Тактика выжженной земли - Лев Пучков

Товарищ, часто и прерывисто дыша в трубку, заверил: да, безусловно, желает! Но, увы, прямо сейчас – никак. Потому что именно в этот момент как раз собирается завершить некую хитроумную оперативную комбинацию…

Пока мы беседовали, где-то там совсем близко были слышны задушевные женские всхлипы и иные звуки самого недвусмысленного характера.

Я понял, что товарищ и в самом деле очень занят, и прервал разговор.

Пусть себе спокойно завершает эту замечательную оперативную комбинацию. Мы тут как-нибудь сами управимся…

В пансионате, помимо «акустики» (узконаправленного микрофона с диктофоном), я взял свой ноутбук и, мало подумав, пассивный маяк с настроенным передатчиком. Если хотите технически грамотно – пассивный уголковый радиолокационный отражатель. То есть сам ничего не излучает, отражает направленный в его сторону сигнал определенной частоты, и потому детектировать его обычными средствами обнаружения довольно сложно.

Пока я занимался техническим оснащением, Вася времени даром не терял. Он успел немного поработать, прочесть два отрывка из разных книг и сделать сравнительный анализ, который в очередной раз поверг его в состояние душевного смятения.

– Нет, ты прикинь, а…

– Что такое?

– Да вот, посмотри. Это же ведь ни в какие ворота не лезет…

«Англичане были аккуратные, жизнерадостные, очень порядочные и крепкие. Они пели громко и согласно. Все эти годы они пели хором каждый вечер.

Кроме того, англичане все эти годы выжимали гири и делали гимнастику. Животы у них были похожи на стиральные доски. Мускулы на ногах и плечах походили на пушечные ядра. Кроме того, они все стали мастерами по шахматам и шашкам, по бриджу, криббеджу, домино, анаграммам, шарадам, пинг-понгу и бильярду.

Что же касается запасов еды, то они были самыми богатыми людьми в Европе. Из-за канцелярской ошибки в самом начале войны, когда пленным еще посылали посылки, Красный Крест стал посылать им вместо пятидесяти по пятьсот посылок в месяц. Англичане прятали их так хитро, что теперь, к концу войны, у них скопилось три тонны сахару, тонна кофе, тысяча сто фунтов шоколаду, семьсот фунтов табаку, тысяча семьсот фунтов чаю, две тонны муки, тонна мясных консервов, тысяча сто фунтов масла в консервах, тысяча шестьсот фунтов сыру в консервах, восемьсот фунтов молока в порошке и две тонны апельсинового джема.

Все это они держали в темном помещении. Все помещение было обито расплющенными жестянками из-под консервов, чтобы не забрались крысы.

Немцы их обожали, считая, что они точно такие, какими должны быть англичане. Воевать с такими людьми было шикарно, разумно и интересно…»

– Нет, ты понял, нет? А наших в это время: пачками! Тысячами! Десятками тысяч… В топки… Газовые камеры… На мыловарни… А? Людей – на мыло, б…!!! Это как так, а?!.

– Ну, Вася… Как бы тебе это… Ну, давай будем условно считать, что это несопоставимые противоречия романо-германской и славянской цивилизаций…

– «Условно»? Какие, в ж… противоречия?! Одним – апельсиновый джем и домино, а других – на мыло? Это откуда, б…, такие противоречия?!

– Ну, если совсем просто – они нас за людей не считали. Мы для них варвары. Даже нет, варвары – это все-таки люди. Они нас считали этакими уродливыми свинками. Есть нельзя – мясо некондиционное, а жир и щетину использовать можно. Ну вот и использовали…

– Не понял… Это что, ты так шутишь?

– Вася, это они так шутили. При чем здесь я?

– Ну, короче, я не знаю… Что-то здесь как-то неправильно…

– Согласен. Жизнь, вообще, если присмотреться, со всех сторон какая-то неправильная и неровная… Слушай, а можно отвлечь тебя на секунду от этих животрепещущих проблем и задать пару вопросов по службе?

– Да ладно прикалываться. – Вася сунул мне бинокль и ткнул пальцем в сторону муниципалитета. – Короче, не одни мы такие любопытные. Этого толстого помимо нас уже кто-то пасет.

На парковке рядом с муниципалитетом стояло несколько машин. Бегло осмотрев их в бинокль, я не заметил ничего необычного.

– А конкретнее?

– Черная «ГАЗ-31». Бортовой номер «555 ДРЮ».

– Вася, никаких «бортовых»! Просто номер. Где ты тут видишь бронетехнику?

– Да уж, точно – не вижу я ее… – В голосе разведчика сквозанула этакая отчетливая ностальгическая нотка. – Пусть – просто номер, мне без разницы.

– Так… – Я стал внимательно рассматривать «Волгу», стоявшую справа от выезда с парковки. – Ну и что тут… Кагэбэшный синдром? Или просто с детства не нравятся черные «Волги»?

– Хе-хе… Ну, короче, подъехал вон тот серый «Ниссан»…

– «Электрик».

– В смысле – монтер? – Вася высунул голову в окно и озабоченно осмотрелся. – Да ну, брось! Я бы сразу заметил. Ты че так плохо о людях думаешь? Они что, совсем дебилы – со столба наблюдать за объектом? Это только в тупых фильмах бывает!

– Цвет покраски «Ниссана» – «электрик». Вася, будь точнее в определениях.

– А, вон что… – Вася порозовел и смущенно кашлянул. – Ну, блин… Ну, короче, встал этот электрик – долбарик справа, загородил им отдел, из Волги вышел мужик – вали отсюда! А тот ему – рукой, из окна – да пошел ты! Этот ему – ксиву и пальцем тычет назад, на мэрию. Тот сразу – ж… в горсть и переставил тачку. Этот обратно сел. И, короче, смотрю – торчит у них там какая-то хренотень.

– Так… Занимательный такой рассказ…

– Не, если что-то непонятно…

– Да нет, спасибо, все понятно…

При детальном рассмотрении можно было обратить внимание на то, что «Волга» стоит не как все машины на парковке, а под прямым углом к воображаемой линии, проведенной от муниципалитета к отделу ФСКН. Расстояние от выезда с парковки до отдела немногим менее ста метров, если «Ниссан» заезжал на эту виртуальную линию, он, безусловно, загораживал сектор ребятишкам в «Волге». Сами виноваты: надо было совсем с краю встать. Кроме того, из правого переднего «Волги» в самом деле торчала какая-то занимательная штуковина…

Отрегулировав бинокль и зафиксировав его, я сконцентрировался и определил, что сия вещица есть не что иное, как решетка направленного микрофона.

– Да уж, интересные новости! А давай-ка отъедем отсюда, коллега.

– Плохо стоим?

– Да нет, стоим нормально. Плохо смотримся. Причем уже второй раз за час.

– Ну так поехали…

Мы чинно сдали задом за ювелирный магазин, утратив таким образом визуальную связь с муниципалитетом, развернулись, и обогнув сквер, встали неподалеку от ДК «Энтропия».

Отсюда отдел был виден весьма скверно. То есть нас разделял сквер с аккуратно постриженными шпалерами декоративного кустарника, над которым видны были лишь верхние половины окон первого этажа.

Впрочем, на данный момент нам было вполне достаточно и этого. Я нащупал биноклем два перспективных окна, развернул микрофон и принялся его настраивать. Вася привычно потянул из пакета книгу, напоролся на мой взгляд, преисполненный укоризны, и, недовольно пробормотав: «Ну е… Так и помру неучем!» – принялся крутить башкой на триста шестьдесят градусов. ДК рядом – люди гуляют. А публика тут поголовно страдает повышенной бдительностью, так что надо смотреть в оба.

Микрофон – не лазерное устройство для съема информации со стекла, безнаказанно прилепить акселерометрические датчики возможности нет, так что «перспективные» окна – это попросту те, в которых открыты форточки. Таких окон в моем секторе было ровно два, другие варианты отсутствовали, поэтому я не спеша и обстоятельно послушал оба: сначала ближнее, слева от входа по центру здания, затем дальнее, в правой оконечности.

Слева от входа, судя по некоторым признакам, была дежурка. Там сердито кричал футбольный телекомментатор и, как бы вторя ему, грустно ругался матом некий обладатель хрипловатого мужского голоса. Обладатель болел за команду, дела у нее шли из рук вон. Обладатель от этого был печален и за четыре с половиной минуты прослушивания один раз некорректно ответил по телефону:

– Да, Катодов слушает… Да, у себя… Да хрен его знает! Он что, мне докладывает, что ли?!

В общем, по этому окну все понятно.

В правой оконечности здания разговаривал по телефону некий мужчина. Голос у него был вполне «толстый», органично вписывающийся в рамки типажа «большого лица», что приехало в «Ауди».

Мужчина показал себя циником и грубияном: все одиннадцать отслушанных минут он почти непрерывно трещал с разными абонентами и никому даже слова доброго не сказал. От одних требовал информацию, другим ставил задачи, кого-то напористо убеждал – но всем им, огульно, в конечном итоге обещал показать некую мать и где раком зимуют. Вот так – прямо и нелицеприятно.

В общем, товарищ вел себя как небольшой капризный босс местечкового масштаба. Примерно половину из того, что он говорил, удалось отчетливо записать, и этого было достаточно для поверхностной идентификации.