Рыжее счастье - Наталия Рощина

Майские дни расточали тепло, благоухание оживающей зелени деревьев, земли, отдавшей последние остатки холода и теперь одевающейся в яркие одежды из трав и цветов. Это было любимое время года Мары, когда весна в самом разгаре, а на пороге лето. В городе эта смена времен года проходила мягко: здесь не было той грязи, неухоженности, которые царили в поселке, а то, в какую красоту одевались благодаря садовникам городские клумбы, парки и скверы, приводило Мару в восторг. Улицы каждый день становились все красивее: молодые листики не спеша распускались, газонная трава покрывала недавно разбитые участки. На клумбах пестрели анютины глазки, узоры из трав и цветов.

Мара любила выйти на работу пораньше и, перед тем, как зайти в метро, пройти через большой центральный парк, наблюдая за прохожими, работой уличных художников, зазывающих купить плоды своего труда, резчиков по дереву, опытных вышивальщиц, вязальщиц. Мара с удовольствием рассматривала предлагаемые работы. Ей казалось, что все они — шедевры, в каждом — частичка души мастера.

— Как красиво! — не скрывая своего восхищения, говорила Мара и видела, как на их лицах вспыхивает улыбка благодарности.

Она словно заряжалась энергией и настроением, проводя эти несколько свободных минут в атмосфере творчества. Здесь время словно замирало в восторге от неподдельной красоты и таланта. Мара останавливаюсь возле художников, работы которых впечатляли ее больше всего. Ей казался волшебством процесс, когда на белом листе бумаги постепенно вырисовывались черты лица, не оставляющие сомнения в сходстве с тем, кто заказывал портрет.

— Давайте, девушка, присаживайтесь! — весело предлагали ей художники, но, зная, что лишних денег у нее нет, Мара улыбалась, отрицательно качая головой.

— Когда-нибудь! — Она верила, что когда-нибудь обязательно сядет на одну из этих скамеек, застынет в ожидании и будет наблюдать за рукой, держащей остро заточенный карандаш.

Получив очередную порцию положительных эмоций, Мара спешила спуститься в метро. За два месяца городской жизни она уже окончательно освоилась с окружающей суетой, шумными улицами, переполненными машинами, автобусами, троллейбусами. Привыкла к тесноте метро, становившегося самым популярным видом транспорта в часы пик. Все куда-то спешат, толпы незнакомых людей встречаются каждый день, и Мара давно чувствовала себя среди них своей. Она теперь тоже спешила, тоже не замечала ничего вокруг, когда, быстро спускаясь по эскалатору, слышала гул подъезжающей электрички.

Мара никогда не опаздывала на работу. Она дала себе слово не вызывать нареканий начальства, сменщиц, напарниц. Здесь у нее все складывалось хорошо. Она не хотела потерять источник дохода, вполне приличный источник, как она уже успела понять. Если не принимать во внимание определенные издержки, то работа официантки позволяла вести безбедное существование. Не сорить деньгами, но иметь их достаточно для того, чтобы хорошо питаться, покупать одежду. Евдокия Ивановна наотрез отказывалась брать с нее плату за жилье, потому получалось и отложить немного. Мара чувствовала себя спокойно. Она постепенно становилась хозяйкой собственной жизни. Конечно, нельзя не учитывать вклад Евдокии Ивановны, но сама пожилая женщина каждый раз в ответ на слова благодарности Мары говорила:

— Все в твоих руках, девочка. У тебя светлая голова, я верю в тебя.

И Мара поверила в себя. Она уже совсем не была похожа на ту растерянную девчонку, которая испуганно прижимала узелок к груди, выйдя на перрон. В ней постепенно менялось все: походка, манера говорить, держаться.

— Ты способная ученица, — говорила Лариса, и Мара не могла понять, чего в этом признании больше: радости за ее достижения или неприязни от успеха соперницы. Кажется, вернее последнее. Лариса при каждом удобном случае старалась уколоть Мару побольнее. Ей не нравилось, что эта малолетка вызывает столько восхищенных взглядов посетителей, что ее столики всегда заняты, что чаевых она получает больше, чем другие официантки. Каждый день в конце смены каждая из них шла отдавать давно установленную часть неофициального дохода администратору, правой руке Елены Константиновны, Ирине Петровне. Та, в свою очередь, шла к хозяйке, докладывая о том, кто на этот раз оказался проворнее, находчивее, кто принес больше прибыли. Мара не знала, что ее имя упоминалось чаще остальных. Она просто выполняла свод негласных правил, установленных задолго до ее появления в ресторане: поделись доходом — и избежишь многих неприятностей. Однажды Мара возмутилась тому, что должна отдавать приличную сумму Верзилам охранникам.

— Ну им-то почему должна? Я с ними за все время и словом не обмолвилась.

— Видишь ли, Мара, — терпеливо объясняла Лариса. — Когда к тебе пристанет подвыпивший клиент, то никто не станет защищать тебя. Никто, понимаешь? И к чему это может привести? Тебе хочется запоминающихся приключений где-нибудь в подсобке?

— Нет, не хочется!

— Тогда плати.

С тех пор Мара не задавала вопросов. Она больше слушала, присматривалась, делала выводы. Елена Константиновна была ею довольна. Она наблюдала за Марой, строя на ее счет свои планы:

— Нужно вычесть из зарплаты этой Ленской сумму, которую я потратила на получение аттестата для нее, — как-то сказала она своей помощнице. Увидев недоумение в глазах Ирины Петровны, она нехотя объяснила: — Не хочу, чтобы у меня из-за нее были неприятности. Все время платить за то, чтобы на ее возраст, отсутствие документов закрывали глаза определенные товарищи, — это неправильно. Лишние расходы нам ни к чему. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Понимаю, Елена Константиновна.

— Мы приручим эту рыжую кошечку, прикормим ее, немножко средств вложим. Надо бы, чтоб и с пропиской у нее было чики-чики. Займемся… Много денег на это не уйдет, а она нам доход приносит хороший, а принесет еще больший. Есть у меня на ее счет некоторые идейки. До сих пор эта рыжеволосая чудачка не была замечена ни в каких любовных приключениях. Я права?

— Ваша информация точна, — подхватила Ирина Петровна.

— Чтобы это значило? Выжидает, высматривает, оценивает? Непростая она, эта девушка с загадочным именем Мара. А мы ей со временем поможем подобрать себе хорошего папочку. Например, Эрнест Павлович давно жалуется, что скучает в одиночестве, — Елена Константиновна многозначительно подняла указательный палец. — Мара ему точно понравится. Есть в этой чертовке какая-то изюминка. Это тебе не Лариска. У той каждый месяц новая любовь, но все как-то ненадежно, неосновательно, нечем ей мужиков удерживать. Таких акул упустила, перестали они к нам захаживать. Промашки одни! Нет ничего хуже, чем видеть за обедом лицо бывшей любовницы.

— У мужчин своя психология, вы правы. — Ирина никогда не противоречила хозяйке. Она дорожила своим местом, понимая, что в нелегкое время найти работу крайне трудно. У нее за спиной был кулинарный техникум и школа, которую она прошла в этом ресторане, начиная еще с предыдущей хозяйкой. Потом в один прекрасный момент ее место заняла Елена Константиновна, и Ирина была готова на все, чтобы понравиться, войти в доверие. Этот стиль отношений нужно было или принять, или отвергнуть, сразу же отправляясь на поиск новой работы. Ирина выбрала первое и пока ни о чем не жалела. Характер у хозяйки, конечно, был вздорный, но все это компенсировали доходы, к которым Ирина привыкла и с которыми не желала расставаться. К хорошей жизни привыкаешь быстро, возвращаться назад попросту не было смысла. Тот, кто однажды был допущен к кормушке, никогда не захочет от нее добровольно отказаться. Ирина принадлежала именно к числу таких хватких, энергичных людей. Она внимательно выслушала планы хозяйки и приняла к сведению то, как должна действовать в этом направлении.

— Я все сделаю так, как вы велели, Елена Константиновна. Не сомневайтесь.

Прошло пару дней после этого разговора, и Ирина Петровна заглянула на кухню. Она о чем-то поговорила с поварами, понаблюдала за их работой, а поймав взгляд Мары, ожидающей заказ, поманила ее пальцем и медленно вышла.

— Я сейчас вернусь, — сказала Мара повару, украшающему блюда на ее подносе.

— И чего это ей нужно? — недовольно пробурчала Надежда Васильевна, неодобрительно глядя вслед Ирине.

— Сейчас узнаем, — Мара подмигнула своей бывшей напарнице и, проходя мимо зеркала, заметила, что лицо ее раскраснелось, подобранные волосы завились, обрамляя овал лица рыжими кудряшками. Кроме ярко-розовой помады да туши Мара не позволяла себе никакой косметики. Ей казалось, что к ее веснушкам не идет ничего из того, чем пользуются другие женщины, не отмеченные от рождения такими броскими волосами. Мара распрямила плечи, довольная собой.

— Привет, Мара!

— Привет, Леша! — Мара улыбнулась официанту, который с первых дней проявлял к ней повышенный интерес. Он то и дело ей подмигивал, строил смешные рожицы, посылал воздушные поцелуи. В этом было что-то наивное, детское, ненавязчивое и поэтому, отвечая на его знаки внимания, Мара никогда не придавала им серьезного значения. Сначала она была уверена, что такая несуразная, долговязая, рыжеволосая девица, как она, не может вызывать настоящих чувств. Алеше она была благодарна за то, что он так своеобразно поддерживал ее. Теперь же, когда все кому не лень подчеркивали, как она хороша, отношение к этому юноше так и не пошло дальше дружеских обменов приветствиями, шутками. Мара не чувствовала в своем сердце ничего, похожего на увлеченность, влюбленность, ничего такого. Больше внимания в этой связи она уделяла тому, что происходило во время работы в зале. Порой ее сердце взволнованно замирало от пристального взгляда одного из постоянных посетителей ресторана, но она спешила подавить в себе это новое, желанное и пугающее ощущение. Предостережения Евдокии Ивановны пока брали верх над чувствами и желаниями.