врагу с таким воодушевлением, на какое они только способны.

«Тогда мы… полностью сокрушим американцев… И тогда вы увидите, что произойдет. Я не верю, что в конечном счете враг устоит перед 45 немецкими дивизиями… Мы еще одолеем судьбу!»

Увы, слишком поздно. У Германии уже не было для этого военной мощи.

В первый день нового года Гитлер бросил в наступление в Сааре восемь дивизий, затем последовал удар с плацдарма на Верхнем Рейне силами армии под командованием Генриха Гиммлера, что представлялось немецким генералам злой шуткой. Ни та, ни другая операция многого не достигли. Не принес успеха и массированный удар на Бастонь, предпринятый 3 января. Удар наносился по меньшей мере двумя корп усам и в составе девяти дивизий. Ему суждено было вылиться в самое ожесточенное в Арденнской операции сражение. К 5 января немцы потеряли надежду овладеть этим ключевым городом. Им самим теперь угрожала опасность оказаться в окружении в результате англо-американского контрудара с севера, предпринятого 3 января. 8 января Модель, над армиями которого нависла угроза оказаться в ловушке у Уффализа, к северо-востоку от Бастони, получил наконец разрешение отойти. К 16 января, ровно через месяц после начала наступления, ради успеха которого Гитлер бросил в бой последние людские ресурсы, вооружение и боеприпасы, немецкие войска были отброшены на исходные рубежи.