Тульский–Токарев. Том 1. Семидесятые–восьмидесятые - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гера чуть удивился, но тут же нашелся:
— Тебе точно или можно приблизительно?
— Можно приблизительно, — кивнул Артем, дружелюбно улыбаясь и показывая всем своим видом, что не боится. Шакалы — они ведь чуют запах страха и реагируют на него мгновенно.
— Так только что ведь, — засуетился Гера и продолжил, переходя на пение-вой: — «Прогудели три гудочка…»
— «…И зати-ихли вдали, — подхватил „Подножка“. — А чекисты этой ночкой на обла-аву пошли».
Артем вздохнул — ясно было, что эти не уймутся, но он все еще надеялся избежать драки грамотным поведением:
— Спасибо. Большое спасибо.
— Слышь, а мы тут руль просыпали, — вместо «пожалуйста» пожаловался Мокша.
— Ага, — кивнул Гера, — ыщем, ыщем, а все без толку. Не находил?
Токарев понимающе кивнул и спросил вежливо:
— А без мордобоя — никак?
— А ты что, крови пугаешься? Обмороки бывают? — осклабился Подножка.
— По ночам не ссышься? — заломил бровь Мокша.
— Может, у тебя завтра контрольная по арифметике? — тыкнул Гера, показав наполовину сломанный в драке клык.
— А к логопеду в детстве ходил? — вступил в хор Саша-КВН.
Друг друга они подхватывали легко и непринужденно, словно с душой играли спектакль, выдержавший уже сотни представлений.
— Ходил молился — не помогли! — Артем шагнул вперед. Он думал, что шпана оценит его смелость и спокойствие — он играл по «обратной» логике — не убегал, а сокращал дистанцию. Но со «шкапинскими» психологизмы не срабатывали. Улица Шкапина не позволяла себе благородства — его отрицали тощий карман, подобранные окурки и почти поголовная судимость отцов — если таковые имелись.
Гера «просчитал» Токарева мгновенно, на инстинкте:
— Извини, милок, проверочка… — он якобы расслабился и даже по-человечески улыбнулся. — Сам откуда?
— С Гавани. — Артем еще сторожился, но плечи уже опустил, сдержав вздох облегчения. Подвоха в слове «милок» он не почуял.
— И куда? — продолжал Гера. — Мы не в помощь? — Продолжая улыбаться, он протянул Токареву руку для пожатия.
— Да я… — начал было Артем, но пожать протянутую руку не успел — Гера воткнул большой палец ему в гортань.
Токарев задохнулся, даже захрипеть у него не получалось — сразу же кто-то ударил по глазам, еще один — вроде бы Мокша — (за секунду до этого демонстративно отвернувшийся) локтем, как бревном, пробил живот. Артем упал, попытался совладать с дыханием, подтянул ноги к животу, закрыл руками голову… Били недолго, терпимо. Гера сел Артему на спину, сплюнул в сторону и непонимающе пожал плечами:
— С Гавани, а неученый?!
Его размышления привлек радостный всхлип Мокши, виртуозно ловко обшаривавшего карманы Токарева:
— Котлы! Припрятал, падаль!
— Слушай, какие они все в Гавани жадные — жуть…
* * *Для служебного пользования.
Убийство. Кировское РУВД
1 сентября 1986 года в 18 часов 05 минут в своей квартире 134 дома 132 по Обводному каналу со слепым огнестрельным ранением головы обнаружен труп Эймера А.Ф., 1963 года рождения, не работающего, ранее судимого, и с ножевым ранением груди труп Лауренайтиса Я.П., 1965 года рождения, уроженца Литовской ССР, проп. город Каунас.
Выезжали: и.о. зам. нач. УУР ГУВД Егоршин, нач. 2 отдела УУР Жаголко с личным составом, отв. от рук-ва ЭКУ нач. 1 отдела Чурин, прокурор криминалист Новиков, зам. нач. РУВД Голобенко, нач-к ОУР Устименко с личным составом, зам. нач-ка 29 о/м Привезенцев с личным составом, следователь прокуратуры Сорокина, ЭКУ — Ткачева, ЭКО — Ульянов. КП — 687 по 29 о/м.
Возбуждено уголовное дело по статье 102 УК РСФСР.
Сообщено в МВД СССР.
С места проишествия изъяты отпечатки следов пальцев рук, отпечатки следов обуви, следы материи, гильза калибром 6,35 мм.
В ГУВД по телефону «02» сообщила служба «03» в 18–10.
В ГУВД сообщил зам. нач. РУВД Голобенко в 20–53 01.09.1986 г., оконч. в 2-20 02.09.1986 г.
* * *Под общий хохот шпана перешагнула через Артема. Юнкер нарочно наступил старой красно-синей кединой Токареву на щеку:
— На столе лежит покойник — тускло свечи горят. А ето был убит налетчик — за него отомстят!
— Зря ты, Юнкер, — неожиданно остановил кореша Гера. — Не плюй в колодец.
— Хавэлло у него ментовское…
— «Не прошло и недели… Слухи-то-олки пошли — трех легавых провертели во помин его души»…
* * *«Красная Газета» от воскресенья,
12 сентября 1926 года, писала:
НАГЛОСТЬ ХУЛИГАНОВ ПЕРЕШЛА ГРАНИЦЫ.
УСИЛИМ ВОСПИТАТЕЛЬНУЮ РАБОТУ!
ВЫРВЕМ МОЛОДЕЖЬ ИЗ ЦЕПКИХ ЛАП ПЬЯНСТВА И РАЗВРАТА!
…Ближе к «Красному Треугольнику», за Балтийским вокзалом, на ул. Шкапина, Розенштейна, собирается порочный и преступный элемент: хулиганье — налетчики, проститутки, их кавалеры, торговцы кокаином. Здесь главным образом идет пьянка, за ней спор, драка, грабежи…
…Беспримерный случай наглости и насилия, совершенный в Чубаровом переулке, всколыхнул рабочие массы. Рабочие и работницы «Красного путиловца» и «Красного треугольника» в один голос заявляют о том, что этот гнусный факт, насилия переходит всякие границы.
Хулиганы бросили вызов, наглый вызов нашей революционной законности, всей нашей рабочей общественности, всему Ленинграду.
То, что среди хулиганов нашлись и рабочие, еще усугубляет их вину. Мало того, что они не ценят своего пролетарского происхождения. Своими выходками они бросают тень на всех рабочих.
Наш ответ — к бандитам беспощадно применять наивысшие меры наказания.
Правосудием и расширением культурно-просветительских учреждений мы вырвем из рядов хулиганства нашу пролетарскую молодежь…
* * *Шпана с чувством выполненного долга удалилась, песня утонула в мутной воде Обводного канала.
Артем отдышался. Обиды он не чувствовал, наоборот, радовался, что, в общем, легко отделался. Могло быть и хуже. Радовало то, что все кончилось — и обошлось малой кровью.
Эмоции нахлынули позже — когда Токарев приводил себя в порядок в туалете на Балтийском вокзале. Кадык болел, глотать получалось с трудом. Но душа болела сильнее — она не соглашалась с тем, что мир устроен не так, как хотелось бы…
Вечером, рассказывая о своем приключении отцу, Артем по-взрослому признал:
— Я ошибся…
Токарев-старший вроде как даже обрадовался (хотя перед этим с беспокойством ощупывал сыну кадык):
— Молодцы! Красиво! Запомни: тебя не били, тебя делали!
Артем, ожидавший большего сочувствия, катнул желваками на скулах:
— И в чем мораль и вывод? Как быть впредь?
Токарев, старший пожал плечами:
— Впредь — не быть, а бить! Подошел — нахамил, сразу бежать — резкий разворот, сбиваешь первого, бьешь ногами, не глядя по-уличному, прорываешься сквозь них, хватаешь кирпич, бьешь в колено второму, все кулаки в бровь и челюсть третьему — отскакиваешь, дышишь… Либо успокоятся, либо ты увидишь финку — тогда беги по-настоящему, дыхалки у тебя хватит.
— А если я с девчонкой?
Отец вздохнул:
— Тогда… Порежут. Если повезет — в больнице заштопают. Или — на погост.
— Жестко, — покрутил головой Артем.
— Правдиво, — хмыкнул отец…
…Голос Ани заставил Токарева очнуться от неприятных воспоминаний:
— Артем… Артем, ты что, не слышишь? Я говорю, что с Лешей на улице только такой спортсмен, как он, справится… Ну, если один на один… Правда?
Токарев оглянулся еще раз и чуть громче, чем следовало бы, ответил:
— Правда… Если один на один и если это будет не взрослый рукопашник…
Почудилось или нет скептическое хмыканье сверху? И вообще, почему Артема так задели, и не только задели, но и обеспокоили реплики какого-то незнакомого хмыря? В этих репликах была какая-то агрессия, какая-то угроза — реальная, но очень странная, совсем не такая, какая исходила, например, от напавших на Токарева «шкапинских». «Шкапинские» были злы, коварны, но тем не менее понятны и, как это ни странно, естественны в своих поступках. А вот от незнакомца шла какая-то совсем другая эмоция — темная, холодная и абсолютно непонятная. Чужая…
Разобраться в своих ощущениях Токарев не успел — Анька возбужденно сжала его руку даже привскочила:
— Смотри, смотри!
На ринге вспыхнула рубка — на бокс это уже мало походило. Леха и Сева, остервенившись и практически не уворачиваясь, начали просто бить друг друга — каждый пропустил по нескольку ударов. Зрителей как будто подхватило — трибуны заулюлюкали, послышались выкрики, свист, аплодисменты невпопад.
На очередном ударе Торопова вздрогнула и вжалась носом Артему в плечо:
— Ой, Тема… Как будто по мне лупят! Как они такое выдерживают.