Замок Горменгаст - Мервин Пик

Но забраться на перемычку, где темнота было особенно густой, было делом непростым. Щуквол встал в лодке во весь рост, передвинулся на нос, так что корма задралась вверх и торчала из воды. Одной рукой он ухватился за одно из стропил потолка, низко висящее над водой, а другой – стал ощупывать край перемычки. При этом ему приходилось удерживать каноэ рядом со стеной, а волны раскачивали лодку все сильнее. Следовало так расположить лодку, чтобы ее не заметили снаружи. Мускулы Щуквола были напряжены до предела – он стоял под углом к воде, его руки хватались за стропило и перемычку, лодка плясала под ним. Брызги обдавали его с головы до ног.

Наконец Щукволу удалось нащупать нечто такое, за что он мог крепко ухватиться правой рукой – его пальцы нашарили глубокую трещину в камне. Его беспокоила не высота, на которую ему нужно было взобраться – перемычка располагалась сантиметрах в тридцати над его головой, – а синхронизация всех движений, которой ему нужно было достичь, чтобы вскочить на каменный выступ над окном. Стоя в легком, прыгающем суденышке, совершить это было исключительно трудно.

Но Щуквол был упорен как хорек, очень медленно и осторожно он поднял правую ногу со дна каноэ и уперся коленом в небольшой выступ на стыке блоков, окаймлявших окно. Каноэ торчало из воды почти вертикально, вздыбившись под давлением левой ноги, упиравшейся в его носовую часть. Лихорадочно работающий мозг принял неожиданное решение – он опустил левую руку державшуюся за стропило, и, ухватившись за корму каноэ и подняв левую ногу, приподнял легкую лодочку над водой. Теперь одной рукой он держался за перемычку, запустив пальцы в трещину, а второй – держал каноэ так, чтобы оно не попадало в полосу света, лившегося сквозь окно. Правое колено, упертое в стену, ныло, а левая нога болталась над водой как мертвая.

Несколько секунд Щуквол оставался в таком положении, пот заливал его красно-белое лицо, мышцы всего тела, казалось, вопили, взывая к освобождению от такого страшного напряжения. Щуквол даже решил, что ему ничего другого не остается, как разжать руку и как дохлая муха со стены свалиться в воду, но тогда его тут же заметят, выловят, втянут в какую-нибудь лодку.

И несмотря на боль от напряжения во всем теле, убийца стал подтягиваться вверх на одной руке, пальцы которой вцепились в края трещины в перемычке. Постанывая, как грудной ребенок, подвывая как больная собака, Щуквол втягивал свое тело наверх, помогая себе коленом и слегка разворачиваясь, чтобы пустить в дело вторую ногу. Но носок туфли скользил по стене, не находя никакой выбоинки или выступа, о которые можно было бы зацепиться.

Щуквол, охваченный отчаянием, опять решил, что не выдержит напряжения и рухнет в воду. Его взгляд, безумно бегавший по сторонам, натолкнулся на большой ржавый гвоздь, торчавший из ближайшего к нему стропила потолка. Однако Щуквол не сразу оценил его возможную полезность и отвел взгляд. Гвоздь выплыл из поля зрения, но остался в глубине сознания, в которой принимались решения, не сразу осмысляемые на верхних уровнях. Но если разум и не реагировал, рука, словно сама зная, что ей делать, пришла в движение. С некоторой оторопью Щуквол увидел, как его рука – вот эта, его левая рука – поднимается и тянет за собой каноэ. Вот каноэ уже на уровне его головы, вот оно уже выше головы, вот рука цепляет нос каноэ на гвоздь, как цепляют одежду на крючок вешалки. Как только рука освободилась, она перебросилась на помощь правой и пальцами вцепилась в края трещины рядом. Теперь без особого труда Щуквол залез на перемычку и, вытянувшись, замер.

Золотые языки света тем временем все глубже проникали в комнату. Щуквол лежал на каменной полке лицом вниз. Отдышавшись, он стал осторожно опускать голову, чтобы выглянуть в верхний угол окна. С внешний стороны в этот угол нависало несколько ветвей мертвого плюща, и хотя они несколько мешали обозрению, но, с другой стороны, создавали прикрытие, сквозь которое, оставаясь невидимым, Щуквол мог следить за всеми перемещениями и приготовлениями своих врагов.

Опуская голову все ниже, он наконец увидел их. Окно окружали плотные ряды лодок, находившихся уже на расстоянии не более четырех-пяти метров. Они взлетали и опускались на разгулявшихся волнах. Хлестал дождь, мелкий и злобный. На ближайших лодках Щуквол смог даже рассмотреть лица; при свете фонарей и факелов было видно, что они мокрые, словно лоснящиеся.

Все были вооружены, но не ружьями, как предполагал Щуквол, а длинными ножами. И он тут же вспомнил, что в соответствии с Законом Горменгаста убийцы должны быть по возможности преданы смерти таким же образом, каким они совершили убийство. И поскольку Флэй был убит ножом, то и люди, отправленные на поимку Щуквола, были вооружены так же.

На скользких стальных лезвиях играли блики света. Лодки медленно, но неуклонно приближались к окну.

Щуквол приподнялся и огляделся. В комнате стало еще светлее – ее наполняли золотистые сумерки. Щуквол взглянул на висящее на гвозде каноэ, а потом стал методично вынимать из своих многочисленных карманов то, что всегда носил с собой.

Нож и мощную рогатку он положил рядом, аккуратно и осторожно, словно заботливая хозяйка, любовно расставляющая безделушки на каминной полке. Достал с десяток круглых камней, оставив остальные в карманах, и разложил их как игрушечных солдатиков – тремя ровными рядами.

Затем вытащил из кармана маленькое зеркальце и расческу и тщательно расчесался. Света, проникавшего в комнату, было вполне достаточно, чтобы достичь желаемого результата.

Завершив причесывание, Щуквол снова выглянул в угол окна и увидел, что первый ряд тяжелых лодок сформировался в некое подобие подвижной стены, которая делала бегство совершенно невозможным. Через эту стену переносили маленькие суденышки, которые опускали на бурную воду прямо перед окном, так что они оказывались всего в нескольких метрах от него. С двух сторон полукруглую стену лодок замыкали баржи, сдвигавшиеся все ближе.

Теперь свет широким потоком вливался в комнату, освещая блесками, и если бы Щуквол не спрятался над окном, то его обязательно бы заметили.

Свет, сверкавший на поверхности воды, сделал ее непроницаемой для взгляда, вода казалась золотистым полом, у которого оканчивались стены. Пол этот вздымался словно при землетрясении, бросая отблески света на стены и потолок. Щуквол взял в руку рогатку и, подняв ее ко рту и выпятив свои тонкие, безжалостные губы, поцеловал свое оружие – так иссохшая старая дева целует своего верного спаниеля в нос. Затем Щуквол вложил камень в кожаный мешочек, закрепленный между двумя толстыми полосами резины, и замер в ожидании первой лодки, которая, как он предполагал, должна была вот-вот появиться под ним… хотя, может быть, его сперва окликнут по имени. Большая волна ворвалась в комнату; вода, стесненная стенами, забурлила безумным водоворотом. Тут же раздались голоса, призывающие к осторожности, – волна, отхлынув, сильно встряхнула ближайшие лодки, швыряя их друг на друга. И в этот момент, когда под ним бесновалась вода, а рука плотно стискивала рогатку, он расслышал еще один звук, пробившийся сквозь шум голосов, скрежет сталкивающихся лодок, шипение и бурление воды. Звук был не очень громкий, но настойчивый – это был звук распиливаемого дерева. Пила была просунута между подгнившими досками – этого Щуквол не расслышал.