Куявия - Юрий Никитин

Он резко отвернулся, кивнул Щецину, тот подошел с непривычной для него суетливостью, вместе пошли через лагерь, заново осматривая место боя, оценивая урон. Щецин повторял за спиной Аснерда причитающим, совсем не артанским голосом:

– Волин… Волин!.. Аснерд, это же Волин…

Аснерд громыхнул:

– Я знаю, вы с ним прошли столько войн и всегда были непобедимы в паре… Но я тоже друг Волина. И мне горько, как и тебе. Больно и горько. Крепись… Мы должны все перенести. Перемочь и победить!

Щецин прошептал потрясенно:

– Как они… решились? Я в это не поверю! Это колдовство! Это подлое колдовство!

Аснерд ступал медленно, осторожно, везде темно-красные лужи, артанская кровь пламенеет на всех камнях, не впитывается, а мелкие трещины в сплошной каменной плите уже заполнились, покрываются коричневой корочкой. Убитые по большей части с искаженными ужасом лицами, тем самым ужасом, что возникает в момент, когда острая сталь рассекает горло, пробивает череп или крушит шейные позвонки. Некоторые убиты коротким и точным ударом узкого ножа в глазницу, эти не успели даже испугаться, лежат со спокойными лицами, жутко смотреть, когда из глазниц все еще сочится алая жижа.

– Что там за люди? – вопрошал Щецин. – Аснерд, ты с ними общался!

Аснерд вспомнил чистое светлое лицо Иггельда, пробормотал с горечью:

– Птенчик вспомнил, что он птенчик орла.

– А мог бы и не вспомнить, – сказал Белозерц. – Возился бы со своими ящерицами… Это мы заставили в нем проснуться орла, да?

– Да, – ответил Аснерд. Голос его стал тверже. – Да, теперь это орел. Но и мы не жирные гуси. Посмотрим, что сможет орел против артанского льва!

Он говорил нарочито бодро, но в животе холодная тяжесть. Сотни артан полегли глупо и позорно. Вдобавок по всей Куявии станет известно, что артане напали на лагерь союзников и всех перебили. И хотя он примет все меры, чтобы это не вышло из лагеря, но все равно станет известно, знает по горькому опыту, что хорошую весть надо тянуть, как каменную глыбу, а дурная летит сама даже навстречу ветру.

Самое страшное – катапульта сгорела целиком и полностью. Когда ее бросились гасить, там уже оставалась пара головешек да щедрая россыпь горячих углей, на которых можно испечь быка. Последняя катапульта! Теперь снова просить Придона, чтобы прислал еще. И еще. Придон пришлет, ничего не скажет, сам понимает, какой позор переживает он, Аснерд, великий военачальник и опытнейший воин. Но от этого не легче, что Придон понимает.

За ними двумя пристроились Фриз и Улан, молодые, но опытные военачальники. Оба шли на пару шагов позади, Аснерд чувствовал их вопрошающие взгляды.

– Наши воины угнетены, – донесся унылый голос, Аснерд узнал Фриза. – Ничего на свете не страшимся, но колдунов побаиваемся… Потому и всюду истребляем! Сейчас же в стане только и разговоров, что о колдунах. Вроде бы заполнили незримо всю Долину, портят оружие, насылают слабость…

Улан фыркнул:

– Еще бы не слабость! Протрясешься ночь в полусне, кровь стынет от холода, утром едва разгибаешь застывшую спину. Я сплю в шатре, все равно меня трясет… А жечь костры на всех – дров не хватит. Здесь и так уже вырубили и сожгли все, даже кустики.

– Не говоря о том, – добавил Фриз похоронно, – что ночью драконы могут опускаться совсем низко. И камни попадают уже точно. .

Аснерд сцепил зубы. Эти камни с драконов – вроде бы ерунда, два-три человека могут убить за ночь, для десятитысячного войска это незаметно, но люди в небо смотрят с ужасом. Одно дело в битве, когда смерть лицом к лицу, когда можешь погибнуть, но можешь и победить, а здесь ужас от неизбежности. Сидишь себе у костра, греешься, и сверху падает глыба. Хорошо, если убьет сразу, но может убить лишь твоего лучшего друга, а тебя искалечит, оставит жить ползающим уродом с перебитыми ногами.

– Одно только благо, – сказал он раздраженно, – наши воины перестанут исчезать близ куявского стана этих проклятых союзников!

Военачальники переглянулись. В последние дни в самом деле одинокие артане, что пробовали поохотиться среди скал, исчезли бесследно. Вчера отправили целый отряд на их поиски, никто не вернулся.

Иггельд с военачальниками сидели за большим столом в нижнем зале, Пребрана устроила для них небольшой пир, на столе блистали выпуклыми боками чаши с хорошим вином, под стенами полыхали оба очага, там жарилось, пеклось, по всему помещению поплыли аппетитные запахи жареного мяса с луком, крепкого вина, везде витал тонкий пьянящий аромат победы.

Князья Цвигун, Северин, Иствич и знатнейшие беры выглядели, на взгляд удивленного Иггельда, странно одинаковыми. Потом сообразил, что именно их сделало похожими: блестящие возбуждением глаза и ликующие лица. Всех распирает от гордости, ведь не просто дали бой артанам и уцелели, а сами явились в их лагерь, устроили резню, спровоцировали истребление их же союзников, а потом, пьяные от пролитой крови, вернулись с победой!

Он поерзал в неловкости: смотрят в самом деле как на вождя. Сперва, понятно, покорялись, помнят его вспышку ярости, когда казнил Белга, самому вспоминать гадко, теперь же глядят так, будто и в самом деле верят, пойдут за ним, уже не переспрашивая. А это еще хуже, лучше бы спорили, переспрашивали, не так страшно, когда переубедил, а не заставил…

Князь Цвигун с чашей в руке, стоя, говорил, как они пошли и всех побили, и хотя все это знают, участвовали, но слушали с удовольствием, добавляли, а когда он закончил, вскочили с мест и потянулись с чашами через стол к Иггельду. Звонко стукнулись медными краями. На стол щедро плеснули вином – дар богам за победу. От Иггельда потребовали ответной речи, и в это время через распахнутое окно донесся звук боевой трубы.

Иггельду это ничего не говорило, труба и труба, но князь Северин прислушался, сказал со значением:

– Просятся на переговоры!

Князь Иствич тоже прислушался и добавил:

– От них один человек…

А Онрад сказал с удивлением:

– Ого, просится к нам! Ну и наглые…

Иггельд сказал торопливо:

– Надо идти. Кто бы это ни был, надо послушать. Может, решили сдаться?

– И вообще побросаются в пропасть, – добавил Иствич чересчур серьезным голосом, – чтобы нам не возиться?

Со смешками поднимались, Иггельд едва не выскочил бегом, труба переговорщика спасла от речи в ответ на похвальбу князя.

К дому уже бежали двое гонцов, еще издали размахивали руками. Князь Северин крикнул весело:

– Да слыхали, слыхали!.. Небось сам Аснерд трубил? Рев такой, что и на другом конце Долины слышно.

– Аснерд, – подтвердил гонец. Он смотрел на Иггельда влюбленными глазами. – Он там, внизу… Хочет говорить с самим Иггельдом, он так и сказал.