Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды - Ира Аллор

А секунданты смотрели на все с ужасом. Право, как дети малые. Я сказал им, что любой длинный язык будет укорочен таким же образом, и вежливо попрощался.

Был у дяди на аудиенции. Он подозрительно меня рассматривал, а потом ругал за пристрастие к зелью. Сам-то на кого похож?! Попытки обрести бессмертие скоро доведут его до могилы. Возможно, на радость Зигуру.

Его величество просто одержим идеей мирового господства и жаждой бессмертия. Не иначе, Зигур подвел его к безумной идее напасть на Валинор и потребовать у Валар вечной жизни — видимо, за свой неоценимый вклад в развитие Арды. Ну куда ему к Могуществам соваться? Тем более что он — типичный человек со всеми вытекающими последствиями. Интересно, а кольцо такое у Зигура одно было? Знал бы дядя о свойствах моего — непременно попытался бы отобрать. Но почему все же его вручили мне, а не Его Величеству? Зачем я Гортхауэру?

Кстати, Гортхауэр предупредил, что срок жизни кольцо если и продлит, то ненадолго, но, по крайней мере, позволит прожить отпущенный срок, не будучи скованным рамками простой человечности. Ярче, сильнее, свободнее. А что еще нужно?

Говорят многие, что начинаю меняться. Особо этого за собой не замечал. Впрочем, возможно. По поводу внешности некоторые заявляют, что красота моя — болезненная и не от мира сего. Мне еще не хватало быть красивым здоровой красотой, как какой-нибудь простолюдин! Да, у людей свои представления о здоровом и прекрасном, понять их можно, но — нужно ли — теперь?

Все чаще раздражает солнечный свет. И так-то я особо дневные часы не жаловал, а теперь — и подавно. Впрочем, эльфы тоже звезды предпочитают. Может, и впрямь идет некое перерождение и человеческое уходит по капле, рассеивается, испаряется. Занятно.

Все равно самое интересное происходит ночью, хотя сейчас она уже не кажется мне столь таинственной. Мир все больше дробится на составляющие, становится все понятней, словно раскладывается по полочкам. Но менее интересным от этого не становится, ведь слоев в нем — не счесть!

Хмель не берет абсолютно — могу выпить неимоверное количество и оставаться трезвым, как хрусталь. Так что все чаще пьем на пару с Гортхауэром. Он говорит, что я совершенствуюсь во всех отношениях. Беседуем о самых разных вещах — в самом деле, мне многое стало понятней, картина мира — намного рельефней и ярче.

Уже мало кто в состоянии принимать участие в наших разговорах — быстро перестают понимать, утрачивают нить рассуждения.

А мне все труднее говорить доступно для всех. Да и желания особого нет.

Но люди любят загадочное и таинственное, так что по-прежнему большинство почитает за счастье быть вхожим ко мне. Правда, многие держатся несколько скованно, иные явно чего-то боятся. Пускай, это их личное дело.

Сегодня утром слуга, одевая меня, сообщил, что слышал, будто про меня поговаривают, что я — чернокнижник и даже, возможно, некромант. Забавно. Хорошо, хоть не некрофил! Право же, я скорее был некромантом тогда, когда поднимал ежедневно один отдельно взятый труп — собственное тело.

А вообще интересно. Надо расспросить Зигура поподробнее — он-то в этом изрядно смыслит.

Один из гостей сказал, что иногда в моем замке на него находит ощущение, будто он — в склепе. Я со смехом заявил, что такое ощущение — во всей столице. Усыпальницы богаче жилых домов. Так что у меня не замогильнее, чем где бы то ни было.

Можно подумать, во дворце жизнь бьет ключом. Конечно, дядя развил кипучую деятельность, вовсю реконструирует флот. Поговаривают о новой войне, и многие даже знают — с кем. Его Величество точно собрался брать Валинор. Работа на верфях не прекращается ни днем, ни ночью. Вот потеха!

Становлюсь все резче. Впрочем, просто в голову приходят более точные формулировки, и все меньше охота прикусывать язык.

Настроение меняется с безумной быстротой. Я ныне гораздо лучше владею собой, но не вижу особой причины и необходимости сдерживаться.

Вчера кто-то (я и не счел нужным запомнить кто) подвернулся под горячую руку, сказав какую-то глупость, — я почему-то мгновенно взъярился, глянул в его сторону — так неудачника в другой конец залы отбросило.

Теперь боятся уже откровенно, многие — заискивают. Впрочем, остается еще веселая публика, которую, по тем или иным причинам, уже мало что испугать может. Вот с ними в основном и развлекаюсь.

А так — пусть боятся. Кого не боятся, того втаптывают в грязь, пожирают с редкими аппетитом и небрезгливостью. Пусть. Меньше олухов с глупостями будут соваться. Все друг друга пытаются куда-то спихнуть, толкаются, как блохи на булавочной головке.

Чуть кто-то выделится талантом или красотой — норовят утянуть в общую лужу и там утопить. Чтобы выжить, надо или быть неизмеримо сильней, или — вовсе неприметным, чтобы никто внимания не обратил, не польстился…

Второе, разумеется, не мой случай. Я-то достаточно нагремел. Все время на виду, все время — скользят по мне взгляды, то гладя, то покалывая, то ощупывая… Скользят по моей ледяной броне — кажется, это тот самый стеклянный купол…

Когда я был не на людях, не в центре внимания? Разве в раннем детстве, дома: книги, залы и я… Каким загадочным и ярким все казалось. И — цельным, какой и может быть данность.

А сейчас эта данность препарированная лежит передо мной на блюде и красива красотой препарированного трупа.

Право, что красивей — живое тело с его тайной или — мертвое, лишенное тайн жизни, но уже окутанное тайной потустороннего? А можно ли это совместить?

Не все постигаемо, некоторые веши пока не поддаются ясному исчислению. Разложение явления на составляющие — разложение — гниение… Почему — знак равенства?

Заходил Элендил. Заявил в какой-то момент, что я с жиру бешусь, и так мне много дано было, а я вечно большего ищу, над живой своей природой издеваюсь, зельями себя до исступления довел. Я бросил, что зельями больше не увлекаюсь. Он долго вглядывался в меня, потом его взгляд упал на кольцо. Узнав, чей это подарок, стал умолять снять Зигурову поделку. Я, смеясь, напомнил ему о моей избирательной неразборчивости. Он вскоре ушел, заклиная меня быть осторожным. Славный он, жаль, сын на него не очень похож — слишком… «здоровый», что ли?

Да, еще — уходя, Элендил сообщил мне по секрету, что Верные собираются потихоньку перебираться на материк. Уж слишком тут, в Эленне, жареным начинает пахнуть. Воистину, в том числе в буквальном смысле. Сколько можно быть сырьем и топливом для Храма?