Гораций - Михаил Евгеньевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это была последняя военная кампания Гая Юлия Цезаря. В октябре 45 года до н. э. он вернулся в Рим, где торжественно отпраздновал испанский триумф. Цезарь стал фактически единоличным правителем Римского государства. В начале 44 года до н. э. сенат и народ провозгласили его пожизненным диктатором[119]. В Риме диктатором именовалось высшее должностное лицо с чрезвычайными полномочиями, назначавшееся на срок не более шести месяцев. Обычно диктатор назначался консулами (по указанию сената) только в чрезвычайных обстоятельствах, например, в условиях войны, грозившей нарушением территориальной целостности государства. Диктатор обладал практически неограниченной властью, и ему были обязаны беспрекословно подчиняться все магистраты. Он выбирал себе помощника (заместителя) — «начальника конницы». Появление же пожизненного диктатора было из ряда вон выходящим событием. Однако управлять на основе республиканских принципов той огромной средиземноморской империей, в которую превратилась Римская республика после присоединения к ней обширных территорий, завоеванных римскими полководцами, было уже невозможно.
Помимо «вечной» диктатуры, Цезарь стал обладателем титула «Отец Отечества», пожизненных полномочий народного трибуна и цензора, сана великого понтифика. Временное почетное воинское звание «император», ранее не дававшее никаких властных полномочий, стало его постоянным титулом, то есть теперь Цезарь рассматривался как постоянный носитель «империя» — высшей военно-административной власти, и стал именоваться «Император Гай Юлий Цезарь». Месяц «квинтилий», в котором он родился, был переименован в его честь в «июль». Сама особа Цезаря объявлялась священной и неприкосновенной и т. п. Несколько раз соратники даже пытались провозгласить его царем, но он с возмущением отказывался. Возможно, диктатор лукавил и выжидал подходящего случая, когда это можно будет сделать без ущерба для своего авторитета, поскольку титул царя ассоциировался у римлян с крайней тиранией[120]. Тем не менее хорошо известно, что Цезарь предпринимал определенные шаги к обожествлению своей особы, настойчиво развивая идею о том, что родоначальницей рода Юлиев была не кто иная, как сама богиня Венера, и, в соответствии с этим, он является ее прямым потомком. Носил Цезарь и подобающее одеяние, подчеркивающее его высокое положение: пурпурное одеяние триумфатора, лавровый венок, красного цвета «царские» сапоги. В связи со всем этим, враги Цезаря распускали упорные слухи, что его провозглашение царем неминуемо, особенно в преддверии грандиозного похода против Парфии, задуманного диктатором. Как пишет Аппиан, даже «распространился слух, что Сивиллины книги предсказывают: парфяне не раньше будут побеждены римлянами, как против них будет воевать царь»[121].
Абсолютная власть Цезаря не нравились многим представителям римской политической элиты. Весной 44 года до н. э. против диктатора был организован заговор. Лидерами заговорщиков стали Гай Кассий Лонгин (86–42), Марк Юний Брут (85–42) и Децим Юний Брут (84–43). Они считали своим идейным вдохновителем Цицерона, боровшегося с Катилиной, и наивно полагали, что убийство «тирана» Цезаря приведет к полному восстановлению республиканского строя[122].
На 15 марта 44 года до н. э. в курии Помпея было назначено очередное заседание римского сената. Заговорщики выбрали именно этот день для покушения на Цезаря, поскольку вскоре он собирался уехать в Грецию для финальной подготовки парфянского похода. Но их замысел едва не сорвался, так как диктатор, встревоженный многочисленными и весьма зловещими предзнаменованиями, решил остаться дома. Тогда Децим Брут, проявив недюжинное коварство, пришел домой к Цезарю и уговорил его отправиться в сенат. По пути Цезаря попытались предупредить о заговоре и даже вручили свиток с доносом на заговорщиков, но диктатор не успел его прочитать. Кроме того, по свидетельству Плутарха, «какой-то гадатель предсказал Цезарю, что в тот день месяца марта, который римляне называют идами, ему следует остерегаться большой опасности. Когда наступил этот день, Цезарь, отправляясь в сенат, поздоровался с предсказателем и шутя сказал ему: „А ведь мартовские иды наступили!“, на что тот спокойно ответил: „Да, наступили, но не прошли!“»[123].
Войдя в курию Помпея, где должно было состояться заседание сената, Цезарь направился к своему креслу. Марка Антония, ближайшего соратника Цезаря и консула 44 года до н. э., Децим Брут нарочно задержал на улице, вступив с ним в длительный разговор. Как пишет Плутарх, «при входе Цезаря сенат поднялся с места в знак уважения. Заговорщики же, возглавляемые Брутом, разделились на две части: одни стали позади кресла Цезаря, другие вышли навстречу, чтобы вместе с Туллием Кимвром (Луций Тиллий Цимбр. — М. Б.) просить за его изгнанного брата; с этими просьбами заговорщики провожали Цезаря до самого кресла. Цезарь, сев в кресло, отклонил их просьбы, а когда заговорщики приступили к нему с просьбами, ещё более настойчивыми, выразил каждому из них свое неудовольствие. Тут Туллий схватил обеими руками тогу Цезаря и начал стаскивать её с шеи, что было знаком к нападению. Каска первым нанес удар мечом в затылок; рана эта, однако, была неглубока и не смертельна: Каска, по-видимому, вначале был смущен дерзновенностью своего ужасного поступка. Цезарь, повернувшись, схватил и задержал меч. Почти одновременно оба закричали: раненый Цезарь по-латыни — „Негодяй Каска, что ты делаешь?“, а Каска по-гречески, обращаясь к брату, — „Брат, помоги!“ Непосвященные в заговор сенаторы, пораженные страхом, не смели ни бежать, ни защищать Цезаря, ни даже кричать. Все заговорщики, готовые к убийству, с обнаженными мечами окружили