Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение - Ивлин Во
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут он заметил, что через площадь к нему направляется знакомая фигура.
— Привет! — сказал Поль.
— Привет! — ответил Отто Силен.
За спиной он тащил бесформенный рюкзак.
— Отдайте мальчишке. Он дотащит за пару драхм.
— У меня нет денег. Может, вы заплатите?
— Хорошо, заплачу.
— Отлично. Это лучший вариант. Вы тут с Марго?
— Я живу у нее на вилле. Марго в Англии.
— Жаль. Я думал с ней повидаться. Но я у вас все-таки немного поживу. Найдете для меня место?
— Да. Я один.
— Знаете, я передумал. Решил жениться на Марго.
— Вы опоздали.
— Опоздал?
— Она замужем.
— Об этом я как-то не подумал! Впрочем, все равно. За кого она вышла? За Контроверса? Он неглупый малый.
— Да, за него. Теперь он — виконт Метроланд.
— Метроланд! Дурацкое имя!
Они поднялись в гору.
— Я был в Греции, смотрел греческую архитектуру, — сообщил профессор Силен.
— Красиво?
— На редкость безобразно. В Греции довольно симпатичные козы. Я думал, вы в тюрьме.
— Был в тюрьме, но выбрался…
— Странно. Мне казалось, что вам в тюрьме самое место. Да разве угадаешь!
Прислуга не удивилась приезду нового гостя.
— Хочу пожить здесь подольше, — заявил после обеда профессор Силен. — У меня не осталось ни гроша. Вы скоро уезжаете?
— Да. Еду в Оксфорд учиться богословию.
— Это хорошо. Вы ведь раньше усов не носили? — помолчав, спросил профессор.
— Нет, — ответил Поль. — А теперь решил отпустить, чтобы в Англии меня не узнали.
— Усы вам не к лицу, — покачал головой Силен. — Пора спать.
— Как у вас со сном?
— С нашей последней встречи я спал дважды. Для меня это нормально. Спокойной ночи.
Через десять минут он вышел на террасу в шелковой пижаме и рваном халате.
— У вас есть пилка для ногтей? — спросил он.
— На тумбочке в моей спальне.
— Спасибо.
Но он не ушел, встал у парапета и посмотрел вниз, на море.
— Это хорошо, что вы решили стать священником, — наконец выговорил он. — Люди строят разные планы насчет того, что они называют жизнью. И ошибаются. По большей части в этом виноваты поэты. Хотите знать, что я думаю о жизни?
— Да, — вежливо сказал Поль.
— Жизнь — это колесо в луна-парке. Бывали там когда-нибудь?
— К сожалению, не бывал.
— Вы платите пять франков и входите в помещение, где по бокам стоят ряды кресел, а в середине находится огромный круг из гладко оструганного дерева. Круг быстро вращается. Вы садитесь и наблюдаете. Посетители пытаются удержаться на колесе, но их сбрасывает. Они смеются, вы тоже смеетесь. Всем страшно весело.
— По-моему, это не слишком похоже на жизнь, — печально заметил Поль.
— Нет! Слишком похоже. Чем ближе вы к оси колеса, тем медленнее вращение, тем легче удержаться. Обычно кто-нибудь доползает до центра и начинает там кривляться. За это ему платит хозяин или, в крайнем случае, потом ему дают прокатиться бесплатно. В центре колеса, разумеется, есть неподвижная точка. Надо только ее найти. Кто знает: может быть, я уже близко от этой точки. Выигрывают, конечно, только специалисты. Остальным нравится, что их сбрасывает с колеса. Как они визжат, как хохочут! Есть и такие, как Марго, — уцепятся обеими руками за самый край, и довольны. Но главное в этом колесе то, что на него можно и не залезать, если не хочется. Люди строят разные планы на жизнь и думают, что обязаны включиться в игру, даже если она им не по душе. А игра рассчитана не на всех… Люди не видят, что под словом «жизнь» подразумевают две разные вещи. Во-первых, это просто бытие, со всеми его физиологическими последствиями, ростом и органическими изменениями. От этого никуда не уйти — даже в небытие. Но из-за того, что бытие неизбежно, люди верят, что неизбежно и другое — карабканье, суета, свалка, стремление добраться до центра — а попадем туда, и выходит, что мы и не ползли по этому колесу… Странно… Вы человек, которому совершенно очевидно было предназначено спокойно сидеть в заднем ряду и, коли станет скучно, смотреть, как веселятся другие. Каким-то образом вас занесло на колесо, и вы тут же полетели обратно, вверх тормашками. Марго крепко уцепилась за край, я устроился в середине, но вам-то движение противопоказано, вы статичны. Вместо дурацкого деления людей на мужчин и женщин их следовало бы разбить на два класса — статичный и динамичный. Духовно мы с вами представители разных видов. Однажды я использовал образ колеса в кино. Похоже на правду, верно? Да, зачем я сюда заходил?
— За пилкой для ногтей.
— Ах да, конечно! Нет ничего скучнее и бессмысленнее рассуждений о жизни. Вы меня слушали?
— Да.
— Впредь я, пожалуй, буду обедать один. Пожалуйста, известите прислугу. Меня тошнит от длинных разговоров. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответил Поль.
* * *
Через несколько месяцев, после полуторагодового перерыва, Поль вернулся в Скон. Смерть лишила его документов, но не знаний. Он успешно сдал экзамены и во второй раз был принят в свой колледж. Теперь он носил висячие кавалерийские усы. Усы и природная замкнутость Поля служили отличной маскировкой. Никто его не узнал. После долгих колебаний и размышлений он оставил за собой фамилию Пеннифезер, объяснив капеллану, что в Сконе не так давно обучался его дальний родственник.
— Он плохо кончил, — сказал капеллан. — Это был необузданный молодой человек.
— Он мне очень дальний родственник, — поспешно подчеркнул Поль.
— Да, да, нисколько не сомневаюсь, что дальний. Да вы на него и непохожи. Тот, увы, был вполне дегенеративный тип.
Служитель тоже припомнил фамилию Поля.
— До вас тут жил какой-то мистер Пеннифезер, — покивал он головой. — Джентльмен с большими странностями. Поверите ли, сэр, разденется, бывало, догола и танцует ночью во дворе. А в остальном был милый, добрый человек. У него, видать, не все было в порядке с головой. Что с ним потом случилось, не знаю. Говорят, он умер в тюрьме.
Затем служитель рассказал Полю о студенте из Индокитая, который предлагал старшему куратору
