Кремлевский визит Фюрера - Сергей Кремлев

В скобках замечу, что для Франции, как видим, Кулондр режим секретности зазорным не считал… Но это я так — в качестве попутного замечания…

Но вот уж совсем не походя надо отметить тот показательный факт, что «штатовские» уши республиканского Осла и демократического Слона уже виднелись в европейской политике… Виднелись если и не публично, то в секретной переписке европейских политиков… И эти уши навострялись в сторону Европы все настырнее, хотя Дядя Сэм и президент Рузвельт громко заявляли о неизменном «изоляционизме» США…

Ну-ну… Может, оно было и так… Но ведь и Кулондр, тесно связанный с капиталом США еще со времен работы над планом Юнга, тоже знал, о чем писал…

А ЧТО ЖЕ в это время происходило в Берлине за стенами французского посольства?

В Берлине был, например, заключен германо-итальянский договор о дружбе и сотрудничестве — так называемый «Стальной пакт». Это был четкий и внятный документ, утверждающий полный политический, дипломатический, военно-политический, военный и военно-экономический союз двух стран.

Со стороны Германии его подписал Иоахим фон Риббентроп, со стороны Италии — его коллега Галеаццо Чиано.

«Стальной пакт» был заключен 22 мая в 1939 году от Рождества Христова и, как было в нем зафиксировано, «в XVII году Фашистской Эры»… За полтора года до этого, 6 ноября 1937 года, Италия присоединилась к тому политическому союзу, который стал известен как «Антикоминтерновский пакт» и который вначале заключили Германия и Япония 25 ноября 1936 года…

Автор должен сообщить читателю, что это соглашение часто (и совершенно неверно) определяют как антисоветское. Но вот что говорилось в беседе еще наркома Литвинова с польским послом Гжибовским 4 апреля 1939 года.

Появившись у Литвинова по своей инициативе, Гжибовский начал с упреков:

— Мне приходится выполнять функции вашего полпреда, господин народный комиссар, и передавать ваши запросы польскому правительству.

Макс Литвинов с поляками особо не церемонился, и поэтому почти сразу задал вопрос «в лоб»:

— Вы сообщили англичанам, что Польша отказывается от участия в комбинациях, направленных против СССР?

Гжибовский протянул наркому «Таймс» и «Тан» и показал места, где говорилось об отклонении Польшей трех германских требований: о Данциге, о постройке экстерриториальной автострады через «коридор» и о присоединении Польши к антикоминтерновскому пакту…

— Ну и верны ли эти газетные сообщения? — вопросил Макс.

— Эти газеты обычно хорошо информированы, — уклончиво сообщил поляк.

— А вы?

Гжибовский, опять не отвечая прямо, промямлил, что, дескать, отрицательное отношение Польши к антикоминтерновскому пакту хорошо известно западноевропейским государствам и участникам пакта.

— Им это известно тоже только из газет? — едко поинтересовался Литвинов.

— Нет, — хмуро ответствовал Гжибовский. — Им это известно от польского правительства.

— Так вот, господин Гжибовский, тогда вам должно быть известно и то, что антикоминтерновский пакт отнюдь не направлен против СССР или исключительно против него, но также против Англии, Франции и даже Америки…

Гжибовский что-то хотел сказать, однако не страдавший рефлексией Литвинов безапелляционно подытожил:

— Это доказано тем спором, который в настоящее время ведется между участниками пакта, из которых каждый хочет, чтобы острие пакта было направлено против наиболее интересующего его противника…

— А вот Польша… — Гжибовский опять что-то хотел вставить, но Литвинов (и вот тут даже я скажу ему за это «спасибо!») прямо-таки «припечатал» «гонорового» пана:

— Мы знаем, что в свое время Польша была готова примкнуть и вела даже соответственную агитацию за так называемый пакт пяти в составе Англии, Франции, Германии, Италии и Польши, отлично сознавая, что такая комбинация была бы направлена против СССР…

— Но ведь, когда будет нужно, Польша обратится за помощью к СССР…

— Она может обратиться, когда будет уже поздно. Для нас вряд ли приемлемо положение общего автоматического резерва…

Европейские «демократические друзья» Литвинова его тогда уже «кинули», и поэтому он был так резок (лично для него — тоже уже поздно). Но в своей резкой прямоте он был, безусловно, прав. России действительно не пристало быть «палочкой-выручалочкой» для панов, мсье и сэров… Тем более что Антикоминтерновский пакт Гитлера с Токио и Римом отнюдь не был направлен против СССР как государства.

«Стальной» же пакт — тем более…

22 мая немцы заключили военный союз с Италией, а 23 мая…

А 23 МАЯ Гитлер провел в рейхсканцелярии совещание с руководством вермахта, люфтваффе и кригсмарине.

В его кабинете собрались фельдмаршал Геринг, гроссадмирал Редер, генерал-полковник фон Браухич, генерал-полковник Кейтель, генерал полковник Мильх, генерал артиллерии Гальдер, генерал Боденшатц, контр-адмирал Шнивинд, полковник Ешоннек (молодой начальник штаба люфтваффе), полковник генштаба Варлимонт, подполковник генштаба Шмундт, капитан Энгель, корветтен-капитан Альбрехт (вскоре ему предстояло руководить силами ВМФ, выделенными для Польской кампании), капитан фон Белов.

Протокол совещания с повесткой дня: «Информация о политическом положении и задачах» вел главный адъютант фюрера Шмундт…

Гитлер был уверен, конкретен и убедителен.

— Господа! — начал он… — С одной стороны, за период с 1933 по 1939 год наша внутренняя ситуация характеризуется успехами на всех участках. Колоссально улучшилось наше военное положение. С другой стороны, наше положение в окружающем мире осталось неизменным…

В кабинете, где царила внимательная тишина, началось шуршание тугих мундиров. Все были удивлены — а как же вход в Рейнскую область, успех Саарского плебисцита, аншлюс, Судеты, Прага, Мемель?

Однако Гитлер тут же пояснил:

— Германия была исключена из круга могущественных государств, и формально тут мало что изменилось. Равновесие сил было установлено без участия Германии. Ныне мы вступаем в этот круг и уже этим равновесие нарушаем. Любые, даже жизненно важные наши претензии рассматриваются как «вторжение»… Причем англичане больше опасаются нашего экономического превосходства, чем обыкновенной угрозы силой…

Фюрер обвел присутствующих внимательным взглядом холодных синих глаз и продолжил:

— Восьмидесятимиллионная масса немцев разрешила духовные проблемы. Однако экономические проблемы сохраняют свою остроту, и для их решения требуется мужество. Да, господа, мужество, потому что лишь трусы приспосабливаются к обстоятельствам, а смелый обстоятельства приспосабливает к своим потребностям!

Тугие мундиры зашелестели уже одобрительно, а фюрер повысил голос:

— Мы хорошо использовали время… Национально-политическое объединение немцев почти закончено. Однако мы перед выбором: подъем или падение. Пятнадцать, двадцать лет, и вопрос жизненного пространства, соразмерного с величием государства, надо будет решать! И ни один из немецких государственных деятелей не может более уходить от этого вопроса…

По кабинету опять прошелестело одобрение, но в нем чувствовалось и напряжение. Гитлер это уловил, но тон его речи оставался по-прежнему бодрым:

— Сегодня мы в состоянии подъема, равно как и наши друзья — Италия и Япония. Польша — в упадке…

Итак, слово было произнесено… И теперь уже даже малейший шорох не нарушал тишину кабинета рейхсканцлера, перешедшего к главному текущему вопросу:

— Польша всегда будет стоять на стороне наших противников. Да, мы имеем с ней пакт, но она всегда думает о том, как использовать против нас любую возможность. И проблему Польши нельзя отделить от проблемы столкновения с Западом. Дело не в Данциге… Если судьба заставит нас столкнуться с Западом, то хорошо иметь обширную плодородную территорию на Востоке с невысокой плотностью населения. Немецкое солидное ведение хозяйства даст громадный прирост продукции… В связи с этим должен предупредить — нам не следует уповать на подарок в виде колоний, даже если нам его и сделают. Это не решение продовольственной проблемы, ибо морская блокада способна здесь все подорвать. Так что решение— в Польше. Внутренняя же устойчивость Польши по отношению к большевизму— сомнительна. Поэтому Польша — сомнительный барьер и против России. Польский режим не выдержит ее давления…

Мундиры вновь не выдержали, поскольку было произнесено и еще одно главное слово — «Россия»… Однако фюрер на нем не задержался и продолжил «польскую» тему:

— Польский вопрос обойти невозможно! Остается одно — при первой подходящей возможности напасть на Польшу. Да, дело дойдет до борьбы, о повторении чешского варианта нечего и думать. И нет уверенности в том, что в ходе германо-польского столкновения война с Западом исключается…