Побег через Атлантику - Петр Заспа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прощание было коротким. Вернее, его не было вовсе. Зимон молча наблюдал, как тьма медленно поглощает бледные лица, затем исчезли согнувшиеся силуэты, а дальше и сами плоты.
– Удачи! – вдруг выкрикнул кто-то из темноты.
Но голос прозвучал хрипло и жалко, и ему не ответили. Оставшаяся на палубе команда глядела во мрак и молчала. То ли опасались, что голоса разнесутся далеко, то ли все разом почувствовали образовавшуюся между ними трещину. И чем дальше отплывали плоты, тем эта трещина становилась шире.
– Уходим! – скомандовал Зимон.
Из-за мелководья пришлось идти в надводном положении, и теперь приближающийся рассвет, уже несмело рисующий вдоль горизонта светлую черту, угрожал самой лодке.
– Полный ход! – выкрикнул он в люк, чувствуя, что до того, как они достигнут приемлемых для погружения глубин, рассвет их всё-таки догонит. – Не хватало ещё напороться на какую-нибудь посудину в виде полуночных рыбаков.
– По курсу чисто, – доложил разглядывающий в бинокль сереющую ночь Бауэр.
И вдруг Зимон, чувствующий спиной на тесном мостике спину сигнальщика, ощутил, как тот вздрогнул всем телом.
– Там, кажется, человек, – произнёс он удивлённо.
Зимон взглянул за корму, куда показывала рука сигнальщика, и увидел сначала проснувшихся в поисках добычи чаек, а затем то возникающий, то исчезающий в волнах предмет. Зная по опыту, что чайки будут кружить лишь над тем, чем можно поживиться, он здраво рассудил, что, скорее всего, море несёт утопленника. Но Бауэр подумал иначе:
– Это кто-то из наших! Я вижу спасательный жилет! С ними что-то случилось!
– Не может быть, – покачал головой Зимон. – Перевернись плот, ему уж никак нас не догнать даже на сильном течении. Мы идём на семи узлах.
Но как ни спорь со здравым смыслом, а в душу закралось сомнение, и он отчаянно махнул рукой.
– Стоп машина!
Замедляя ход, лодка совершила на циркуляции плавную дугу и теперь нацелилась носом на приближающийся объект. То, что это человек, Зимон уже видел и невооружённым глазом. Оставалось лишь неизвестным – жив ли он?
– Не наш, – неожиданно поменял мнение Бауэр, продолжая разглядывать человека в бинокль, несмотря на то, что тот уже покачивался рядом с носом лодки. – Наши жилеты оранжевые, а этот красный. Нет, точно не наш.
Свесившись через ограждение мостика, Зимон внимательно смотрел не на жилет, а на кружащуюся над человеком чайку. Приспосабливаясь к размеренно раскачивающимся волнам, она постепенно снижалась, паря на воздушных потоках, затем, выставив лапы, села на голову человека и крепко вцепилась когтями ему в волосы. Секунду на прицеливание, потом сильный удар клювом в темечко. А дальше Зимон увидел то, что хотел. Даже в глубоком беспамятстве нервная система отреагирует на боль. Голова дёрнулась, и чайка испуганно взмыла, смешавшись с продолжавшей кружить стаей.
Изумлённо хмыкнув, Зимон склонился над люком и сложил ладони рупором:
– Адэхи с багром наверх, и ещё троих в помощь!
Как ни парадоксально, но от длительного нахождения в морской воде у человека наступает обезвоживание. И даже в относительно тёплой воде обязательно придёт переохлаждение. Обменные процессы в организме замедляются, затормаживаются, пока вовсе не останавливаются. Исчезает координация, чувство равновесия – кажется, что паришь в невесомости. Энергия уходит, затем отказывают органы: почки, печень, и наконец наступает очередь сердца. Всеми этими наблюдениями Клим бы поделился, если бы мог произнести хоть слово. Сейчас же он чувствовал себя бревном, выброшенным волной на твёрдый берег. То, что его выбросило, подсказывало исчезнувшее чувство невесомости и навалившаяся свойственная бревну тяжесть. Затем начал возвращаться слух. Нет, он не пришёл полностью в себя, но сквозь густую чёрную вату вдруг начал слышать голоса. Разные голоса, вовсе его не касающиеся.
– Дышит, – прозвучало сразу со всех сторон.
– Потри ему щёки.
– Может, ещё пощекотать подмышки?
Кажется, это была шутка, потому что потом прозвучал больно ударивший набатом в голову смех. Молодость брала своё, и, разом почувствовав тягу к жизни, погнала по венам кровь, встряхнула сердце, и Клим неимоверным усилием открыл веки. На него глядело множество лиц. Они склонились над ним, закрывая собой сумрачное небо. Затем протянулась рука и похлопала по бесчувственной, словно деревянной щеке.
– Ты кто?
– Он тебя не понимает.
– Значит, не немец.
– Никак не разберу, что у него на жилете!
Затем лица отстранились – теперь они смотрели ему за голову.
– Чёрт, звезда! Да он русский! Командир, это советский Иван!
Сторонним взглядом, уверенный, что всё это его по-прежнему не касается, Клим смотрит, как одно из лиц отдаляется, превращаясь в смутное пятно, и человек хлопает себя по бедру, где обычно носят кобуру. Но, кажется, ничего не находит и исчезает, цедя сквозь зубы:
– Сбросьте его обратно!
– Отставить, Бауэр!
Появляется ещё одно лицо, увенчанное фуражкой, и закрывает остальные.
– Любопытно, как он здесь оказался?
Обладатель фуражки также бьёт его по лицу, и на этот раз Клим чувствует удары. Он всматривается в мерцающую на белой фуражке кокарду, внезапно постигая, что нет для него ничего сейчас важнее, чем эта кокарда. А дальше его как будто ударяет электрическим током. Он неожиданно всё вспоминает, понимает, приходит в себя, и помогает ему в этом раскинувший на фуражке крылья орёл. Орёл, сжимающий в лапах свастику. Волосы сами собой поднимаются дыбом. Рядом фашисты! Руки шарят вдоль тела в поисках несуществующей гранаты.
Всё ещё с трудом веря в происходящее, но припоминая, что где-то он уже слышал о подобном, Клим тяжело поднял голову и онемевшими губами прошептал, чётко произнося немецкие слова:
– Война окончена. Вы проиграли. Я готов принять вашу капитуляцию.
Ответом ему был грохнувший хором хохот.
– Что скажете? Каково вам? – произнёс сквозь смех обладатель орла. – Сдадимся на милость русскому?
– А он мне нравится, – ответил второй, со свисающими из-под пилотки длинными прямыми волосами. – Герр командир, почти все мои механики сбежали, разрешите, я возьму его к себе?
Глава третья
– Помню, когда ещё ходил в сорок втором с Ваттенбергом на U-162 к Америке, то мы насадили на торпеду какого-то торгаша. А он перевозил в трюмах мелкую живность. Ну там свиней, курей. Всплыли, а они вокруг нас барахтаются. Вот радости-то было! Мы уже два месяца как в море, на одних консервах, а
