Война зомби - Александр Шакилов

Раскланявшись с Александром Архангельским, разминая затекшие запястья, «варяги» покинули дворец УВД.

— Ну что, в баньку? — Иван Терентьевич начал с основы основ любой культурной программы.

— К сожалению, мы вынуждены отклонить ваше предложение. — Столь заковыристые речи с трудом давались Гурбану, он даже слегка вспотел, пока сформулировал. — Да и мылись мы недавно, так что…

Некоторое время шли молча. Иван Терентьевич обдумывал отказ и альтернативу предложенному мероприятию, «варяги» ждали.

Остановились посреди площади Ленина с обязательным для места с таким названием памятником — немолодым бородато-усатым мужчиной в пальто и на мощном постаменте. От памятника солнечными лучами расходились поросшие травой, замусоренные дорожки. Недалече высилась «свечка», окна ее давно распрощались со стеклами, а некогда белые стены были закопчены пожаром. Удивительно, как «свечка» до сих пор не завалилась. Также на площади располагалась мобильная зенитная батарея, состоящая из пяти ЗУ-23 на «Уралах-375». Спаренные стволы таращились в хмурое северное небо, а бойцы расчетов — на «дипломатов» во главе с Иваном Терентьевичем.

Наконец лакей царя определился — хмуро зыркнул на Гурбана, потом на Дана:

— В баню, значит, не хотите? И я вам точно кость в горле, мешаю только. Далеко собрались, гости дорогие?

«Варяги» откровенничать не спешили.

— Да расслабьтесь. Самолет-то уже подарили, царь вам благоволит.

Подумав чуть, Гурбан сказал:

— Рядом с полуостровом Святой Нос. Губа Гремиха. Туда нам надо.

Иван Терентьевич присвистнул. Бойцы расчетов потянулись за личным оружием. Лакей сделал им знак расслабиться и следить за повышенной облачностью.

— База атомных подводных лодок? — Подойдя к штабелям пустых ящиков из-под патронов калибра 23х152 мм, он присел на один и предложил «варягам» присоединиться. — Ну-ну. Гиблое место. Поморы говорят: «Где рыба ни ходит, а Святого Носа не минует». Даже не спрашиваю, что вам там надо.

— Все очень серьезно.

— Да уж понятно, не на красоты местные полюбоваться захотелось… Может, в баню все-таки? Выпить-закусить?

Гурбан мотнул головой.

— Ну и черт с вами, мне забот меньше… В Гремиху добраться нелегко будет. Ни в Краснощелье, ни в Каневке ничего давно уже нет. А из Поноя военные еще до Псидемии ушли. Аэродром в Мончегорске есть. Там еще жизнь теплится. Да только вряд ли это жизнью назвать можно…

— Чужаков не любят?

— Ну почему же не любят? Очень даже любят. С хреном и горчицей.

— Даже так?

— Места суровые, связи с большой землей давно нет. А жить хочется… Мончегорск точно отпадает. И далеко от Святого Носа, будь он неладен, стык этот Баренцева и Белого морей… Как те места только не называли. Йоканга, потом Гремиха, потом Мурманск-140, Островной еще, а после вообще никак… Раньше туда можно было добраться по морю или на Ан-2. Зимой самолет садился на замершее озеро, летом — на специальную грунтовку. Но я бы на грунтовку не надеялся, да и нет у нас «аннушек»… Сам я там не был, но рассказывали…

— А что еще рассказывали? Нам все интересно, — вмешалась в беседу старших Мариша.

— Там всякое было… Слыхали о подлодке К-27? Нет? У нее с реактором проблемка случилась, был выброс радиоактивного газа в отсеки. Экипаж хватанул дозы… Померли они все вскоре, а лодка аж четырнадцать лет простояла в Гремихе.

Ашот округлил глаза:

— Вблизи от людей? Радиоактивная?

— Нет, Ашотик, чистенькая и красивенькая. — Мариша скорчила гримаску — мол, надо же, с этим идиотом я столько лет в одной группе училась. — Продолжайте, Иван Терентьевич. Не обращайте внимания.

— А что продолжать? У нас вам делать нечего. Сашок как пить начинает, так всерьез. Запойный он, но мужик хороший. Только вот под этим делом буйный. — Иван Терентьевич щелкнул себя пальцем по горлу. — Вспомнит о вас — проблем не оберетесь. На Красную пристань вам надо, больше некуда.

— А там что? — спросил рядовой Петров, и Данила тут же вспомнил, что царь заказывал водить гостей на Красную пристань.

Иван Терентьевич прищурился:

— А там с защитой нашей и опорой договоритесь. Если сумеете.

— С кем, с кем? — Ашот шмыгнул носом.

— С подводниками, с кем еще. Только это нереально. Ну, да выхода у вас другого нет. Авось повезет. — Иван Терентьевич поднялся. — На этом прощаюсь, провожать не буду. Удачи, москвичи. В «Ржавый якорь» загляните.

Он двинул обратно.

Вдогонку ему зенитчики затянули местный хит о любви к родному острогу. В ушах Данилы потом еще долго звучало:

Славься, город с именем святым,С поморским нравом — чистым и прямым,Свою былую славу возроди,Мы верим, что всё у тебя впереди!

Глава 6

ДОБРЫНЯ

Теперь Дан понял, почему на вопрос «Как пройти к „Ржавому якорю“?» от него шарахнулась русокосая женщина, а потом мужик в пуховике чуть ли драться не полез. Определенно заведение не пользовалось популярностью у местных жителей. По крайней мере, у той части населения, которая жила по царским законам, а не по бандитским понятиям.

В «Ржавом якоре» пахло гнилой рыбой, плохим самосадом и мочой. И всё здесь, включая хмурых агрессивных посетителей, пропиталось промозглой сыростью. Заведение это, сбитое из неотесанных бревен, стыки меж которыми кое-как заляпали цементом, служило пристанищем для сброда в звериных шкурах, полуобнаженных девиц и многочисленных увечных — без рук, без ног, кое у кого не хватало глаза или пальцев. Раскосые азиатские лица преобладали, они почти что вытеснили бородачей европейского типа, которые держались обособленно, в дальнем темном углу.

Никто не поспешил принять заказ у «варягов». Да они и не собирались набивать брюхо. Зачем рисковать? Их тут запросто могли отравить. Косые взгляды, которые Дан то и дело перехватывал, намекали, что расслабляться не стоит. Тем более диверсанты безоружны.

Уж лучше без штанов остаться, чем без ствола. Не так стыдно.

— Командир, какие планы? — Чихнув, Ашот с трудом объял пятерней свой мясистый нос.

— Ждать. Смотреть по сторонам.

— А как они выглядят, подводники эти? — Бахир теребил звезду, пришитую к бронику. Этот его аксессуар так и притягивал взгляды аборигенов.

Гурбан не ответил.

От скуки Дан прислушался к беседе за соседним столиком.

— Окружило небо Землю-матушку, уронить в себя хочет. А вот ему! Выкусит пусть небо! Твердь нашу семь больших и шесть малых китов держат. А когда киты шевелятся, Землю трясет… — Волосы на морщинистой голове рассказчика давно обратились седым пушком, голос его дрожал, он шамкал беззубым ртом, но вещал с воодушевлением. — Ближе всего к нам христиане, дальше — арабы, потом — одноногие люди. Эти все на востоке, где тепло. А на западе нехристь разная — немцы, англичане, французы.

— А американцы? — осторожно спросил молодой парень, рожденный после Псидемии.

— И эти тоже. — Старец, из поморов, важно кивнул и жадно уставился на миску с кусками оленины и кольцами жареного лука, что стояла перед парнем. Причем мяса там было куда больше, чем лука, который тут, на севере, дороже любой вырезки. Цингу из-за Псидемии никто не отменил, а сырое мясо с кровью далеко не все потребляют с удовольствием.

В разговор вмешался проходивший мимо ненец лет пятидесяти, в просторной, до колен рубахе с капюшоном, сшитой из шкуры мехом внутрь, и в таких же штанах:

— Мань тюкона иледм’![12] Много лет живу, но не видел тех китов! Что ты несешь, старый хрен?! Какие киты?! Все киты давно со слизнями на бошках! Вон, у Николы спроси! Да только он с тобой, старым хреном, говорить не станет! Кто в море не хаживал, тот Бога не маливал![13] А тебя я в море не видал что-то!

— Не дразни старого человека, а то вырастешь глупым. — Старик выхватил нож. — Так твой народ говорит?

— Тише, отец, чего ты? — Ненец поспешно ретировался к стойке, за которой хозяйничал такой же, как он, абориген, и зараз опростал в себя стакан.

Гул в заведении не стих ни на секунду. Никого не смутил вид ножа. В «Ржавом якоре», похоже, потасовки случались так часто, что стали рутиной, не достойной внимания. Вокруг звучали хриплые голоса, смех, тосты на дикой смеси языков северных народов, морского сленга и очень своеобразного русского. Понималось одно слово из пяти.

Ашот встал.

— Ты куда? — повел бровью Гурбан.

— Пройдусь, с народом пообщаюсь.

— Только не задирай никого, лады?

Прогулявшись к стойке и познакомившись с тем ненцем, что обидел старца, Ашот вернулся не с пустыми руками.

— Николой капитана кличут. Колянчиком, значит. Говорят, мужик — кремень. Вон подводники, в углу затихарились.

— Не похожи что-то, — усомнился Гурбан, взглянув в указанном направлении. — Чмошные какие-то. Офицеры, они ж благородные, в кителях… — Он замолчав, уставившись на Бахира, который пальцем углубился в ноздрю. — М-да…