Это происходит в Египте в наши дни - Мухаммед Юсуф Аль-Куайид

Они вошли, не постучав. Судфа даже не сразу их заметила. Забрали все: муку в тазу, жир, сухое молоко, миску, стоявшую перед детьми. Судфа пыталась спрятать сверток тряпья, но не успела. Даже кусочек сыра, приготовленный Судфой для себя, они тоже углядели и забрали.

— Ничего, ничего не оставили? — спросил я.

Она развела руками. Потом вытащила из складок головного платка небольшую бумажку. Она не знала, что в ней написано, думала, что-нибудь важное. На бумажке английские слова: от американского народа — беднякам мира. Прочитав надпись, я вернул ей листок, который она молча свернула и засунула снова в складки головного платка. Она выглядела очень усталой и тяжело дышала.

Сказала:

— Богатые получили помощь без всяких хитростей.

— Почему богатые получили помощь? Разве они в ней нуждаются?

— Море любит воду.

— А почему же отобрали у вас?

— У кого же еще отбирать? Разве кто-нибудь может затолкать мула в кувшин? Кто осмелится встать поперек дороги доктору, омде и богатым людям? Такой человек еще не родился на свет. Говори, что хочешь, все впустую, а враги торжествуют.

— Какие враги, Судфа?

— А к чему ты все это спрашиваешь?

Я промолчал. Друг мой объяснил ей, что я писатель, но она не знала, что это такое. Обернувшись ко мне, сказала, что ад-Дабиш не совершил никакого преступления. Вся деревня так делала. Доктор внес в списки имена всех, кого он лечит дома за деньги. Это богатые люди, и, конечно, они ни в чем не нуждаются. Одна богатая семья привязала животы пяти служанкам и послала их получать продукты. Ад-Дабиш не сам это придумал. Видно кто-то надоумил его. От волнения голос Судфы зазвучал громче:

— Ты сам деревенский. Можешь обойти все дома и убедиться, сколько женщин и вправду беременны и сколько числится в списках у доктора. Таким путем ты узнаешь, кто еще поступал, как и мы с ад-Дабишем.

Сердце мое сжалось от тоски. Я спросил:

— Ад-Дабиш плохо себя чувствовал?

— Что?

— Я говорю, он до этого болел?

— Здоровье у него было слабое, грудь болела, и желудок, и ноги. По ночам стонал и охал. А днями работал, от восхода до заката не выпускал мотыги из рук. Болеть ему было нельзя, ведь он наемный рабочий, руки — вот все, что у него было. Чтобы его нанимали, он должен был скрывать свою болезнь. Заработки маленькие. Если хоть день в неделю не поработает, значит, и есть нечего — бакалейщики не отпускают в долг беднякам.

— А плату за день вперед, которую он получил, вы всю потратили?

— Вечером потратили пятнадцать с половиной пиастров: купили еды, чаю, сахару и табака. Да долг соседке отдали — пять с половиной пиастров. Оставшиеся четыре ад-Дабиш утром с собой взял.

Встречался ли автор с ад-Дабишем Араисом?

— Ад-Дабиш Араис? — вскинул брови мой собеседник. — Не знаю такого.

Я попросил его вспомнить — сын Заннубы.

— Кто такая Заннуба?

— Она торговала горохом возле мельницы.

Я долгими часами могу рассказывать вам об ад-Дабише. О его детстве и юности. О том, что он ел и что его заботило. О его несбывшихся мечтах. Но сейчас это ни к чему. Быть может, я напишу об этом рассказ, и даже не один. А сейчас не стоит отвлекаться от основной темы моего повествования, чтобы не утомлять читателя. Продолжим и закончим историю ад-Дабиша. Из множества расспросов и рассказов постепенно встал передо мной ад-Дабиш, прояснился его облик, стали известны все обстоятельства его жизни. Вечно согнутая спина, с восхода до заката мотыга в руках. Сторож мельницы, принадлежавшей одной из богатых ад-дахрийских семей, женился на торговке горохом, каждый день сидевшей со своим товаром у въезда на мельницу и ставшей как бы ее неотъемлемой частью. Сам сторож не был жителем ад-Дахрийи и появился здесь вместе с машиной для мельницы. Он поселился в хибарке, которой владела его супруга, и дни их потекли, однообразные и неотличимые один от другого. Уже на склоне лет Заннуба родила сына. Преимуществом ад-Дабиша с момента его рождения было то, что он не владел ни дюймом земли. В детстве он не ходил в школу. Юность провел возле мельничного колеса. Он не захотел стать сторожем, как отец, и пошел в поденщики, чтобы работать на чужой земле и мечтать о клочке своей. Женился на Судфе. Жили, перебиваясь с хлеба на воду. В деревне его называли человек-колодец: очень был несловоохотлив. Многие землевладельцы, на которых он работал, не любили его и побаивались. Жена его рассказала мне, что последнее время он редко ее ласкал — работа и заботы надломили его. По словам же Гульбана, он часто задавал вопросы, ответа на которые Гульбан не знал: они были выше его разумения.

Чем же он владел в жизни?

Только силой рук.

Ад-Дабиш Араис:

сцена, которой никто не видел

Посторонний в деревне словно обладает особым запахом, который заставляет все носы, а заодно и глаза, оборачиваться в его сторону. Однажды вечером в деревне появился высокий, крупный человек с обвислыми щеками и опущенными на глаза веками, придававшими ему сонный вид. На нем была белая галабея и такия из той же материи. Поверх галабеи желтое пальто, в руке длинная бамбуковая трость. Тут же по деревне пошел слух: полицейский сыщик. А когда он спросил дорогу к дому ад-Дабиша Араиса, догадки превратились в уверенность и заспорили уже о другом: кто первый догадался, что он сыщик. А один бывалый человек сказал, что скорее всего это переодетый офицер. Незнакомец подошел к дому ад-Дабиша в сопровождении целой толпы жителей деревни, остановился в отдалении. Доброжелатели, которым очень хотелось быть в курсе событий, наперебой приглашали его войти и подняли такой шум, что Судфа выглянула на улицу. И тут же скрылась, потому что была в старом платье, одетом на голое тело. Потом показалась снова, пригласила всех входить. Расстелила для гостя во дворе старую циновку. Соседи притащили относительно приличную на вид подушку и подложили ее под спину незнакомца. Сами стояли вокруг него. Судфа сказала:

— Приезд твой осветил деревню.

— Свет деревни — ее жители, — ответил, как положено, гость.

Наступило молчание. Судфа понятия не имела, что это за человек. Он также не был знаком ни с одним из деревенских. Весть, которую он принес, невозможно было объявить в подобной обстановке. Тягостно тянулись минуты. Один из соседей пошел приготовить чай у себя дома, принес гостю. Все поняли, что Судфе нечем угостить гостя. Другой пошел в бакалейную лавку, вернулся с маленькой пачкой сигарет, обнес ею всех присутствующих. Воздух наполнился табачным дымом, запах его отличался от запаха наргиле, который курил ад-Дабиш.

Судфа стояла у стены, впившись глазами в незнакомца. С того мгновения, как она открыла дверь и увидела собравшуюся у дома толпу, сердце ее колотилось неудержимо, она чувствовала, что приход гостя связан с ад-Дабишем. После первых затяжек один из деревенских набрался смелости поинтересоваться у гостя, откуда он.

— Я из ваших мест, — ответил незнакомец, — из деревни аль-Хавалид, что неподалеку отсюда, за каналом Маркоса. А работаю в Тауфикийе, санитаром в больнице. Семья живет в аль-Хавалиде, и я каждый день хожу оттуда в Тауфикийю.

При этих словах сердце Судфы чуть не выпрыгнуло из груди. А в обычных любезностях, которыми присутствующие ответили на признание гостя, прозвучала искренняя симпатия. Ему сказали, что жители аль-Хавалида — лучшие люди в округе. Некоторые утверждали, что где-то уже видели пришельца, только не могут вспомнить, где и когда. Все заволновались, всем пришла в голову одна и та же мысль, но никто ее не высказал. Имя ад-Дабиша вертелось у каждого на кончике языка, но ни один его не произнес. Двор дома, где они сидели, не имел крыши, и с наступлением темноты на небе показались звезды. Незнакомцу пора было возвращаться. А ему необходимо было остаться наедине с Судфой. Он был вынужден сказать об этом присутствующим, попросив у них извинения.

— Пожалуйста, ты не чужой, — ответили ему.

Судфа стояла, объятая страхом. Оставив детей во дворе, вошла в комнату. Незнакомец остановился на пороге, ждал, пока она зажжет лампу. Собравшиеся во дворе начали понемногу расходиться. Судфа поставила лампу на печь, обернулась к гостю, в нерешительности задержавшемуся на пороге, не знавшему, что сказать и с чего начать. Он опустил глаза, постучал тростью по башмакам, поднял глаза на Судфу, спросил:

— Ты, конечно, жена ад-Дабиша?

Судфа в смятении кивнула головой. Чего тут спрашивать! Он знал об этом, когда пришел в дом.

— И дети его, — сказала она отчетливым, ясным голосом.

Взглянув на потолок, незнакомец медленно и тихо заговорил:

— Послушай, дочка, я пришел сослужить тебе службу перед лицом Аллаха. Если хоть один человек узнает, что я это сделал, я лишусь работы, а может, и жизни. Поэтому я не назову свое имя. Про деревню я сказал людям неправду. Я не из аль-Хавалида, а из Бухейры. И все это дело — дело совести.