Древний свет - Мэри Джентл

— У меня в Башне все-таки есть ученики. — Рурик Чародей подняла голову, внимательно посмотрела на окна верхнего этажа, на небо в дневных звездах, и мигательные перепонки неспешно прикрыли ее желтые глаза. Она прислонилась спиной к стволу зику . Немного отросшая грива, отброшенная назад со лба, открыла сморщенный шрам клейма изгнания.

Словно почувствовав мой взгляд, она улыбнулась, и глаза ее прояснились.

— Вы думаете, я сошла с ума, придя сюда? Маленький аширен и л'ри-ан не знают меня, а в городе я всегда ношу маску. Вашим С'аранти , конечно же, все равно, кто я. — Она сделала своей единственной рукой приглашающий жест, и я села напротив. — Есть ли здесь, в Резиденции, кто-нибудь, кто мог бы меня беспокоить?

Думая вслух, я сказала:

— Патри Шанатару из Харантиша, но, думаю, он никогда не встречался с вами… и не слышал о вас. Потом… Рурик, здесь Хал, Халтерн Бет'ру-элен.

Уроженец Топей посмотрел на нее чрезвычайно недвусмысленным взглядом, означавшим «Что я говорил», какого я никогда не видела прежде у этого ортеанца. Он повернулся к нам спиной, внимательно глядя на арочный вход во внутренний дворик, и в каждой части его похожего на скелет тела угадывалось осуждение. Рурик стала разливать вино из зиира . Выражение ее лица изменилось. Она мягко сказала:

— Я увижусь с Халтерном, прежде чем уйти.

— Рурик…

— Нет, — сказала ортеанка. — Если бы я была Рурик, меня бы здесь не было. Я здесь потому, что я Чародей, и потому, что с незапамятных времен Чародей обладал некоторым влиянием на семьи-хайек … и даже, может быть, на Народ Колдунов из Кель Харантиша.

Сидя там, я ясно слышала шум города, голоса молодых ортеанцев на кухне и как кто-то вдалеке распевал одну из атональных песен Дадени. Было жарко, пыльно, и я подумала о том, насколько сильнее жара и бесплоднее земля к востоку отсюда, в Мелкати, где воины Калил и партизаны из хайек ждут кораблей, идущих под парусами, надутыми юго-западным ветром.

— Когда вы покинули Башню?

— Неделю назад… нет, восемь дней, — поправила она себя. — Мои люди доставили мне сообщение о кораблях хайек в Архипелаге и слухи о том, что Морврен, вероятно, подвергнется нападению. Что, как я считала, могло произойти. Потом я получила сообщение от Аннекта, из Кель Харантиша. Он передал, что город опустел, все линии крови ушли, ускользнули на джатах Побережья в ночные часы; Калил бел-Риоч, претендующая на то, чтобы быть Сантендор'лин-сандру, исчезла из Кель Харантиша…

Она подняла бокал с зииром и отпила из него, поставила на стол и вытерла губы запястьем. Ее темное лицо выражало язвительную иронию.

— Я оставила Башню, чтобы прийти и спорить с Народом Колдунов из Харантиша — глупый поступок, не сомневаюсь, но что еще я могу сделать? Я Чародей. Все оружие, какое у меня есть, — это слова. Какое оружие может быть у Калил бел-Риоч — вот что страшит меня. Подозреваю, что у нее ни чего нет, но разве я не могу рискнуть?

В этот момент мне стало кое-что ясно. Я подождала, что бы наши взгляды встретились, и сказала:

— Я не собираюсь говорить вам, что вы поступили разумно, вернувшись в Таткаэр. В особенности, когда четыре пятых причины вообще отсутствуют. Дело в том, что Сто Тысяч подверглись нападению — я права?

Она подняла заостренный подбородок и посмотрела на меня с высокомерием Ста Тысяч; это был взгляд Далзиэлле Керис-Андрете — Т'АнСутаи-телестре . Все добродушие исчезло, и она сказала:

— Что дает вам основание думать, будто вы обязаны мне что-то говорить?

— Не знаю. Я никогда не могла говорить вам многого. Во всяком случае, вы не стали бы слушать.

Ее поджатые губы невольно подергивались, она умышленно посмотрела в сторону, на окна верхнего этажа, а затем засмеялась, запрокинув назад голову, и выругалась:

— АмариС'арант ! И все вы, обитатели другого мира, лишенные Матери…

— Вы слишком отчаянны. Вы слишком рискуете.

— Не более, чем кто-либо другой. — Темнокожая ортеанка сидела, покрытая пятнами тени: свет блестел на рукоятках харуров . Она посмотрела в спину Тетмету. Тот рассеянно смотрел на небольшой пыльный внутренний дворик. Она улыбнулась. — Есть и другие, которые могут занять мое место.

— Нет.

Она взглянула на меня с изумлением, ее желтые глаза прикрылись перепонками, затем прояснились, и меня пронзил такой взгляд, что я подумала: «Что же такого она услышала от меня?» И сама удивилась. Во время последовавшего молчания я сделала глоток зиира . Его острый вкус вернул меня в реальность из воспоминаний о событиях восьмилетней давности.

— Я не знаю… вернуться ли мне в Римнит и Кеверилде или попытаться вступить в контакт с флотом хайек . Сейчас они должны находиться к югу от устья Медуэда. Что вы об этом думаете?

Она подняла руку, понадежнее закрепляя длинными темными пальцами пустой рукав. Эта шестипалая рука задержалась, чтобы потереть культю, словно та по-прежнему болела после стольких минувших лет, и белый солнечный свет стер с ее лица все морщины, говорившие о возрасте.

— Поговорите с семьями, плывущими на джатах и джат-рай . Я приду. Мне захочется первой увидеть ваши записи, с'аранти . — Она улыбнулась. — Да, С'арант-те . Мне хотелось бы, чтобы вы сказали: это подходящее дело для Чародея.

Затем улыбка исчезла, и на мгновение я увидела перед собой серьезное детское лицо: ребенок-амари , сбежавший из своей телестре и пришедший в белый город тридцать лет назад. Она подняла на меня желтые глаза под темными бровями и сказала на вдохе дрожащим голосом:

— Скажите мне, Кристи, что по-вашему это верно. Вы могли бы помочь мне убедить себя. Ну вот… мы… я не могла не прийти.

И в тот момент, когда она должна была бы больше всего походить на Рурик, я обнаружила, что лишилась дара речи из-за тех иных, древних воспоминаний, других жизней Чародея, которые я почувствовала в ней. Я открыла рот, но не могла придумать, что бы сказать.

— Мастер, — тихо предупредил уроженец Топей.

Тишину пустого внутреннего дворика нарушило движение: занавес из бусинок возле внешней лестницы отодвинулся в сторону. Появилась темная фигура Патри Шанатару, а рядом с ним Халтерн опирался на свою палку из ханелиса и близоруко щурился на солнечный свет.

— Это Голос Повелительницы? — спросила Рурик. Я кивнула. Она встала, отодвинув назад кресло-кушетку, заскрипевшее на каменных плитах. Единственная ее рука натянула на голову мягкую кожаную маску, скрывшую за темными прорезями желтые глаза. Все ее внимание было устремлено на старого ортеанца, Бет'ру-элена: ухоженного, ссутулившегося, с седым хохолком гривы. Мне в этот момент захотелось увидеть ее лицо.