День помощи - Андрей Завадский

Аркадий понимал, чем грозит России разрыв отношений с Америкой и Европой. Избежать хаоса, и вполне вероятно, гражданских войн, скорее всего не удастся. Сейчас Швецов производил впечатление жесткого лидера, склонного к радикализму, но в оказавшейся в полной блокаде, нищей и голодной стране найдутся еще более радикальные вожаки, которые тут же ринутся в борьбу за власть. Это, кроме всего прочего, будет означать и потерю власти им самим, Аркадием Самойловым. Министр привык к власти, привык, что от его слова зависит очень многое в целой стране, хотя при нынешнем президенте его мнение стало значить все меньше и меньше буквально с каждым днем.

Наконец, Самойлов решительно потянулся к телефону, по памяти набрав номер. Он все еще сомневался в том, как должно поступить, и решил посоветоваться, благо оставались еще люди, умные и рассудительные, те, кому можно было доверять.

– Юрий, – трубку подняли после второго гудка. Премьер-министр не стал представляться, будучи уверен, что собеседник узнает его по голосу. – Здравствуй, Юрий. Ты не мог бы уделить мне пару часов? У меня возникла серьезная проблема, и мне сейчас очень нужен твой совет. Нужно встретиться лично. Это очень важно, и ты сам все поймешь, когда мы увидимся.

Глава 9

Расстановка сил

Баренцево море – Пентагон, Арлингтон, Виржиния, США – Вашингтон, США

16 мая

Лихо скошенный форштевень крейсера легко разрезал тяжелые волны, и корабль, красавец-атомоход водоизмещением более двадцати шести тысяч тонн, невзирая на стихию, своевольную и способную быть смертоносно яростной, упорно двигался к скрытой за горизонтом цели.

Этот ракетный крейсер, на гафеле которого реял, терзаемый порывами встречного ветра, Андреевский флаг, можно было назвать кораблем сложной судьбы. Сошедший на воду ракетоносец, как и многое из того, что создавалось руками русских мастеров, вполне заслуживающий титула "уникальный", получил имя "Юрий Андропов" – в честь лидера державы, переставшей существовать спустя лишь два года.

Исчезла, распавшись на множество осколков, страна, и стали неактуальны былые герои. И потому крейсер, даже не успевший вступить в строй, получил новое имя – "Петр Великий". Кто-то счел его более подходящим, ведь такой величественный и мощный, возможно, самый мощный в мире, корабль вполне заслуживал того, чтобы увековечить память первого императора, создателя российского флота. В прочем, хватало у этой идеи и противников.

Но что в имени, ведь все так же продолжало биться ядерное шестисотмегаваттное "сердце" ракетоносца, наполняя его энергией. А под палубой, защищенные броней, дремали, в любой миг готовые огненными стрелами сорваться в полет, грозные ракеты "Гранит".

Сверхзвуковые самолеты-снаряды, способные преодолеть пятьсот пятьдесят километров, были главным калибром крейсера, и всякий раз, когда корабль выходил в океан – а это случалось все реже и реже в последние годы – моряки, что служили под звездно-полосатым флагом, не могли побороть в себе волнение. Вот и сейчас грозный "убийца авианосцев" уверенно рассекал вздыбливавшиеся, будто горные хребты, волны, и на мостике его находился человек, готовый без лишних колебаний отдать приказ открыть огонь, приказ, которого он ждал всю жизнь.

– На румбе? – Капитан первого ранга Еремин вошел в помещение центрального поста, ответив на четкое приветствие находившихся там офицеров.

– На румбе двести, товарищ капитан, – браво доложил рулевой.

– Изменить курс. Приказ командующего соединением следовать курсом двести десять. Перед нами поставлена задача вернуться в прежний район патрулирования и продолжить наблюдение за действиями американцев. Наша цель – авианосная группа ВМС США во главе с атомным авианосцем "Теодор Рузвельт"

Рулевой крутанул штурвал, и атомный ракетный крейсер, оставляя за собой медленно таявший пенный след, шрам на теле могучего океана, развернулся, будто нацелившись на находившиеся где-то там, за линией горизонта, чужие корабли. В прочем, так оно и было.

Еремин вышел с мостика, выбравшись на свежий воздух. В лицо ударили соленые брызги, долетавшие даже до открытой галереи, опоясывавшей надстройку. Что ж, кому-то, наверное, милее было жаркое солнце Лазурного берега или, хотя бы, Сочи, но капитан первого ранга Виктор Еремин не чаял жизни без пропитанного солью ветра, бичом хлеставшего по гладко выбритым щекам. И рокот океана, под который он засыпал, еще будучи ребенком, ласкал слух офицера лучше, нежели шелест пальм.

– Товарищ капитан, – вахтенный офицер, отважившись покинуть свой пост на мгновение, встал рядом с Ереминым, облокотившись на леерное заграждение. – Товарищ капитан, что означает новый приказ? Мы как будто готовимся к войне с американцами. Что значит, наблюдать за их действиями?

Палуба под ногами офицеров чуть заметно вибрировала, и виной тому были отнюдь не волны. Просто где-то в недрах громадного, уступавшего только авианосцам – и то не всем из них – крейсера быстрые нейтроны неустанно дробили, разбивая на элементарные частицы, атомы урана, высвобождая ту самую энергию, что лежит в основе этой вселенной, энергию, без которой немыслимо само существование нашего странного и такого несовершенного мира.

– Я знаю не больше вашего, товарищ капитан третьего ранга, – покачал головой Еремин. – Несомненно одно – мы направляемся наперехват американской эскадры, и я даже не хочу загадывать, что будет, когда мы сблизимся с ними хотя бы на сотню миль.

Действительно, соединение, словно подстегнутое командой с далекой суши, разом выполняло маневр, ложась на новый курс. Следовавший в центре ордера разведывательный корабль "Урал", тоже атомоход, тоже уникальный, более того, единственный в своем роде, не нес тяжелого вооружения, но его радиоэлектронные системы были подчас опаснее любых ракет. "Петр Великий" держался по правому борту от него, а левый фланг прикрывал большой противолодочный корабль "Адмирал Чабаненко", выполнявший свои прямые обязанности, то, ради чего живет эскортный корабль, и составлявший вместе с остальными судами мощный ударный кулак. Кулак, способный, если потребуется, больно врезаться в скулу надменных янки.

"Петр Великий" был способен развивать скорость до тридцати одного узла, и, не сбавляя ее, преодолеть так несколько тысяч миль. Но сейчас ракетный крейсер шел лишь на восемнадцати узлах, подстраиваясь под одного из своих спутников – "Адмирала Чабаненко", энергетическая установка которого питалась банальным соляром.

– Не думаю, что нам предстоит бой, – с сомнение, не испытывая достаточной уверенности в своих словах, произнес Еремин, обращаясь к своему подчиненному. – Просто кто-то в Кремле хочет показать всем, что наш флот еще существует.

Не один только "Петр Великий" в эти минуты менял курс, на всех парах устремляясь навстречу армаде американцев, от кораблей которых стало вдруг тесно в Атлантике. Об этом Еремин точно не знал, но догадывался – все же настоящий офицер должен уметь не только выполнять команды, но еще и думать.

– Черт, если схлестнемся с янки, нам придется не сладко, – скривился вахтенный. – Только один авианосец обладает колоссальной мощью, а ведь есть еще и эскорт. Полсотни палубных истребителей – это серьезно!

– Они сломают зубы о нашу оборону, если посмеют атаковать. Пусть только сунутся!

Капитан Еремин верил в свой корабль. Под палубой дремали не только мощные "Граниты", но и зенитные ракеты "Форт-М" и "Кинжал", щерились в небо связками стволов и пусковыми контейнерами ракетно-артиллерийские комплексы "Кортик", разумеется, тоже уникальные и лучшие в мире. А это означало, что воздушный удар обречен на провал. Во всяком случае, зенитных ракет вполне хватит, чтобы сдержать врага и выиграть время для ответного, пусть и предсмертного удара. Хватало неприятных сюрпризов и для противника, решившего бы затаиться на глубине.

– Не знаю, что нам предстоит, – жестко произнес Еремин. – Но будьте готовы ко всему, будьте готовы встретить свою судьбу стоя, а не на коленях. Помните, что вы офицер, и не смейте запятнать позором свой мундир и свою честь. Мы будем драться, если придется, и заставим надолго запомнить себя. А теперь, товарищ капитан третьего ранга, марш на пост! Продолжать несение вахты!

Разумеется, полностью поглощенный службой Виктор Еремин, а равно и контр-адмирал Соломин, командующий оперативным соединением, не могли знать, что их скромные персоны – пускай и опосредованно – вспоминают не абы где, а в Вашингтоне, в известном на весь мир здании Министерства обороны США. Наверное, стань это известно офицерам, они все же ощутили бы некоторое чувство гордости. Хотя, возможно моряки и не придали бы этому значения – хватало иных забот, да и не одного только Соломина вспоминали в эти часы заокеанские полководцы. У них тоже забот было в избытке.