Третий Проект. Том II "ТОЧКА ПЕРЕХОДА". - Максим Калашников

КОМОВ: А вам не кажется, что аморально повергать человечество в состояние шока? Создавать в массовой психологии комплекс неполноценности, поставить молодежь перед фактом конечности ее возможностей!

ЛОГОВЕНКО: Вот я и пришел к вам — чтобы искать выход.

КОМОВ: Выход один. Вы должны покинуть Землю.

ЛОГОВЕНКО: Простите. Кто именно «мы»?

КОМОВ: Вы, метагомы.

ЛОГОВЕНКО: Геннадий Юрьевич, я повторяю: в подавляющем большинстве своем людены на Земле не живут. Все их интересы, вся их жизнь – вне Земли.

Черт побери, не живете же вы в кровати! А постоянно связаны с Землей только акушеры вроде меня и гомопсихологи… да еще несколько десятков самых несчастных из нас – те, что не могут оторвать себя от родных и любимых!

ГОРБОВСКИЙ: А!

ЛОГОВЕНКО: Что вы сказали?

ГОРБОВСКИЙ: Ничего, ничего, я внимательно слушаю.

КОМОВ: Значит, вы хотите сказать, что интересы метагомов и землян по сути не пересекаются?

ЛОГОВЕНКО: Да.

КОМОВ: Возможно ли сотрудничество?

ЛОГОВЕНКО: В какой области?

КОМОВ: Вам виднее.

ЛОГОВЕНКО: Боюсь, что вы нам полезны быть не можете. Что же касается нас… Знаете, есть старая шутка. В наших обстоятельствах она звучит довольно жестоко, но я ее приведу. «Медведя можно научить ездить на велосипеде, но будет ли медведю от этого польза и удовольствие?» Простите меня, ради бога. Но вы сами сказали: наши интересы нигде не пересекаются. (Пауза.) Конечно, если допустить, что Земле и человечеству будет угрожать какая-нибудь опасность, мы придем на помощь не задумываясь и всей своей силой.

КОМОВ: Спасибо и на этом.

Длительная пауза, слышно, как булькает жидкость, позвякивает стекло о стекло, глухие глотки, кряхтенье.

ГОРБОВСКИЙ: Да-а, это серьезный вызов нашему оптимизму. Но если подумать, человечество принимало вызовы и пострашнее… И вообще я не понимаю вас, Геннадий. Вы так странно ратовали за вертикальный прогресс. Так вот он вам — вертикальный прогресс! В чистейшем виде! Человечество, разлившееся по цветущей равнине под ясными небесами, рванулось вверх. Конечно, не всей толпой, но почему это вас так огорчает? Всегда так было. И будет так всегда, наверное… Человечество всегда уходило в будущее ростками лучших своих представителей. Мы всегда гордились гениями, а не горевали, что вот, не принадлежим к их числу. А что Даниил Александрович талдычит нам, что он не человек, а люден, так это все терминология… Все равно вы — люди, более того — земляне, и никуда вам от этого не деться. Просто молодо-зелено.

КОМОВ: Вы, Леонид Андреевич, иногда просто поражаете меня своим легкомыслием.

ГОРБОВСКИЙ: Экий вы, голубчик… горячий. Это же прогресс. Во всей своей красе. Где это вы видели прогресс без шока, без горечи, без унижения? Без тех, кто уходит далеко вперед, и тех, кто остается позади?..

КОМОВ: Ну, еще бы! «И тех, кто меня уничтожит, встречаю приветственным гимном»..

ГОРБОВСКИЙ: Здесь уж скорее подошло бы что-нибудь вроде… э-э… «И тех, кто меня обгоняет, провожаю приветственным гимном»…

ЛОГОВЕНКО: Геннадий Юрьевич, разрешите, я попытаюсь вас утешить. Кроме третьей импульсной в организме гомо сапиенса мы обнаружили четвертую низкочастотную и пятую… пока безымянную. Что может дать инициация этих систем, мы — даже мы! — и предположить не можем. И не можем мы предположить, сколько их еще там в человеке… (Пауза.) Что поделаешь! За спиной — шесть НТР, две технологические контрреволюции, два кризиса… поневоле начнешь эволюционировать.

ГОРБОВСКИЙ: Вот именно. Сидели бы мы себе тихо, как тагоряне или леонидяне, — горя бы не знали. Вольно же нам было пойти по технологии!

КОМОВ: Хорошо, хорошо. А что же все-таки такое — метагом? Каковы его цели, Даниил Александрович? Стимулы? Интересы? Или это секрет?

ЛОГОВЕНКО: Никаких секретов.

(На этом фонограмма прерывается. Все дальнейшее — тридцать четыре минуты одиннадцать секунд — необратимо стерто.)…»

Борис Поршнев и его «неоантроп»

А теперь самое время от литературы перейти к науке. И здесь мы, русские, имеем все основания для гордости. Еще в советские годы о том, что человечество стоит на пороге появления новой расы, заговорил выдающийся русский историк и философ Борис Поршнев.

«…Имя профессора Бориса Федоровича Поршнева хорошо известно ученому миру и в нашей стране, и за рубежом. Б. Ф. Поршнев (1905 — 1972) родился в Ленинграде. Он окончил факультет общественных наук МГУ и аспирантуру Института истории РАНИОН. В 1940 г. защитил докторскую диссертацию по истории, а в 1966 г. — докторскую диссертацию по философии. С 1943 г. Б. Ф. Поршнев работал в Институте истории АН СССР (с 1968 г. — Институт всеобщей истории) старшим научным сотрудником, заведующим сектором новой истории, а затем сектором истории развития общественной мысли.

Работы Б. Ф. Поршнева были переведены на многие иностранные языки. Он имел звание почетного доктора Клермон-Ферранского университета…»

(Из предисловия к книге Б.Поршнева «О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии)» — Москва, «Мысль», 1974 г.)

Приведем сжатое изложение революционной теории Бориса Поршнева из романа «Странник» одного из самых интересных современных писателей — Олега Маркеева:

«…Предок человека — не самая «умная» из обезьян, а самая мерзкая, слабая, приспособленчески хитрая и коварная тварь из всех, что имела Природа в своем распоряжении. Мало того, что Прачеловек питался падалью и трупами, для разделки которых и использовал пресловутые «орудия труда»: все эти кремневые тесала, ковырялки и скребки, на которые молятся до сих пор палеантропологи. Но он еще и был адельфагом — пожирал себе подобных.

Именно систематическое убийство и пожирание соплеменников стало коренными преимуществом этой слабой твари в жизненной борьбе с другими, более «благородными» хищниками. Свой резерв мяса и костей племя всегда несло с собой и могло не бояться бескормицы. Кончатся коренья и трупы животных, пустим под кремневый нож своих. Вот такая убийственная логика… До такого не додумался ни один зверь, а Прачеловек, «мысля» таким образом, сделал шаг к Человеку Разумному.

Убийство своих стало нормой, фактором выживания вида. И протостадо стало оформляться в первичное сообщество со строго закрепленными функциями по линии «пожиратель-жертва». Одни от рождения имели «волю к власти» — способность направлять агрессию на своих, видя в них потенциальный кусок мяса. Другие, имевшие «власть над волей», удачно имитировали повадки сильных и «разъясняли» слабым, обреченным на заклание, почему мир устроен так, а не иначе. Из первых, агрессоров и хищников, впоследствии выросли цари и тираны. Вторые составили цвет жречества и идеологического аппарата: от журналистов до светил общественных наук. А основная масса приспособленцев-диффузников стала народом, людишками, быдлом и электоратом.

Вся биологическая эволюция в рамках социума шла по линии выбраковки непокорных. На ранних этапах их просто поедали, позже морили голодом и сажали на цепь… А способы промывки мозгов? От массовых добровольных жертвоприношений ацтеков — по двадцать тысяч зараз! — до двадцати миллионов в ходе четырехлетней войны двух тиранов.

Выжить в условиях общества, которое хуже стаи волков, можно было, либо лучше всех ползая на брюхе перед сильными, либо став сильным, сбросив с себя оковы страха и чуждого внушения. Так появились неоантропы — «новые люди». Они способны к абстрактному мышлению и созданию убедительных образов не хуже, чем самые изощренные профессиональные и прирожденные суггесторы (способные внушать). Их воля не уступает бешеной жажде агрессора. Но она — не разрушающая, а созидающая сила. Сила, направленная на обретение и удержание баланса жизни, а не на организацию вечных встрясок и потрясений, до которых так охочи все правители.

С момента появления прослойки неоантропов расколотый вид хомо сапиенс обрел шаткое равновесие. Треугольник «хищник-суггестор-жертва» обрел балансир в лице четвертого элемента системы, — речь идет о тех, кто знает законы жизни, но не живет по ним, ощущая всю их противоестественность…»

По Поршневу, следующая ступень эволюции — сильный, добрый и созидательный неоантроп, новый человек. Кстати, некоторые современные последователи Поршнева приходят к выводу, что именно русские и есть предтечи неоантропов. (Об этой теории Константина Крылова мы расскажем попозже). Замените «неоантроп» на «люден» — и вы увидите всю ту же картину будущего.

О тех, кто грядет…

Итак, на смену впавшему в глубочайший кризис человеку-сапиенсу должен придти люден.

Дорогой читатель, вам понятно, что людены — это не вполне люди. А вернее, люди, у которых пробудили третью импульсную систему, после чего они превратились в нечто более совершенное, чем обычный «человек разумный». Во что-то такое, что нам и понять нельзя. Можно только намекнуть. У Стругацких людены превращаются в космический фактор. И наши проблемы их не интересуют. Значит, интересуют какие-то другие. Космологические, вероятно. Да и сами людены — это не финал эволюции, а всего лишь ее очередное звено. Помните: есть ведь еще две импульсные системы, низкочастотная и еще вовсе безымянная. Что-то там впереди…