Расследования в отпуске - Елена Бриолле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько ей грозит? Когда суд?
– А ты не знаешь? – Он округлил глаза. – Антонина сбежала. Дома ее нет. Телефон не пеленгуется. Объявили в розыск. Но последние сведения таковы: в ночь перед тем, как мы взяли Крупенина (и тебя, кстати), она вылетела из Внуково турецкими авиалиниями в Стамбул. Там ее следы теряются. Будем подавать в Интерпол. Ты, случайно, ей не проболтался?
– Да ты что! – Я сделал честное лицо.
* * *
Я чувствовал, куда дело клонится, поэтому накануне того дня, когда меня и Ника взяли во дворе высотки, купил у барыги в переходе у метро «ВДНХ» левую симку.
Я вставил ее в свой телефон и написал Антонине. Сначала, чтоб она меня узнала: «У нас начиналось все с сигаретки на тризне». Когда она откликнулась: «Привет! Я узнала тебя, мой любимый», ответил: «Беги! Скоро вас с Ником возьмут».
Потом я вытащил симку, разрезал ее и выбросил в мусорный бак по дороге.
Как видно, Тоня меня послушалась.
Правду сказал опер Коршунов: «Сердца людей – загадка».
В данном случае я говорю о себе.
* * *
Через неделю прилетели из Туретчины Ленка с Валюхой. Очень довольные и загоревшие. Историю с Марком Иванычем я решил замять для ясности. У самого рыльце в пушку.
На следующий день я уехал на работу. А когда вернулся, атмосфера в доме ощутимо сгустилась и стала предгрозовой. Я почувствовал это в прихожей. Вдобавок у самой входной двери зачем-то стояла моя дорожная сумка.
Валентины дома не было, из кухни вышла Лена. Лик ее был ужасен, а вся она – как Божия гроза. В руках она держала свой смартфон.
– Это – что? – спросила она страшным шепотом и протянула мне аппарат.
На экране был один из тех самых кадров, что некогда демонстрировал мне Ник, он же Николай Кривошеин: мы с Антониной в самом естественном положении.
«Боже мой! Откуда это? Кто прислал?! – вихрем пронеслись в моей голове различные предположения: – Неужели у них остался на свободе сообщник и теперь они мстят? Или это Антонина, неблагодарная тварь, хочет испортить мне жизнь? Несмотря на все, что я для нее сделал? Ведь я ее спас! Или она в меня реально влюбилась и возмечтала отбить у семьи? Все равно в любом случае: какая подлость!»
К слову, с тех пор прошла пара месяцев, но я так и не дознался, не догадался, откуда пришло то фото и кто стоял за его отсылкой.
А тогда сказал Лене:
– Подожди, я все объясню.
– Да уж постарайся. – Она скрестила руки на груди.
– Но и тебе, – заявил я, в свою очередь, – моя дорогая, тогда придется кое-что рассказать.
О том, как продолжилось и чем окончилось наше выяснение отношений, мне неохота сейчас повествовать.
Замечу только, что я временно проживаю в одиночестве на съемной квартире. Жилье я взял дорогое, зато в самом центре. Отсюда удобно добираться до любых точек, связанных с похоронами.
И еще центровые переулки напоминают мне об Антонине и о нашем с ней кратком романе. Кстати, от нее (что естественно) я больше не получал никаких известий. Единственный знакомый мне номер, как и следовало ожидать, недоступен или находится вне зоны приема. В ее квартире (я однажды наведался) никого.
С Ленкой мы после того памятного вечера больше не виделись. Встречаемся только с Валентиной – каждые выходные, как и положено «воскресному папе». Я оплачиваю ей репетиторов, вожу в кино, в кафе, иногда в театры. Были мы – по ее просьбе – и на Новодевичьем, и на Ваганьковском кладбище. Я рассказывал ей, как положено гуманитарию и похоронщику, об известных людях, нашедших там упокоение.
Всякую нашу встречу я осторожно расспрашивал Валентину, как там мама, но дочка обычно в ответ только морщилась, фыркала или кривилась. Однако недавно передала от «мамы привет», и я счел это добрым знаком.
Отпуск в августе
Ирина Грин
Андрей Богданов, как всегда, уходил с работы последним. Начальник все-таки. Хоть в лаборатории под его руководством трудятся всего пять человек, но какая-никакая ответственность имеется.
На доске объявлений их отдела призывно белел какой-то листок. Андрей машинально скользнул по заголовку. График отпусков. Ничего интересного. Вот уже шесть лет, год из года, он ходил в отпуск в январе-феврале, и его фамилия обычно входила в пятерку лидеров списка отпускников. Уже практически добежав до турникета, Андрей вдруг понял: со списком что-то не то. «Завтра посмотрю», – пообещал себе он.
И что смотреть? Работал Богданов в НИИ, вернее, в том, во что институт превратился после лихих девяностых, которых он, по своей относительной молодости, не застал. А превратился он в небольшой коллектив, который внедрял некогда совершенно секретные технологии в обычную жизнь. Стараниями директора НИИ для этих внедрений находились заказчики, которые позволяли работникам не просто выживать, а жить на вполне себе широкую ногу: хорошая зарплата, бесплатный кофе, дешевые и вкусные обеды, периодические корпоративы и тимбилдинги. Но, как известно, впридачу к каждой бочке меда имеется своя ложка дегтя. Такой ложкой являлся отпуск. Две недели в году, четырнадцать дней, включая выходные. Хочешь больше, как положено по КЗоТу, – ищи другую работу. Никто не искал.
И все-таки любопытство взяло верх. Андрей вернулся, посмотрел на список и поначалу не обнаружил своей фамилии. Еще раз пробежался более внимательным взглядом и удивленно присвистнул:
«Богданов Андрей Александрович, 14–28 августа».
Да ладно! Августа? Это какая-то ошибка! Отпуск летом? Уточнить бы в отделе кадров, ласково именуемом эйчарней, но там давно уже никого нет, все разбежались по домам.
Нет. Это точно ошибка. В отделе кроме Андрея трудились еще два десятка человек, и в отпуск летом ходили практически одни и те же – родители несовершеннолетних детей. В частности, в августе всегда отправлялась Настя Волкова, мать двоих детей, жизнерадостная маленькая толстушка, при взгляде на которую Андрею казалось, что у нее вот-вот появится третий. У Андрея с женой Сашей с детьми как-то все не задавалось, поэтому на летний отпуск он не претендовал. Положа руку на сердце, он любил отдыхать от работы именно зимой, в непогоду, когда за окном воет ветер, метет метель или льет беспросветный дождь. Идеальный отпуск по-богдановски – подготовить список сериалов и не вылезать из-под одеяла,
