Время Бригадиров - Александр Грог

Но внимательный глаз Бригадира заметил, что толстяк салфетками выстраивает нечто вроде карты, а сам город изображает кружка старой работы - литая, облепленная фигурками, погрызаными зубами от всяких времен. Теперь таких не делали, а того умельца, что копировал работу, говорят, зашибли исключительно по ошибке. Даже издали видно, что горка салфеток означает гору Фуфлон, отдельно разбросанные холмы поменьше, а то, что он как бы рассеянно водит пальцем по столу, разгоняя разлитое пойло, не иначе охранный водораздел. Бригадир понял, что Хрычмастер не иначе как имеет долю с той контрабанды, что идет сюда водой, а толстяк просто на просто, ему докладывается.

Посланец - мозгоклюй Смотрящего, его личная шестерка - взялся поторапливать. Бригадир отмахнулся. Раскусил породу. Знавал этаких… У своего дома чистый цепной кобель - не подходи, изорвет. А сорвется с привязи, только бегает по дворам и хвостиком машет, - сухарика выпрашивает, мол, хоть и на службе, но иной. Чем дальше от своей будки, тем терпеливее - все готов снести, словно телом меньше становится. Набегается (по делам ли Смотрящего, по личным ли) опять на цепь просится, и опять злой - не помнит, кто ему сухаря давал.

В хрычевне вызревало интересное - как такое пропустить? Тут всякий бы подождал - хотя развлечений на праздники много, но на все не попадешь, а здесь на дармовщину.

Веник, кроме всего прочего, поставленный следить, чтобы никто за игрой в одежде наизнанку не сидел, своих свернутых в рулон шляп не разворачивал, не сплевывал через плечо и уж, тем более, не стучал по дереву или кости, да не забывал вовремя отстегивать процент заведению, вдруг, привстал и двинулся к игровому столу. Начиналась свара, убытки. Вот-вот, должны были за словами выдернуться ножи. Причем, конфликтовали не какие-то там приезжие, не транзитники, а свои - матерые.

Один виноватил другого - сидящего напротив, своего соперника - в том, что выиграл он, не иначе как оттого, что загодя одел телогреечку "наничку", что она у него слажена таким хитрым швом: так что этак можно ее носить - удачу в игре приносит за счет остальных игроков. Обвинение серьезное. Вполне свободно дело могло кончиться тут же, не сходя, быстрой кровью, если бы Веник не вмешался, поперек не встал с печным ухватом. Заводилу к стене прижал, сам на второго косит, чтобы не поднырнул без правил, не воспользовался ножа вогнать. Стал ждать, что Хрычмастер решит. Хрычмастер свой авторитет на кон не выставил. Увидел, что рассерженного не унять, и второй завелся, решил - крови в хрычевне быть. Не надо их на улицу. Праздник все-таки. Раз оба такие дураки заводные - пусть режутся, но только не по-своему. Такое удовольствие надо растянуть.

Дурака учить, что мертвого лечить. В городе дураков больше - самая их вотчина. Невозможно разговаривать с человеком, который моментально становится в позу, а если их двое - нос к носу, да оба "родная кровь"? Это - зрелище! Диалог глухих, с горением глаз и таким сурдопереводом, что, жди, сейчас сойдутся ближе эти размахивающие мельницы, и начнется… крепеж слов на физиономиях. Иногда этим и кончается (если действительно родная кровь). Потом будут дуться друг на дружку, общаться через посредников, потом оттают - но не скоро, зависит от природной твердолобости. Но, бывает, что не развести, сойдутся - пошли в ножи. Тогда, по-зимнему времени, фуфаечный пух во все стороны, по-летнему - ошметки. По-летнему красочней получается, потому как, фуфайки кровь впитывают - не интересно.

Хрычмастер командует - ему решать, здесь его столы и посуда, и убыток его, и слава, если зрелище получится. Двое ссорятся - оба виноваты. Только что и знакомы не были, а уже готовы глотки друг другу грызть и даже забыли за что собственно, с чего началось. Четверть крови поединщиков, как положено, заведению, остальное - в городскую казну: под присмотр, да под дела Смотрящего. Брызги - кому попало. А самим поединщикам - ни шиша. И даже победителю от побежденного - шиш, только его может отрезать себе на сувенир. Но по новейшим временам это больше не модно. И правильно, что в казну, а не всяким частным интересам, а то нашлись бы умельцы ножа, взялись бы на этом свой бизнес делать - по улице не пройди. Всегда найдет к чему придраться, не туда шагнул, не так посмотрел, слово за слово… Гемоглобин всегда в цене, но теперь для личных нужд без справки не сбудешь. Бригадир помнил те годы, когда каждый житель свой нож точил и мечтал за его счет обогатиться. Транзитники тогда за кровь, как казалось, шальные деньги платили (не деньгами, конечно, а товаром), но потом товар этот разглядели, уже не так прибыльно стало казаться это дело, да и город поредел. Осмотрелись и решили, что закон должен быть и держатель его должен быть от общества. Так что, городского Смотрящего само время наверх выдавило.

Бригадир был опытен, держался в сторонке.

Во всякие времена, и в те, когда вроде бы "ни уму - ни сердцу", а стороной пройти нельзя: всякого способна закрутить, втянуть в себя чужая смута. Не любит человек бывалый такие свальные дела - где все "ни за что, ни про что", где без всяких причин жизни теряют. В такую, если влетаешь, то вышвырнет из нее не раньше, чем грех на душу возьмешь, пырнешь того, кто, в общем-то, ничего тебе не сделал и даже не знал его раньше. Но здесь частенько самый ловкий и крепкий глупейшим образом уходит от руки не равного себе. Обидно! Какой-то мальчишка, который в иное время подойди к тебе робеет, даже по делу спросить - тихий и вдумчивый - в сей момент, с залитыми страхом и кровью глазами, тычет свой нож не глядя, лишь бы впихнуть во что-нибудь, лишь бы успеть… и, смотришь, вогнал тебе под сосок или в бок - в печень, и уже выходит толчками черная кровь. Еще стоишь на своих ногах, не понимаешь, как такое могло случиться, испуга нет… А вот тот напуган, едва ли сердце не лопается, ноги ватные, мямлит что-то. Смотришь на него с досадой, понимаешь, что убил он тебя, и не веришь в эту нелепицу. Все кругом кажется таким мелким, ненужным, и заботы вовсе не заботы… Обидно погибать в чужой сваре. Обидно погибать и глаза в глаза. Перемелют потом тебе косточки, не так шагнул, не так сделал - не сподобился, разберут каждый финт. Со стороны видно все, и уже ясно, что оказался ты не столь хорош, как о тебе думали, огорчил ты всех - расстроил, что раньше не замечали в тебе слабинки, словно обманул, вроде как товар с гнильцой подсунул… Но всего обиднее погибать безвестно. Когда спросит кто-то, а в ответ пожмут плечами, ответят - сгинул, и тотчас на другое перейдут, про свои житейские мелочи. Хотя над каждым, в любой момент жизни может блеснуть тонкой рыбиной нож…

Пока бегали, искали Судника, принимали ставки, всем стало ясно - эти миром не разойдутся. Да и кому хочется быть вываленным в грязи знаменитой лужины шестой хрычевне - огромной, вонючей, даже, кажется, бездонной. Всякому отказнику, после заявочного вызова, прямиком туда.