Летняя книга - Туве Марика Янссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ха-ха! – увидев замок, сказал сын Маландера. – Типичные грабители…
Лицо Маландера омрачилось, он стал возиться с замком и сказал:
– Подумать только, здешние люди… а я всегда так обожал жителей шхер…
– Они немножко любопытны, – поспешно сказала бабушка. – Понимаете, людей разбирает любопытство, когда все заперто, здесь к этому не привыкли… Было бы намного лучше держать дверь открытой, с ключом на гвозде, например…
Она сбилась, а София покраснела как рак. Они вошли внутрь, чтобы выпить по рюмочке за добрососедские отношения.
– Милости прошу в отчий дом, – пригласил Тоффе Маландер. – After you[7].
По мере того как открывали ставни, большая комната заполнялась солнечным светом.
– Окно специально сделано таким большим, чтобы был виден пейзаж, – объяснил директор и попросил их располагаться, пока он сходит за напитками.
Бабушка села в тростниковое кресло, а София повисла на спинке, сверкая глазами из-под челки.
– Не смотри так сердито, – прошептала бабушка. – Нужно уметь вести себя в светском обществе.
Маландер вошел в комнату с бутылками и рюмками и поставил их на стол.
– Коньяк, виски. Но вы наверняка предпочитаете лимонный сок? – предложил он.
– Я больше люблю коньяк, – сказала бабушка. – Немного, и без воды, спасибо. София, что ты хочешь?
– Вон то! – прошептала София ей в ухо.
– София предпочитает лимонный сок, – пояснила бабушка, а про себя подумала: «Необходимо заняться ее воспитанием. Наша ошибка, что мы не приучили ее общаться не только с теми людьми, которые ей нравятся. Это надо исправить, если только еще не поздно».
Они выпили за знакомство, и Маландер спросил:
– Клюет здесь в это время года?
Бабушка объяснила, что в эту пору рыбу ловят только сетью, обычно треску и окуней, иногда попадается сиг, он водится неподалеку от берега. Директор сказал, что, вообще-то, он не увлекается рыбной ловлей, а что он действительно любит – так это первозданность и близость к природе, ему нужно всего лишь побыть самим собой в покое и уединении. Сын его смутился и стал запихивать руки в карманы узких брюк.
– Уединение? – сказала бабушка. – Конечно, это лучше всего.
– Оно так плодотворно, не правда ли? – спросил Маландер.
– Можно побыть самим собой и не уединяясь, – продолжала бабушка, – хотя это сложнее.
– Конечно, конечно, – с готовностью согласился Маландер, не очень-то вникая в смысл бабушкиных слов, и надолго замолчал.
– Дай мне сахар! – прошептала София. – Очень кисло!
– Моя внучка просит немного сахара для сока, – сказала бабушка. И добавила, обращаясь к Софии: – Не тряси волосами у меня над головой, сядь. И не дыши мне в ухо.
Тоффе Маландер заявил, что идет на мыс, он снял со стены ружье для подводной охоты и вышел.
– Я тоже люблю уединенные острова, – громко сообщила бабушка.
– Ему всего шестнадцать, – сказал Маландер.
Бабушка спросила, сколько человек в их семье. Пятеро, ответил директор, да еще друзья и прислуга. Он вдруг погрустнел и предложил выпить еще по рюмочке.
– Нет, спасибо, – сказала бабушка. – Нам пора домой. Коньяк очень хороший.
Уходя, она остановилась у окна, рассматривая коллекцию улиток. Он объяснил:
– Я собрал их для детей.
– Я тоже собираю улиток, – сказала бабушка.
Собака ждала снаружи, она опять попыталась укусить бабушкину палку.
– София, – позвала бабушка, – брось что-нибудь собаке.
Девочка бросила щепку, собака тотчас же ее принесла.
– Молодец, Далила! – сказала София.
По крайней мере, она научилась запоминать имена, это тоже входит в искусство светской жизни.
Когда они спустились к лодкам, Маландер показал место, где он собирается построить причал, но бабушка сказала, что лед все равно снесет причал в море, и посоветовала сделать лучше решетчатый настил с лебедкой или прицепить яхту к буйку.
«Опять я суечусь, – подумала она. – Когда я устаю, я всегда становлюсь настырной. Конечно же, он попытается построить причал, как в свое время пробовали все мы». Весла в лодке перевернулись и запутались в носовом фалине, она тронулась с места неловкими рывками. Маландер провожал их по берегу до самого мыса и помахал на прощанье носовым платком.
Когда они немного отплыли, София сказала:
– Фу-ты ну-ты!
– Что ты хочешь сказать своим «фу-ты ну-ты»? – спросила бабушка. – Ему нужны покой и уединение, но он не знает, как их обрести.
– Ну и что?
– А свой причал он построит все равно.
– Откуда ты знаешь?
– Дорогая девочка, – чуть раздраженно ответила бабушка, – каждый человек должен совершить свои ошибки.
Она очень устала и хотела домой, встреча повергла ее в непонятную печаль. Маландер одержим своей идеей, но, чтобы постичь ее, требуется время. Люди порой узнают истину слишком поздно, когда уже нет ни сил, ни желания начинать все сначала, или забывают о своей мечте по пути и тогда вообще остаются в неведении. Поднимаясь к дому, бабушка оглянулась на виллу, пересекающую горизонт, и подумала, что она похожа на навигационный знак. Особенно если задуматься и прищурить глаза, то можно принять ее за навигационный знак, предупреждающий, что здесь нужно сменить курс.
Всякий раз во время шторма бабушка и София вспоминали Маландера и придумывали тысячи способов спасти его яхту. Директор так и не приехал с ответным визитом, а его дом остался для них загадочным, наводящим на размышления береговым знаком.
Шлафрок
У папы был любимый шлафрок. Длинный, чуть ли не до пят, сшитый из очень плотного и тугого сукна, со временем ставшего почти негнущимся от соленой воды, земли и всего остального, что впиталось в него за долгие годы. Шлафрок, скорее всего привезенный из Германии, некогда был зеленого цвета. Спереди еще сохранились остатки сложной шнуровки и пара пуговиц из темного янтаря. Если шлафрок распахнуть, он делался широким, как палатка.
Раньше, в молодые годы, папа любил в шторм сидеть на мысе в своем шлафроке и смотреть на волны. Прошло время, и он стал надевать его, когда работал, или когда было холодно, или когда просто хотелось уединиться.
Несколько раз шлафроку грозило уничтожение.
