Львы Аль-Рассана - Гай Гэвриел Кей

Остаток пути они проделали молча.

У тяжелых, ничем не украшенных железных ворот, ведущих в отгороженный квартал Фезаны, где жили киндаты, Джеана с облегчением вздохнула. Она знала обоих сторожей, охраняющих их. Один когда-то был ее любовником, а второй — другом с детства.

Она обратилась к ним со всей прямотой, которую могла себе позволить. Времени оставалось слишком мало.

— Шимон, Бакир, мне нужна ваша помощь, — заявила она, прежде чем они успели отпереть ворота.

— Мы тебе поможем, — проворчал Шимон, — но входи быстрее. Ты знаешь, что там происходит?

— Я знаю, что уже произошло, вот почему вы мне нужны.

Бакир застонал, распахивая створку ворот.

— Джеана, что ты опять натворила?

Это был крупный, широкоплечий человек, без сомнения, красивый. Они наскучили друг другу через несколько недель после начала их связи. К счастью, они расстались достаточно быстро и сохранили взаимную приязнь. Теперь он уже обзавелся семьей, у него было двое детей. Джеана оба раза принимала роды.

— Ничего такого, чего могла бы избежать и не нарушить свою врачебную клятву Галинуса.

— Плевать на Галинуса! — резко сказал Шимон. — Там убивают людей.

— Поэтому вы должны мне помочь, — быстро сказала Джеана. — У меня в городе есть пациент, которым я должна заняться сегодня ночью. Думаю, мне небезопасно находиться за воротами нашего квартала…

— Это уж точно! — перебил Бакир.

— Прекрасно. Я хочу, чтобы вы позволили мне провести его сюда через некоторое время. Я положу его в постель у себя дома и буду его лечить.

Они переглянулись. Бакир пожал плечами.

— Это все?

Шимон все еще испытывал подозрения.

— Он ашарит?

— Нет, он конь. Конечно, он ашарит, идиот. Иначе зачем бы я просила разрешения у самых тупых людей в нашем квартале? — Она надеялась, что это оскорбление отвлечет их и покончит с вопросами. Хорошо еще, что Велас у нее за спиной молчал.

— Когда ты его приведешь?

— Я сейчас же отправлюсь за ним. Мне сначала надо попросить разрешения у матери. Поэтому я пошла вперед.

Темные глаза Бакира еще больше прищурились.

— Ты действуешь по всем правилам, да? Это совсем на тебя не похоже, Джеана.

— Не будь большим глупцом, чем необходимо, Бакир. Ты думаешь, что я собираюсь играть в игры, после того что произошло сегодня днем?

Они снова переглянулись.

— Думаю, что нет, — ворчливо произнес Шимон. — Хорошо, твой пациент может войти в квартал. Но ты больше из него не выйдешь. Его может привести Велас, хоть я и не стал бы приказывать ему это сделать.

— Нет, все в порядке, — быстро возразил Велас. — Я схожу.

Джоанна это предвидела. Тут все было в порядке. Она повернулась к Веласу.

— Тогда иди сейчас же, — прошептала она. — Если моя мать станет возражать, — а я уверена, что не станет, — мы поместим его в один из постоялых дворов для приезжих. Иди быстрее.

Она снова повернулась к двум охранникам и улыбнулась им своей лучшей улыбкой.

— Спасибо вам обоим. Я этого не забуду.

— Лучше бы забыла, — ответил Шимон с добродетельным видом. — Ты же знаешь, что это нарушение правил.

Он слишком важничал. Конечно, это нарушение, но не слишком серьезное. Ашариты часто тайком приходили в их квартал, по делу или в поисках развлечений. Единственной уловкой — и не слишком трудной — было скрыть это от ваджи за стенами квартала и от старших священников внутри него. Но Джеана считала, что сейчас неподходящее время вступать в спор с Шимоном.

Кроме того, чем дольше они будут беседовать, тем больше вероятность, что он спросит, кто ее пациент. А если он спросит, ей придется сказать. Он мог знать, что Хусари ибн Муса один из тех, кто должен был явиться сегодня в замок. Если Шимон и Бакир узнают, что этого человека могут искать мувардийцы, то Хусари ни за что на свете не позволит войти в квартал киндатов.

Джеана знала, что подвергает опасности свой народ. Она была достаточно молодой, чтобы решить, что риск оправдан. Последняя резня киндатов в Аль-Рассане случилась далеко на юге, в Тудеске и Элвире, за много лет до ее рождения.

Ее мать, как Джеана и ожидала, не стала возражать. Жена и мать лекарей, Элиана бет Данил уже давно приспособила свой дом к нуждам пациентов. То, что подобное нарушение распорядка случилось в один из самых ужасных дней, каких Фезана давно не знала, не могло ее смутить. Тем более что Джеана сообщила матери, кто этот пациент. Элиана все равно узнает его, когда он придет. Хусари несколько раз приглашал Исхака на обед, и не раз торговец шелком незаметно приходил в квартал, чтобы почтить своим присутствием их собственную трапезу, невзирая на всех ваджи и священников. Город Фезана не отличался особой набожностью.

«Вероятно, это только усиливало радость фанатиков-мувардийцев, когда они убивали невинных людей», — подумала Джеана. Она стояла на площадке лестницы, подняв одну руку, чтобы постучать в дверь, а в другой держала свечу.

Впервые за этот долгий день она заколебалась, подумав о том, что собирается сделать. Увидела, как задрожало пламя свечи. В дальнем конце коридора находилось высокое окно, выходящее на внутренний двор. Лучи заходящего солнца косо падали на пол, напоминая ей о том, какое большое значение имеет время. Она сказала матери, что поздней ночью уйдет, и приготовилась отразить бурю, которая так и не разразилась.

— Сейчас не так уж неразумно уехать из этого города, — спокойно ответила Элиана после секундного размышления. Она задумчиво посмотрела на свою единственную дочь. — Ты найдешь себе работу в другом месте. Твой отец всегда говорил, что лекарю полезно приобрести опыт в разных местах. — Мать помолчала, потом добавила без улыбки: — Может быть, ты вернешься с мужем.

Джеана поморщилась. Это был старый разговор. Ей уже почти тридцать лет, и лучший возраст для замужества остался позади. Она уже почти смирилась с этим, а Элиана нет.

— С вами все будет в порядке? — спросила Джеана, игнорируя ее последние слова.

— Не понимаю, почему бы нет, — резко ответила мать. Затем ее напряженное лицо несколько смягчила улыбка, которая сделала ее красивой. Она сама вышла замуж в возрасте двадцати лет за самого блестящего мужчину из блестящей общины киндатов в Силвенесе, в последние дни процветания Халифата. — Что мне, по-твоему, делать, Джеана? Упасть на колени и хватать тебя за руки, умоляя остаться и утешить мою старость?

— Ты не старая, — быстро возразила дочь.

— Конечно, старая. И конечно, я не стану тебя удерживать. Если ты к этому времени не завела детишек в доме по соседству, то я могу винить лишь нас с отцом за то, чему мы тебя не научили.

— Думать о себе?