Герой не нашего времени 2 - Павел Зябкин

Взвод заменили в полном составе, ночь продержали в яме, которую доселе они добросовестно охраняли, а утром вывели на плац для воспитательного шоу.

Командира полка, подполковник Рыков, молодой, энергичный офицер не стал читать долгих нотаций. Просто со словами: «Ну, я то могу себе позволить, — при этом выразительно щелкнул пальцами по горлу, — а вы-то куда претесь?» стал поливать водкой головы вчерашних «полицейских». Теперь «грешникам» предстояло идти продолжать службу в те подразделения, где они числились по штату.

Следующая с Алексеем встреча произошла месяц спустя. Уже наступила глубокая осень. Непрерывные дожди, вечно липнущая к ногам, готовая приклеить тебя намертво грязь. Вечно затянутое грязными тучами небо. В один из таких сумрачных дней, Вовка по какой то необходимости зашел в медицинскую роту. Внезапно его окликнул солдат с забинтованной ступней, понуро сидевший у палатки и куривший «козью ногу». Подойдя к нему Владимир с трудом смог узнать в этом изможденном человеке Алексея — этого «Конана — варвара XX века». Он исхудал, грязь как загар въелась в него. Замызганный, дырявый бушлат, стоптанный, облепленный глиной сапог на левой ноге. Правая — в потемневших бинтах. Они присели и закурили.

— Леха, как ты сюда попал? — поинтересовался Вовка.

— Да вот, выстрелил в ногу случайно. Черт его знает, как вышло. Автомат вниз стволом держал, и курок дернул, а он не на предохранители был, — грустно отвечал «Конан».

— Да… Бывает, — посочувствовал он ему. — А теперь что?

Сама по себе эта история была очень правдоподобна. Подобных случаев было очень много. Люди свыкались с оружием и забывались. Часто бывало, что, почистив автомат и пристегнув магазин, руки у многих сами тянулись дослать патрон в патронник и нажать курок. В сущности этого явления, пусть разбираются психиатры и психологи. Из за этого «контрольного» выстрела случалось, погибали посторонние люди, оказавшиеся на пути выпущенной пули. Отвлекаясь немного скажу, что заметил еще одну интересную особенность человеческой психики. Ветхие стены палатки, казались прочными, и внутри создавалось впечатление, что ты в некой безопасности, как будто в доме с крепкими стенами. Направляя тот же ствол в стену палатки, казалось, что пуля дальше нее никуда не полетит. Но, я увлекся.

— В Ханкалу отправят не сегодня-завтра, — сказал Леха. — В госпиталь. Потом домой. Все, навоевался. Хватит. Ну его все к чертовой матери.

Владимир не стал напоминать ему о совсем недавних уверениях, о том, как ему все это нравится. Зачем? Человек сделал свой выбор. Они попрощались и расстались. Больше они не виделись.

Владимир нисколько не осуждал Алексея. Тот увидел изнанку, нормально вполне, что она не пришлась ему по вкусу. Слова о патриотизме и воинском долге смешны в условиях капитализма и наемной армии. Так зачем делать то, что тебе не нравится? Владимиру даже в голову не приходило, что Леха сам причинил себе рану. Зачем? Контракт можно было разорвать и так, без всяких членовредительств. Страховка? Ну не так уж она и велика, да и получить ее тоже не так просто.

Глава 6

В целом время стало пролетать значительно быстрее, чем во взводе. Дни были более насыщены, чем раньше. Смотря на партии улетающих домой и вновьприбывающих, а это происходило два раза в месяц, Владимир с непонятной грустью думал о том, что не за горами и его отбытие. Провожая Виктора и еще земляков, Вовка подумал вслух:

— А может мне еще контракт продлить на шесть месяцев. Пока вроде местечко тепленькое, чем не служить?

— Володя, брось, — отвечал Виктор. — Сегодня тебя подняли, завтра опустят. Брось. Дослужишь и все. Двигай домой как я. Нечего тут ловить. Пока мы нужны, а завтра станем не нужны и пинка нам под зад.

— Ты прав, — грустно согласился Владимир.

Эти мысли так были созвучны его собственным. Он снова, как и прежде видел бесперспективность этого пути. Ну продлит контракт, ну еще полгода тут, а потом? Остаться служить в полку в Мулино и ютиться там по чужим квартирам с небольшим солдатским жалованием лет так десять, не меньше до возможной пенсии. Завидная перспектива. А что будет с квартирой в родном городе? Вдруг старую мать разведут как лохушку, и подпишет ее какой-нибудь конторе, так заботящейся о престарелых гражданах за наследование жилья. Вот тогда вообще будет разбитое корыто. И вообще служить можно только со звездочками на погонах. Эту истину Вовка усвоил на своей шкуре. Без звездочек в армии делать нечего. Так и будешь быдлом. Некстати вспомнил он Лермонтовский роман о Печорине. «И чего этот зажравшийся кретин так издевался над радостью Грушницкого, получившего эполеты. Сам бы потащил солдатчину бы, тогда понял бы, чего так радовался бедный юнкер», — со злостью подумал Вовка. Но ему в отличие от Грушницкого эполеты со звездочками не светили. Нет, пока все, слава Богу, гладко идет. До конца дотянуть, тут немного осталось. И все. Нравится, не нравится, а жить то дома придется, на гражданке. Вот там и надо обустраиваться снова. Хотелось бы конечно Мишке поверить в его мясные планы, да много уж видел таких мечтателей. Прервала Вовкины размышления доставленная почта. Он прямиком направился к крытому грузовику связистов, где ее сортировали. Вовка боялся, что письма адресованные ему попадут в прежний взвод и пока он их получит снова, уже не будет смысла и отвечать.

Он не зря поторопился. Ему действительно пришло два письма. От матери и… Нади. Придя во взвод Вовка, завалившись на нары, стал их читать. Чтение писем вообще было своего рода священнодействием для многих. Почта ходила плохо. От первого письма до ответа на него проходило не меньше месяца. Иногда зараз получали сразу несколько писем отправленных в разное время. Где уж там они накапливались, никто толком не знал. Может быть, даже просматривались цензурой, хотя есть ли в наше время военные тайны?

Письмо из дома не содержало особо ничего интересного. Все там по-прежнему шло. Интересным только показался визит Ольги к матери. Экс-супруга не могла никак поверить, что Вовка все-таки уехал. Оно и не мудрено. Много мужиков тогда, как выпьют да с женами — любовницами поругаются, так и давай в Чечню ехать. А проспятся, помирятся, и куда настрой боевой делся. Видимо новое Ольгино окружение состояло из таких. А что, бабы народ жалостливый. Навешай им лапшу на уши, они и все, растаяли. Ах, бедный, да там тебя же убьют — покалечат, сиди уж дома, дай я тебя пожалею. Да оно и неплохо так вот слезу пустить, но, черт побери, почему ведутся то именно на ложь. Вот вправду ведь, соберется мужик на самом деле ехать, без дураков, так никто тут его жалеть не собирается. Бреши, мол, бреши, да меру знай. А потом дивятся, куда это он пропал? Более ничего интересного письмо не содержало.

Надина весточка была интересна самим фактом своего существования. Надя оправдывала свое имя — Надежда. Она действительно дарила надежду. Просто приятно было получить ее, вот и все. А так по содержанию: сплошные эмоции. А впрочем, чего еще то можно писать едва знакомому человеку. Но и за то спасибо, решил Вова. Вот так бывает, сведет же судьба. Он тут же отписал Наде ответ. Подумал и добавил туда, что пока письмо дойдет и он следом приедет, так что звони уж лучше тогда домой. Ответа писать не стоит. Вова был искренне рад. Может, наконец, личная жизнь устроится. Одиночество порядком надоело ему. Уже не только женщин, но и друзей у него практически не осталось. Со многими он плавно погасил отношения: люди пустые, что с ними время тратить. Одни рисовки, ни одного настоящего, пусть даже неверного поступка. Другие знакомые, кто добился в жизни хоть самого малого успеха, уже не хотели знаться с ним — закоренелым неудачником. Невезение это как заразная болезнь, лучше уж подальше держаться от зараженного.

Кончив писать, Вовка глянул на подвешенные к потолку палатки наручные часы: 20.00. Пора было вставать на пост. Достав из пирамиды автомат, он сел на табуретку возле пустующей ямы. Все арестанты шлялись по палатке и трепались с конвоирами. Пост был чистой формальностью. После совещания в яму, за какие-то провинности, было водворено пятеро офицеров во главе с целым майором. Сидеть они должны были отдельно. Но пока шлялись по палатке в надежде остаться в ней на ночлег. «Блин, целое офицерское собрание», — подумалось Вовке. Это уже было не первое «офицерское собрание». Один из «узников», молодой лейтенант — «двухгодичник» сидел уже трое суток. Владимир улыбнулся, вспомнив как этот офицер попал сюда.

В тот день шел холодный осенний дождь. Зайдя на обед в палатку, Вовка обратил внимание, что Василий ходит с сияющим видом.

— Пошли, чего-то покажу, — потянул он Владимира к ямам.

Подведя его к глубокой как колодец одиночной яме, Вася указал пальцем на сидевшего ней молодого человека, ежившегося в бушлате под дождем.