Воин Заката - Эрик Ластбадер

Ученый опять покраснел.

— Я твой должник.

Он замолчал, сосредоточенно изучая содержимое своего бокала. Потом взял его в руки и отпил глоток. Сейчас разговор для него был важнее, чем выпивка.

— Я тебе кое-что расскажу, — решился он наконец. — Хотя для меня это будет непросто. Было время, когда я ужасно тебе завидовал. Я мечтал стать меченосцем, но у меня не было никаких шансов. — Г'фанд усмехнулся немного нервно. — Я для этого слишком мелкий. — Ученый поднес к губам бокал и судорожно глотнул, как будто его насильно заставляли пить. — Я безумно хочу узнать, как мы стали такими, какими мы стали, и что было до нас. Наши предки... это были великие люди. Они построили эта машины... такие громадные и ужасные.

Г'фанд отставил бокал и обхватил себя обеими руками, как будто ему было холодно.

— Нам это недоступно. Мы все утратили. Все. Но я нашел... я прочел все, что еще уцелело. Эти скудные крохи знаний. — Ученый невольно понизил голос. — Об этом никто не знает, но мне удалось частично расшифровать одну очень древнюю запись, сохранившуюся с тех времен, когда люди еще жили на поверхности. Конечно, это всего лишь разрозненные фрагменты... по сути, вообще ничто. Но даже их было достаточно, чтобы понять, какую непростительную ошибку они совершили.

Г'фанд умолк, заломив руки. Ронин ждал. Он знал, что ученый еще не сказал того, что собирался сказать.

— И вот тогда я понял, что сделал неправильный выбор. Что с того, что я стал ученым?! Все это бессмысленно. Мы никому не нужны. И пользы от нас — никакой. К насмешкам-то я привык... у меня было много работы, я просто их не замечал, насмешек. Но потом в один прекрасный день мне сказали, что я прочел уже все, что есть.

Он взял кинжал и принялся рассеянно вертеть его в руках, наблюдая за тем, как от лезвия отражается свет.

— В общем, я стал посещать боевые тренировки. — Г'фанд покосился на Ронина, словно опасаясь, что тот поднимет его на смех. — Ученики поначалу смеялись, подшучивали надо мной, но я продолжал заниматься. И тогда они стали уже по-настоящему надо мной издеваться, чтобы я бросил. Но я не бросал... А однажды ко мне подошел инструктор и дал мне этот кинжал и короткий меч. Он сказал, что, раз уж я такой упорный, мне тоже положено кое-какое оружие. Теперь я занимаюсь с новичками, но... — ученый снова понурил голову, — я же знаю, мне все равно никогда не сделаться меченосцем.

— Ты можешь стать кем-то еще, — сказал Ронин.

— А Ниррен говорит, что все остальное — это так, ерунда.

— Ниррену просто нравится тебя дразнить, но это еще не значит, что ты должен слушать все, что он говорит.

— Он же чондрин, — неожиданно выпалил Г'фанд. — Как же он не понимает!

— Не понимает чего?

— Что мы все умираем! Ты разве не видишь? Ты слышал, что говорил Томанд. Он не знает, как действуют наши машины, и никто из ниров не знает. Хотя именно эти машины и не дают нам погибнуть. Инструктор талдычит нам о традициях, о воинском Уставе. Но зачем нам традиции, если кончается воздух, если нам не хватает еды и воды?

Он резким движением поднялся на ноги.

— Сил моих уже нет! Все, терпение лопнуло. Я не хочу оставаться здесь. Мне здесь не место. И никому здесь не место. И скоро... уже очень скоро знамя Традиции будет реять над нашими догнивающими костями!

На Сехну они пошли вместе. Все как будто уладилось. Правда, поначалу сидящие за столом чувствовали себя немного неловко, но потом Томанд встал и сказал:

— Я прощаю тебя. Это все-таки Сехна, в конце концов.

Ниррен, глядя на них, улыбнулся, а К'рин пожала Г'фанду руку.

В тот вечер все много смеялись и вели оживленные разговоры, хотя в целом беседа у них получалась довольно натянутой. По мере того как сменялись блюда, опустошались и вновь наполнялись графины с вином, всех присутствующих постепенно охватывало безотчетное и какое-то отчаянное веселье. Смех звучал громче и громче. Складывалось впечатление, что этим бурным весельем они пытаются заглушить тревоги и мрачные мысли.

Ронин это понял едва ли не сразу. И хотя он ел, пил и смеялся наравне со всеми, чтобы не вызывать подозрений и лишних вопросов, настроение его портилось с каждой минутой. Он даже знал, с чего это все началось: со встречи с той нирой в приемной Сталига, Ронин мысленно проклинал и ее, и себя. «Какое мне дело? — твердил он себе. — Это меня не касается».

К их столу подошел меченосец в оранжево-коричневой рубашке и, поклонившись своему чондрину, что-то шепнул ему на ухо. Ниррен кивнул и склонился к Ронину.

— Эстрилл, — прошептал он одними губами, поднялся и, извинившись, вышел из-за стола.

Может быть, так просто совпало, но его уход как бы послужил сигналом к еще более бурному взрыву веселья. Томанд что-то кричал, обращаясь к сидящим за соседними столами, и вскоре они уже вовсю обменивались графинами с вином и бокалами. Разговор превратился в бессвязный гул.

Седьмая смена закончилась. Началась восьмая. Большой зал постепенно пустел. Народу заметно поубавилось. Стало прохладнее и уже не так душно.

Ронин вытянул ноги и, лениво побалтывая винный осадок в керамическом бокале, наблюдал за игрой бликов света на его непрозрачной поверхности. Гул голосов постепенно затих, и стало слышно, как разносчики убирают со столов посуду. Они сновали туда-сюда по проходам, нагруженные здоровенными подносами с остатками Сехны. Когда Ронина спросили, не хочет ли он еще вина, он отрицательно покачал головой.

Ему не терпелось уйти, но он решил подождать, не желая привлекать к себе внимание. Скорее всего никто за ним и не следил, но он все равно не хотел, чтобы кто-то подумал, что у него есть какие-то срочные дела.

А потом он увидел Ниррена, возвращающегося к столу, и порадовался про себя, что не поторопился уйти. Чондрин сел рядом, вылил себе в бокал все оставшееся на столе вино и улыбнулся, оглядевшись по сторонам. Поблизости не было никого, а в зале пока еще было достаточно шумно.

— Тебе это будет небезынтересно, — проговорил Ниррен, понизив голос и продолжая улыбаться. — Насчет этого техника при колдуне, Мастаада. Помнишь такого? Так вот, он работает на Фрейдала.

Ронин поставил свой бокал на стол.

— Даггам?

Ниррен медленно потягивал вино, не глядя на Ронина.

— Нет. Самый обычный техник. Но при этом еще и сотрудник службы безопасности. У них существует такая практика. Иногда это единственный способ узнать, что им нужно, — приставить к кому-нибудь своего человека.

Он умолк на мгновение, дождавшись, пока не уйдет разносчик, подошедший забрать со стола пустой графин.

— Они пытались и Борроса подрядить в свою службу, но он отказался. Тогда они подослали к нему «грызуна», чтобы тот все разнюхал.