Течёт моя Волга… - Людмила Зыкина

Вплоть до самого последнего дня поэт и композитор колдовали над нотными листками. Серафим Сергеевич даже ночью звонил мне по телефону и, положив трубку на рояль, «показывал» самые последние варианты.

— Милочка, послушай. Так удобно петь?

— Вроде ничего, Серафим Сергеевич, — отвечала я сонным голосом.

— А если нам взять другую тональность? В прежней торжественная песня звучит тускловато, а так — светлее.

— Я сейчас не очень соображаю по телефону. Давайте я к вам утром заеду.

— Ну на этом пока и остановимся, — говорил Туликов, закончив очередной сеанс творческих бдений по телефону.

Почти год мы работали с Григорием Пономаренко над одной из моих лучших песен — «Растет в Волгограде березка». Искали своеобразное, резко очерченное прочтение этой эмоциональной баллады.

Долго мучилась с четверостишием:

Ты тоже родился в России,В краю полевом и лесном.У нас в каждой песне береза,Береза под каждым окном…

Почему-то я склонялась к повествовательной интонации, но логика стиха требовала заостренно-публицистического обращения к современнику:

Ты тоже родился в России…

Это вызов, напоминание о долге, о памяти погибших.

«В краю полевом и лесном» — эпическая строка, определяющая лирические вокальные краски. Голосовой акцент приходится на четвертую строку — «Береза под каждым окном», — по сути, обобщающую образ Родины в облике березки.

При исполнении этой песни меня каждый раз охватывают новые переживания. Я стараюсь как бы заново «пропустить» через свое сознание каждую строчку.

«Волгоградская березка» сопровождает меня по нашей земле, она низко склоняется над памятниками павшим — скромными пирамидками и величественными мемориалами. Она вместе со мной и на чужой земле, где на плитах можно прочесть русские имена на иностранных языках.

Сотни раз я исполняла эту песню перед самой разной аудиторией. Но не скрою, испытываю особое волнение, когда вижу слезы в глазах совсем юных мальчишек и девчонок, знающих о войне, о подвигах своих дедов и отцов лишь по книгам и кинофильмам. Это ли не доказательство огромного воздействия песни, прочувствованной и выстраданной сердцами композитора, поэта и певца!..

Посади дерево! Какой глубокий философский смысл приобрела эта житейская мудрость. Люди сажают сад, чтобы спустя годы он дарил радость потомкам, призванным хранить память об отцах и дедах.

Проехав по многим городам и станицам Кубани, я решила оставить в Краснодаре и «зеленый автограф». Моя березка растет теперь на площади Труда, напоминая не о тяжелых для нашего народа днях, а о мирном небе, о мирном труде. И мне очень хочется, чтобы и об этой березке была когда-нибудь написана песня.

Уже будучи солисткой эстрады, я долго робела при встрече с композиторами и поэтами. Словечка не решалась вставить, а уж о том, чтобы не согласиться, поспорить, и речи быть не могло. Прошло много времени, прежде чем стала я разговаривать с авторами «на равных», особенно с композиторами, но и то только с теми, кто прекрасно знал «тайны» вокала и мои возможности, о которых, быть может, сама я и не догадывалась. Трое из них — А. Долуханян, Г. Свиридов, Р. Щедрин — оставили неизгладимый след в памяти, и потому о них более подробно.

Песни Долуханяна я пела на разных широтах и всегда думала: вот родился же такой талантливый человек на радость миллионам людей! Не всякий, даже очень способный композитор мог сравниться с ним по широте своего творчества. Долуханян был автором увертюр, кантат, симфоний, романсов, произведений для духового и эстрадного оркестров. Им была написана музыка к комедии «Конкурс красоты», о которой много спорили любители музыки, эстрады, драмы. Яркий мелодический рисунок письма, лиричность, душевная простота выражения чувства были основными достоинствами этого мастера музыки.

Ученик знаменитого композитора и педагога Н. Мясковского, первоклассный пианист, Долуханян вобрал в себя все, что нужно было одаренному природой музыканту.

Александр Павлович прекрасно разбирался в тайнах вокала, знал до тонкости голоса будущих исполнителей песен. Долуханян обладал особым чутьем и в то же время внимательно прислушивался к мнению певца. Помню, как бились мы с Долуханяном над «Рязанскими мадоннами». Уже закончивший работу над песней Александр Павлович, ухватив ход моей мысли, вдруг решительно сказал:

— Понимаю, что тебе надо. Я все переделаю…

В самом деле, запев «Ты ему навстречу, Анна, белым лебедем плывешь…» звучал вначале по-другому…

Мнение самого Долуханяна чтилось высоко. Не только я, другие певцы и певицы, например, народные артисты СССР П. Лисициан, З. Долуханова, воспитанники Долуханяна, всегда прислушивались к его советам.

— Почему ты не играешь в шахматы? — однажды задал мне вопрос Долуханян. — Музыкантам и певцам шахматы просто необходимы. Партии-то бывают не только изящными, красивыми, но и «музыкальными»… Да-да. Не смейся.

Композитор был заядлым болельщиком и автомобилистом. Любил скорость, и за ее превышение его не раз штрафовали. Но это не шло впрок: в конце концов, Долуханян стал жертвой лихачества — врезался в стоящий на дороге асфальтовый каток и погиб.

Седая шевелюра, черные, как сажа, густые брови, добродушная улыбка, поразительная эрудиция (в нашу последнюю перед дорожной трагедией встречу он говорил со мной о творчестве Шопена) — таким я и запомнила его надолго. Ему было всего пятьдесят семь.

Думая об Александре Павловиче, всегда вспоминаю слова Бетховена, которые вполне можно отнести к творчеству Долуханяна: «Нет ничего выше и прекраснее, чем давать счастье многим людям».

Первая встреча с Георгием Васильевичем Свиридовым состоялась в Ялте в 1963 году. Доброжелательные глаза, мягкая улыбка, внимание к собеседнику и предупредительность в движениях. Даже трудно представить себе, что этот человек может оказаться, как говорил Арам Ильич Хачатурян, «ужасным спорщиком», страстным охотником до жарких диспутов и дискуссий, не стеснявшимся в выборе эпитетов, когда ниспровергались общепризнанные истины. Мы разговорились. Маститый композитор обладал богатейшими знаниями, широтой интересов и отличной памятью. Георгий Васильевич с завидной осведомленностью говорил о Мусоргском и Рублеве, Блоке и Есенине, работах молодых современных музыкантов. Но он мог и высмеять бессмысленное музыкальное кокетничанье иных исполнителей в угоду обывателям, преклонение перед модой, нигилизм и эпигонство. Пылкие привязанности и глубокие антипатии не нарушали общей гармонии его личности. В конце беседы он предложил мне свою обработку русской народной песни «Липа вековая». Я посмотрела бегло ноты, прошлась по клавиру и с этакой молоденькой заносчивостью выпалила: