Величайший торговец в мире - Ог Мандино

Эразмус недоверчиво разглядывал пришельца.

— Что тебе нужно от моего господина? — спросил он наконец. Странник поставил на землю тощий холщовый мешок и простер руки к Эразмусу.

— Не гневайся на меня, добрый человек, — взмолился он. — Я не сделаю твоему господину ничего худого. Я — не разбойник и не нищий, мне не нужно подаяние. Мне необходимо встретиться с твоим господином и сказать ему то, что он хочет услышать. И если мои слова оскорбят его слух, я тотчас же уйду.

Эразмус медлил. Однако речь незнакомца свидетельствовала, что он человек вежливый и образованный, и Эразмус решил впустить его.

— Иди за мной, — сказал он и прошел во дворец. Гость, прихрамывая, устало плелся за ним.

Пройдя в сад, Эразмус увидел Хафида. Тот дремал. Эразмус несколько раз тихонько кашлянул, и Хафид открыл глаза.

— Прости меня, мой господин, — заговорил Эразмус, — но какой-то человек пришел поговорить с тобой.

Хафид приподнялся и перевел взгляд на путника, стоявшего позади Эразмуса. Тот низко поклонился и заговорил:

— Прежде всего, скажи мне, ты ли тот, кого называют величайшим торговцем в мире? — вдруг спросил он.

Хафид нахмурился и медленно кивнул.

— Да, так меня когда-то называли. Но я уже много времени не так велик, как ты думаешь. Что тебе нужно от меня?

Гость выпрямился и с достоинством посмотрел на Хафида. Внезапно он пошатнулся, но устоял. Видимо, долгий путь отнял у него много сил. Глаза на измученном лице странника загадочно блеснули.

— Меня зовут Савл. Я возвращаюсь из Иерусалима в свой родной город Тарc. Пусть тебя не смущает моя одежда, я — не разбойник с большой дороги и не попрошайка. Я — гражданин Тарса и гражданин Рима. По рождению я — еврей, принадлежу к школе фарисеев, а происхожу из колена Вениаминова. Когда-то я был мастеровым, но затем обучался под руководством великого Гамалиила. Некоторые называют меня Павлом.

Говорить страннику было очень трудно, усталость заострила его черты, и временами он тяжело переводил дух. Хафид понял, что совершил оплошность, не предложив путнику сразу присесть, и извинился:

— Прости меня, странник. Можешь присесть.

Павел благодарно кивнул, но, несмотря на приглашение, остался стоять.

— Я пришел к тебе не за подаянием, а за советом и помощью, которые только ты можешь мне дать, — продолжал он. — Но прежде позволь мне рассказать тебе, как получилось, что я попал в Дамаск.

Эразмус, глядя на хозяина, энергично замотал головой, но Хафид сделал вид, что не замечает красноречивого жеста слуги. Внимательно оглядев странного гостя, он неторопливо кивнул, разрешая тому начать свой рассказ.

— Я слишком стар, чтобы смотреть на тебя снизу вверх, — проговорил Хафид. — Поэтому сядь, и я выслушаю тебя.

Павел поставил на землю свой мешок и присел у кровати Хафида. Тот молча продолжал рассматривать пришельца.

— Четыре года тому назад, ослепленный многолетним изучением ложных истин, я стал свидетелем того, как в Иерусалиме побили камнями святого Стефана. Синедрион приговорил его к смерти только за то, что он возводил хулу на бога иудеев.

Хафид удивленно вскинул брови.

— А какое отношение к этому имею я? — спросил он.

Павел вскинул руки.

— Успокойтесь, ровным счетом никакого. Но, не упомянув об этом, я не могу продолжить своего повествования. Стефан был последователем учителя по имени Иисус, которого за год до гибели Стефана римляне объявили государственным преступником и распяли на кресте. Вся вина Стефана состояла в том, что он называл Иисуса мессией, о приходе которого в мир возвещали еврейские пророки. И еще Стефан говорил, что еврейские учителя, сговорившись с римлянами, сознательно послали на смерть сына Божьего. Такие речи считались преступными, и сказавший их подлежал наказанию смертью. И в этом деле я был не только свидетелем, но и участником. В то время я был молод и религиозен. Я был таким ярым сторонником нашей веры, что мне поручили взять с собой войска, прибыть в Дамаск и уничтожить всех последователей Иисуса. Это было несколько лет тому назад.

Эразмус удивленно посмотрел на Хафида и удивился тому интересу, с каким тот слушает бессвязный, по мнению старого слуги, рассказ наверняка безумного странника. Тогда таких много шаталось по дорогам Востока. Странник замолчал, и в саду повисла тишина. Некоторое время Эразмус слышал даже, как плещется вода в фонтане, пока Павел снова не заговорил:

— И вот, когда я подъезжал к Дамаску, замышляя казни последователей Иисуса, придумывая, какими пытками я смогу заставить остальных забыть о нем, мне было видение. Помню, что вначале неведомая сила повалила меня на колени, а затем я услышал голос: “Савл, Савл, за что ты гонишь меня?”, — говорил он мне. — “Кто ты?”, — спросил я, и голос ответил: “Я — Иисус, которого ты преследуешь. Теперь встань и иди в Дамаск, и там скажут тебе, что нужно делать”. Я поднялся, но не мог ничего видеть, ибо я ослеп. Меня под руки повели в Дамаск, где я три дня оставался в доме одного из последователей распятого. Все три дня я обходился без воды и пищи. По истечении этого времени ко мне пришел Анания, который сказал мне, что ему было видение. Затем он приложил ладони к моим глазам, и я прозрел. Только после этого я смог принимать пищу, и вскоре силы вернулись ко мне.

Неожиданно Хафид наклонился вперед и спросил.

— И что же случилось потом?

— Меня привели в синагогу, но мое присутствие среди последователей Иисуса напугало их, ведь они были наслышаны о том, как я преследовал их сторонников. Но, тем не менее, я молился вместе с ними, и мои слова успокоили их, потому что я называл Иисуса сыном Божьим. Однако были среди них и те, кто считал, что я нарочно послан к ним, чтобы запомнить их и позже предать мучениям. Трудно мне было убедить всех в том, что я искренно уверовал во Христа, поэтому многие замышляли убить меня. Я был вынужден бежать и вскоре вернулся в Иерусалим. В Иерусалиме повторилось то же самое. Практически никто из последователей Иисуса не желал признавать меня своим и, несмотря на то, что им стало известно о моей молитве в синагоге, все сторонились меня. И как бы я ни молился, сколько бы ни говорил об Иисусе, все было напрасно — меня никто не слушал. Так я бродил один, пока однажды не пришел в храм и там, в торговых рядах, где продаются птицы и ягнята для жертвы, снова не услышал тот же голос.

— И что он сказал тебе на этот раз? — спросил Эразмус, не менее своего господина заинтересованный таинственным рассказом незнакомца. Тот встревоженно посмотрел на слугу. Хафид улыбнулся и кивнул, разрешая продолжить рассказ.

— Он сказал мне так: “Четыре года ты проповедуешь слово Божие, но нет в тебе света. Даже слово Божие нужно предлагать людям, словно при продаже, иначе никто не услышит тебя. Не говорил ли Я притчами, дабы все поняли смысл Моих слов? Рваной сетью не уловишь много птиц. Возвращайся в Дамаск и найди того, кого называют величайшим торговцем в мире. Скажи ему, что ты собираешься нести в мир Мое слово, и он научит тебя, как это нужно делать”.

Хафид бросил быстрый взгляд на Эразмуса, и старый слуга почувствовал в глазах хозяина немой вопрос. “Неужели этот оборванный странник и есть тот человек, которого мой господин ждет столько лет”, — мелькнула у него мысль.

Хафид положил руку на плечо Павла и произнес:

— А теперь расскажи мне, кто такой Иисус.

Павел заговорил так, словно в него влились свежие силы. Он рассказал Хафиду и об Иисусе, и о его короткой жизни. Он говорил и о том, как долго ждали евреи пришествия мессии, которое предсказывали пророки. Он рассказал и о том, какие надежды народ связывал с его появлением. Все думали, что мессия придет, чтобы объединить евреев и построить новое царство, счастливое и процветающее. Рассказал он и об Иоанне Крестителе, и о том, как вслед за ним явился Иисус. Долго Павел говорил о совершенных Иисусом чудесах, его проповедях, многочисленных исцелениях тяжело больных людей и даже о воскресении из мертвых. С гневом рассказал Павел о менялах и торговцах, изгнанных Иисусом из храма. Затем он рассказал о распятии, погребении и воскресении Иисуса. В заключение, словно придавая особый смысл и реальность своему рассказу, он потянулся к стоявшему у его ног мешку, торопливо развязал тесемки и достал красную плащаницу.

— Посмотри, господин, — взволнованно проговорил Павел, разворачивая ее перед потрясенным Хафидом. — Вот это — одежда Иисуса. Все, что у него было, даже саму свою жизнь, он отдал миру. Когда он умирал на кресте, римские солдаты бросали жребий, споря, кому из них достанется эта плащаница. Много времени и средств я потратил, чтобы выкупить ее.

Хафид побледнел. С трепетом дотронулся он до плащаницы, обагренной пятнами крови. Эразмус, видя, как разволновался его господин, встревожился и подошел поближе. Хафид продолжал перебирать в руках ткань, пока не увидел у кромки знакомые знаки Толы и Патроса.