Проклятые поэты - Игорь Иванович Гарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему поэты экстаза – пессимисты? Немудрено: из такой поэзии не возвращаются целыми. Леопарди, Байрон, Клейст, другие романтики уже знали цену пения – безысходность и тоску. Даже Гёльдерлин, для которого поэзия – последний приют, возвратился из нее израненным и безумным. «Я не могу оставить без исцеления рану, которую он нанес моему разуму».
Миф о Рембо
Прост как девственный лес и прекрасен как тигр.
П. Верлен об А. Рембо
Мы не знаем больше, был ли он прекрасен или безобразен, был ли он садистом, мазохистом или садо-мазохистом; поэтом, «архипоэтом» или, скорее, «антипоэтом»… Мы не знаем больше, что читать в каждом его тексте.
Р. Этьембль
Странный, магический и рано созревший пророк; ангел и демон; литературный Христофор Колумб; паломник бесконечной трансцендентности, мистического садизма; молодой Антихрист; Новый Мессия; йог и т. д. Вот Рембо. Он беседует со своей душой, этот метеор, этот Вечный жид, этот адский жених и безумная дева одновременно.
Р. Клозель
Миф о Рембо всегда останется мифом: разве можно разобраться в молнии? Схемы бессмысленны: абсолютная неповторимость – «О мое Богатство! Мой мир красоты!». Конечно, можно обнаружить влияния Бодлера, Банвиля, раннего Верлена (Изидор Дюкасс – сверстник), еще глубже – Гонгоры, Бертрана, Гёльдерлина, Шодерло де Лакло, Клейста или Китса, но могут ли быть пастыри у непоследовательности, путеводители – у льющейся метафоричности, наставники – у хаоса?
Рембальдистике еще предстоит создать мифы об ангельском мальчике, гении-подростке, отказавшемся от самого себя – «Рембо, ты себя недостоин…», – но и первых попыток более чем достаточно: от строителя замков из слоновой кости до берришоновского Заратустры – колониста-конквистадора: Берришон, Бернар, Бретон, Кулон, Зайед, Чадвик, Фондан, Этьембль, Гоффен, Адан, Гоклер, Ривьер, Делаэ, Изабелла Рембо, Аккет, Карре, Рюшон, Клодель, де Лакост, де Реневилль, Лакамбр, Старки, Галь… Хотя творчество Рембо охватывает лишь несколько лет жизни и умещается в одном томе, о нем написаны тысячи и тысячи работ…
Ясновидец, бродяга, гений-монстр, прóклятый-поэт, демон, enfant terrible, святой, жаба, шарлатан, добрый самаритянин, пятый евангелист, «Шекспир в детстве», Орест, Жюльен Сорель, Вийон, Фауст, Пер-Гюнт, Адам, Иоанн Креститель, Иезекииль, Исайя, Мессия, Иисус, Дьявол, Бог…
П. Берришон видел в нем святого, П. Клоделя он вернул к религии, для Карре был аморалистом и атеистом, Фонден называл его подозрительным и развратным проходимцем, Лакамбр – опасным психопатом…
Осенью 1891 г. парижские литературные кружки-кафе бурлили пересудами о поэте, чьи стихи потрясли основы французской поэзии. Имя нового гения – Артюр Рембо, и даже те, кто не видел его, говорили о нем, как о легенде. Одни утверждали, что знали его немного, пока он жил в Париже, куда приехал из провинции и откуда почти сразу исчез, не оставив следа; другие вспоминали о нем как о дерзком, крайне нетерпеливом юноше с некими демоническими чертами характера, не терпящем никаких возражений, или как о самоуверенном мужлане, вынашивающем честолюбивые идеи покорить Париж.
Однако были и совершенно противоположные мнения: юный поэт был мальчиком-ангелом, слишком хрупким и чувствительным, чтобы переносить жестокость этого мира.
Некоторые воскрешали в памяти появившуюся в 1872 г. в одном из парижских журналов заметку, посвященную его первому выступлению в Парижском Одеоне. Некто Эдмонд Леплетье, редактор отдела хроники, писал о том, что в перерыве между выступлениями он видел, как «Поль Верлен протягивал руку замечательному человеку – мадемуазель Рембо».
Рембо ушел из жизни малоизвестным поэтом и лишь в начале XX века был признан одним из творцов новой французской поэзии, оставаясь человеком-мифом. «Можно приблизиться к Рембо, но нельзя коснуться его», – писал английский исследователь его творчества.
Несмотря на бесконечные исследования его жизни и творчества, невзирая на обилие вновь открытых фактов и документов, Рембо был и остался таинственным гением, таинственным вдвойне – своей жизнью и своей поэзией, своим началом и своим концом.
Судьба Шарлевильского соловья чем-то сходна с трагедиями Гёльдерлина, Дебеля, Жарри, Рильке, Кафки, Жерара де Нерваля, Гильвика…
Дети нелепости и несчастья…
Дитя несчастного брака, Артюр родился в семье, распавшейся, когда ему исполнилось шесть лет. Его отец, армейский капитан, вскоре после рождения сына участвовавший в Крымской войне, обладал капризным и прихотливым характером, вместе с которым он передал сыну непоседливость, страсть к языкам и, возможно, психическую неуравновешенность. Дочь крупных землевладельцев, мать будущего поэта отличалась деспотическим нравом, непомерным ханжеством и корыстолюбием. Позже сын характеризовал ее неумолимой и бессердечной, но, если в душе каждого человека ведут сражение Бог и Дьявол, то в Артюре всю жизнь сражались отец и мать – крайности их характеров наложили тяжелый отпечаток на судьбу сына. Он рос замкнутым и раздражительным вундеркиндом, и явственные признаки аутизма крайне затрудняли человеческие отношения с этим неуживчивым человеком.
Выдающаяся одаренность юноши вкупе с его тяжелым характером дали основание директору гимназии пророчески заявить:
– Рано или поздно этот мальчик заставит заговорить о себе, это будет или гений добра, или гений зла.
Другой, видимо, еще более проницательный учитель, предрек, что Артюр кончит плохо.
Большое влияние на становление юноши оказал молодой учитель гимназии Жорж Изамбар, принявший живое участие в его судьбе и первым обнаруживший в мальчике «глубокий ум и подлинно лирический трепет». Учитель познакомил Артюра с книгами Вийона, Бодлера, Гюго и предоставил в его пользование свою библиотеку. Мне трудно согласиться с бытующим мнением, что мятежность Рембо внушена ему учителем, но последний действительно снабжал его «социалистической» литературой, включая книги Сен-Симона и Прудона.
Судя по всему, мальчик с лицом херувима обладал характером «падшего ангела» и какой-то глубинной тягой к бродяжничеству, превратившей всю его жизнь в бесконечные скитания. Задыхаясь в захолустной атмосфере шарлевильской провинции, наслушавшись домашних разговоров о доходах, деньгах, ренте, мальчик внезапно убегает в Париж и, естественно, оказывается в каталажке. Все заботы по возвращению «блудного сына» берет на себя Жорж Изамбар, оставивший «для истории» краткую зарисовку домашней встречи: «И обычно не слишком обходительная мамаша Рембо задала своему вундеркинду чудовищную взбучку, а на меня обрушилась с бранью…»
Юному импровизатору с редкостным поэтическим даром была уготована судьба Голодаря. Его мать не была Моникой для Августина, дух сына мало тревожил ее. «…И в его душе копилось тяжелое недовольство и отвращение к ней».
И вот закрыла Мать предначертаний том
И, гордо удалясь, не думала о том,
Что в голубых глазах и подо лбом с буграми
Ребенок, сын ее, скрыл отвращенья пламя.
