Просроченный долг - Йожеф Лендел

что к главному герою нужно было бы многое добавить. — Потому что так для читателя он только «загадочен». Я хотел бы большего, через умолчание — всё же показать. Нужно еще много вложить труда. <Приписка 12.Х11: Снова готов.>

* * *

Основная тема, которую еще стоило бы затронуть, — чем жива надежда.

Это решающий вопрос нынешней атомной эпохи, и каждый отвечает на него — тем, что живет. Но должен отвечать и тем — что мыслит.

11 мая 1960 г.

<_> тематические воспоминания — да! За мемуары приниматься нельзя.

Не хватает откровенности.

13 июня 1960 г.

Ни в коем случае не техника.

Теперь я должен писать каждую свою — даже большую по объему — вещь так, чтобы в ней было всё, что я способен сказать, так или иначе — только я способен. (Принимая во внимание мой возраст.)

Нужно писать в расчете на то, что эта моя последняя вещь — немного завещание.

29 июня 1960 г.

Как это получается? Нет ли какой-то существенной «физической» разницы между коммунистами 45-го года и до 45-го?

И не это ли увидел Сталин, истребивший цвет старых большевиков? Потому что можно было предположить, что если они когда-то посмели бунтовать против государственной власти, то могут поднять голос и против него — и кое-что другое. Ракоши тоже преследовал «испанцев»(То есть венгерских участников гражданской войны в Испании.) (исключение здесь в самом деле подтверждает правило!). <.>

Не сомневаюсь в добросовестности, порядочности новых коммунистов — о мошенниках сейчас речи не идет — но это, вроде бы, в большинстве случаев, достоинство законопослушного гражданина, а не революционера. В этом «органическая» разница. Даже если они не проходимцы.

Конечно, есть среди них — много — убежденные коммунисты, подходящий для революционера материал. Но опять же, не исключения ли это из правил?

(Кстати, меня спасло то, что в Москве я скрывал свой интерес к политике, прикидывался человеком без убеждений, который хочет хорошо жить и приехал в СССР в поисках тепленького местечка.)

30 сентября 1960 г.

Писать роман? В свои 65 я шахматист в цейтноте…

И, может, поэтому мне нужно хорошо спланировать, что я могу охватить своей сетью, что могу поймать в реке времени — и всё же оставить живым. То есть план, календарь, точный пункт назначения — если не будет времени — каждая глава — законченная история, сработанная как новелла.

Где начать? Где кончить? Что выпустить?

31 декабря 1960 г.

В будущем году я хочу — хотя бы — начать еще одну большую книгу.

13 апреля 1961 г.

Странное 12-е апреля. Я, литератор, в три четверти седьмого включаю телевизор, хочу посмотреть на Эндре Иллеша (Эндре Иллеш (1902–1986) — писатель, драматург, критик, с 1957 г. был директором издательства «Сепиродалми».), который должен читать рассказ.

И тут узнаю, что человек полетел в космос и возвратился живым. Для меня это началось тогда, когда об этом знал уже весь мир, когда мировой эфир заполнили чрезвычайные выпуски и радиосообщения, поэты сочиняли стихи, ученые делали заявления, политики поздравляли, девушки влюблялись, и дети завидовали только Юрию Алексеевичу Гагарину. «Предыстория человечества закончилась, и началась история человечества», — процитировал один выступающий высказывание Дюлы Хевеши — очень красивое.

Этот день «отмечен» тремя большими сенсациями: полет человека в космос в Советском Союзе, процесс Эйхмана в Иерусалиме, чемпионат мира по пинг-понгу в Пекине. — Поистине разнообразная программа…

Но, кроме главных номеров, продолжаются бойня в Конго, война в Лаосе, пьяница бьет жену, рождаются дети и зачинаются дети, молодые посевы на полях ждут дождя, полупарализованный скульптор левой рукой рисует на бумаге эскиз своего нового произведения (Речь идет о скульпторе Бени Ференци (1890–1967).), пекари вынимают из горячей печи булки, а туберкулезники харкают кровью.

И из всего этого всё же, возможно, будет мир. Пьяные всякого рода протрезвеют, на посевы прольется дождь, и человек осознает самое большое чудо — что он человек!

14 апреля 1961 г.

Телевидение впервые показывает Москву. На аэродроме Внуково встречают Гагарина. Как прямо, как легко, с уставной выправкой он идет от самолета к трибуне и как рапортует!

Но лучше всего — Хрущев. И не тогда, когда обнимает его, целует, и даже не тогда, когда утирает слезы. А потом, когда защищает, как квочка цыпленка, чтобы парня не задушили в объятиях, когда помогает ему принимать цветы и несет их за ним, когда, передав дальше цветы, охраняет, чтобы толпящиеся вокруг не затолкали. И как хорошо всё организовали. Тут же вся семья.

Хрущев, после Ворошилова и Брежнева, подводит его к родным и только потом к другим членам правительства, дипломатам, делегациям. Речь Хрущева тоже умная и хорошо построенная. Мир! Разоружение и контроль! Мы — интернационалисты. Не сомневаемся, что и другие достигнут таких же результатов. В каждом слове звучит спокойная уверенность.

Может быть, наконец, никто не думает, что наша слабость — причина того, что мы хотим жить, победить — мирно.

20 апреля 1961 г.

Возможность совершенного одиночества — это предпосылка радости от общественной жизни.

Не коммунальная квартира — школа общественной жизни, и не переполненный автобус ведет к человеческой близости.

Равно как, не сидя на корточках в латрине (Отхожее место (устар.) — общественные уборные, нужники тюрем.), мы любим красоту человеческого тела.

* * *

Если у меня спросят — никто не спрашивает, — почему я пишу?

«Потому что чувствую необходимость поведать», — ответил бы я. Я думаю, что знаю что-то и знаю так, что передать это — мой долг. Факт, что я остался писателем, подтверждает это еще сильнее, чем то, что с детства я хотел быть писателем и стал писателем в юности.

23 апреля 1961 г.

Из всех человеческих неудовлетворенностей единственно конструктивно — стремление быть удовлетворенными собой. И это не богатство, к самоуважению должен вести не бесчестный путь, потому что этот путь — тупик.

Мы можем делать только то, чего никогда не придется стыдиться! Другое — нет! Идти на сделку с совестью? Нет! Головой прошибать стену? Нет! Но пробить стену! И не головой другого!

4 мая 1961 г.

Я думаю, что современная молодежь ничуть не хуже, чем были мы в нашей молодости, по крайней мере, не «хулиганистей».

И больше верит нашей стариковской болтовне, чем мы в свое время.

А если и хуже? В конце концов, мы получили в подарок от наших беспомощных отцов всего лишь «маленькую» мировую войну, а они от нас — тотальную, Вторую.

А потом мы удивляемся, что они нас не уважают.

20 мая 1961 г.

Глаза

Глаза человека, глаза скотины, которую ведут на бойню. Глаза лошади, когда она узнает, что ее продали