Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

Я горжусь фирмой «Бент», как ты — Эбботс-Пьюисентс, вот почему я понимаю а тебя. Я не хочу, чтобы тебе пришлось его продавать. Чтобы твой род лишился его после стольких столетий — это позор. Ну вот, таково мое предложение.

— Дядя Сидни, вы очень добры…

Дядя выбросил вперед прямую руку.

— Давай на этом остановимся, если не возражаешь. Сейчас мне ответ не нужен. Я его не приму. Когда вернешься из Кембриджа — вот тогда.

Он встал.

— Очень любезно, что ты пригласил Энид на Майскую неделю. Она в таком восторге! Если бы ты знал, что эта девушка о тебе думает, ты бы задрал нос. А, девушки есть девушки!

Он хохотнул и захлопнул за собой дверь.

Вернон, нахмурившись, остался стоять в холле. Дядя Сидни поступает очень порядочно — исключительно порядочно.

Только он не собирается принимать его предложение. Никакие в мире деньги не оторвут его от музыки.

А Эбботс-Пьюисентс все равно получит, пока не знает как, но получит.

3

Майская неделя!

Вернон и Энид в Кембридже. Вернон выступает также в качестве сопровождающего ее сестры Этель. Так что Бенты окружают его чуть ли не со всех сторон.

Джо сразу же взорвалась:

— Какого черта ты пригласил Энид?

— О, мама так приставала; да ладно, какое это имеет значение.

Для Вернона имело значение только одно. Джо поговорила об этом с Себастьяном с глазу на глаз.

— Неужели у Вернона это настоящее — насчет музыки? Получится ли у него что-нибудь? Или это безумие скоро пройдет?

Но Себастьян был неожиданно серьезен.

— Знаешь, это необычайно интересно, — сказал он. — Насколько я понимаю, то, что собирается сделать Вернон, будет революцией. Сейчас он, так сказать, овладевает основами и овладевает с необычайной быстротой. Это признает старик Кодингтон, холя и фыркает насчет идей Вернона, а также и насчет их осуществимости. Заинтересовался старик Джеффри, математик Он говорит, что верноновские музыкальные идеи — это четвертое измерение.

Я не знаю, пробьется Вернон или его сочтут безобидным сумасшедшим. Грань очень тонка. Джеффри в восторге, но не обольщается. Он вполне справедливо указывает, что открыть нечто новое и протолкнуть его в мир — задача неблагодарная, и не исключено, что открытия Вернона будут признаны через двести лет. Старый чудак. Сидит и строит воображаемые кривые в пространстве.

Но я его понимаю. Вернон не создает новое, он открывает уже существующее. Как ученый. Джеффри говорит, что ему понятна нелюбовь Вернона к музыке в детстве: для его уха незавершенная музыка — то же, что недорисованная картина. Получается искаженная перспектива. Для Вернона она звучит также, как для нас — примитивная музыка дикарей. Нестерпимый диссонанс.

Джеффри полон странных идей. Заговори с ним про кубы, квадраты, другие геометрические фигуры и скорость света — и он прямо с ума сходит. Он переписывается с одним немецким парнем по имени Эйнштейн. Самое поразительное: он ни чуточки не музыкален, но видит — или говорит, что видит, — все, чего добивается Вернон.

Джо погрузилась в глубокое раздумье.

— Ну что ж, — сказала она наконец, — я не поняла ни слова, но, похоже, Вернон может добиться успеха во всем этом.

Себастьян был сдержан.

— Я этого не говорил. Возможно, Вернон — гений, тогда совсем другое дело. Гениев обычно не признают. А может быть, он слегка помешался. Когда он говорит о музыке, то временами кажется сумасшедшим. Но у меня такое чувство, что он прав, что, как ни странно, он знает, что говорит.

— Ты слышал о предложении дяди Сидни?

— Да. Вернон легкомысленно отвергает его, а это хорошее дело.

— Ты хочешь, чтобы он его принял? — ощетинилась Джо.

Себастьян остался раздражающе спокойным.

— Не знаю. Надо подумать. У Вернона могут быть замечательные теории музыки, но еще не факт, что ему удастся осуществить их на практике.

— Ты выводишь меня из себя. — Джо отвернулась.

В последнее время Себастьян ее раздражал — слишком уж он холоден и расчетлив. Если у него и был энтузиазм, он его тщательно скрывал. Для Джо энтузиазм сейчас был самой необходимой вещью в мире. Неравнодушная к проигравшим, к меньшинству, она была пылким защитником слабых и угнетенных. А Себастьяна интересовал только успех! Она винила его в том, что он ко всему подходит с денежной меркой. Время, которое они проводили вместе, уходило на беспрерывные перебранки и борьбу.

Вернон тоже отдалился от нее. Музыка была единственным, о чем он хотел говорить, причем о тех ее сторонах, которые Джо были совершенно незнакомы. Его занимали инструменты — пределы их возможностей, сила звука, — однако скрипка, на которой Джо умела играть, интересовала его меньше всего. Джо была не подготовлена к разговору о кларнетах, гобоях, фаготах. А для Вернона, казалось, нет в жизни ничего важнее, чем сдружиться с музыкантами, играющими на этих инструментах, чтобы хоть сколько-нибудь дополнить теоретические знания практикой.

— У тебя нет знакомого фаготиста?

Джо ответила, что нет.

Вернон сказал, что она бы тоже могла быть ему полезной и подыскать себе приятелей-музыкантов.

— Даже английский рожок подойдет, — снисходительно сказал он.

Он провел пальцем по ободку полоскательной чашки. Джо передернулась и заткнула уши. Звук усилился. Вернон мечтательно улыбался, с наслаждением прислушиваясь.

Себастьян отобрал у него чашку, и Вернон стал слоняться по комнате и на пробу позванивать в разные бокалы. Одобрительно сказал:

— В этой комнате полно стекла.

— Тебя бы на корабль — склянки отбивать, — сказала Джо.

— Может, удовлетворишься колокольчиками и треугольником? Добавь еще небольшой гонг, — сказал Себастьян.

— Нет, — сказал Вернон. — Мне нужно стекло. Соединим венецианское и ватерфордское… Я рад, что у тебя такие прекрасные вещи, Себастьян, но нет ли у тебя простых стаканов, чтобы их можно было разбить? Вдребезги. Замечательная штука — Стекло!

— Симфония бокалов, — фыркнула Джо.

— Почему бы и нет? Человек дернул туго натянутую жилу и услышал жалобный звук; другой подул в тростинку, и ему это понравилось. Интересно, когда впервые придумали делать вещи из меди и металла? В каких-нибудь книгах это есть.

— Колумб и яйцо[772]. Ты и Севастьяновы бокалы. Почему не грифель и не грифельная доска?

— Ну, если найдешь…

— До чего забавно! — хихикнула Энид.

На этом разговор прекратился — по крайней мере, на время.

Вернону не мешало ее присутствие. Он; был слишком захвачен своими идеями, чтобы замечать остальное. Энид и Этель могут смеяться сколько угодно.

Но его тревожила утрата гармонии с Джо и Себастьяном. Они трое всегда были заодно.

— Не вяжется с обликом Джо эта выдумка — «жить своей собственной жизнью», — сказал Вернон другу. — Она все время шипит, как рассерженная кошка. Не понимаю, почему