На красном дворе - Францишек Равита
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В большой гриднице во всю ее длину, как равно и в примыкавших к ней комнатах, были поставлены длинные столы. В большой зале, предназначавшейся для князей, стол покрыли полотенцами, расшитыми цветными нитками; там и сям разбросаны были петухи, лебеди, фантастические грифы. Полотенца заканчивались широкой каймой, украшенной цветами и арабесками, сделанными крестиком. В обеих смежных горницах дубовые столы ничем не покрывались; их гладкая поверхность только по углам была украшена грубой резьбой, по-видимому, местных мастеров.
Сервировка княжеского стола была замечательно богата и обнаруживала византийскую роскошь, к которой богатые соседи приучили русских князей. По краям стола с равными промежутками были расставлены серебряные тарелки; рядом с каждой положена круглая серебряная ложка и нож, оправленный оленьим рогом. Середину стола занимали серебряные и золотые блюда различной, бросающейся в глаза величины. Одни были узкие, длинные и плоские, с длинными серебряными ушками; другие - поменьше, овальные, а некоторые из них совсем круглые. Каждое из этих блюд имело особое назначение: первое называлось бараньим, второе - лебяжьим, третье куриным, потому что на первом помещался целый зажаренный баран, на втором - лебедь, а на третьем - куры или дичь. Таких блюд было бесконечное множество. Между ними стояли отличающиеся разнообразием форм чаши, рога и кубки с резными ручками - в виде змеиной головы, головы медведя или клюва совы.
Один конец стола отличался еще большим богатством: на нем тарелки и ложки были из чистого золота, чаши более изящной резной работы и больше по величине. Этот конец стола назывался княжьим, и здесь сидели князь Изяслав с сыном, Болеслав, Болех Ястржембец и еще несколько выдающихся воевод и посадников, которые были приглашены самим князем. Изяслав и Болеслав сидели на возвышениях.
Когда все сели за стол, в гридницу вошло несколько отроков, одетых в одинаковое богатое платье: красные кафтаны без рукавов, черные лисьи шапки; на шее у каждого красовалась гривна на золотой цени. Они шли по два в ряд прямо к княжескому концу стола и, поклонившись низко князю и королю, остановились. Один из отроков, шедший впереди всех и исполнявший обязанности крайчего* и виночерпия, украшенный, кроме гривны, золотым кольцом в левом ухе, сделал шаг вперед, снова молча поклонился князю и гостям и громко сказал:
- Милостивый княже, кушанье готово.
_______________
* К р а й ч и й (кравчий) - придворный чин, в обязанность
которого входило обслуживать пиры и трапезы.
- Подавайте! - коротко отвечал Изяслав.
Отроки снова поклонились князю и гостям и начали собирать блюда со стола и уходить парами, как пришли; оставшиеся принялись наливать в чаши и кубки мед.
Через минуту стали вносить кушанья. На первом блюде был лебедь, который подавался только на княжеских пирах, как неизбежная принадлежность стола в торжественных случаях. Крайчий поставил первое блюдо перед князем и королем; за первым блюдом последовали другие, так что стол в несколько минут заставился разнообразными кушаньями, и каждый из гостей выбирал себе, что ему нравилось. В общем никто не стеснялся присутствием князя или почетных гостей. Для питья подавали хмельной мед; только князю и почетным гостям наливали в рога и кубки дорогие греческие вина.
Под влиянием выпитого меда и вина у всех развязались языки, застолье становилось шумным.
В разгаре пира, среди звона ножей, тарелок и чаш, как бы вторивших веселому настроению и свободному выражению чувств пирующих, грянул величальную песнь в честь князя и гостей хор певцов.
То не солнышко светит весело,
То Изяслав пирует со друзьями;
То не звездочки светят на землю,
А огнем блестят княжьи очи:
Взглянет на кого - тому шубу сулит,
Молвит слово - точно чашей дарит.
Возле князя пирует дружина его,
Рядом гость, круль* полянский, сидит,
Знают силу его, мощь державной руки
И отвагу в той земле-то мадьярской,
Острие меча уж давно притупил
Он на вражеской шее немецкой.
_______________
* К р у л ь - король (польск.).
Бояны замолкли. Оживленный разговор да звуки серебряной и золотой посуды заглушили последние слова песни.
- Да здравствует князь наш! - крикнул кто-то на "сером" конце, где сидела дружина.
Варяжко, сидевший недалеко от князя, нахмурился и повел косо глазами на дружинников; мед уже произвел свое действие на его голову.
- А какого князя вы хвалите? - резко спросил он. - Того ли, который в песне шубами дарит, или того, которого мы должны дарить куницами да соболями?
Казалось, на эти слова никто не обратил внимания, бояре продолжали шуметь, чокаясь и осушая чаши.
- Многие лета милостивому князю! - отозвался с другого конца стола боярин Чудин, желавший польстить князю.
Несмотря на общий шум, слова Варяжко не остались незамеченными князем. Они кольнули в самое сердце; видно было, что он в гневе и старается овладеть собой.
- Мне кажется, Варяжко, - проговорил он, - что из Белгорода еще не принесли ни одной куницы...
Варяжко не растерялся.
- Успеешь, - резко отвечал он, - еще доберешься и до Белгорода... если киевлян успел побороть...
- Поборол, потому что они хотели бороться со мною, - возразил Изяслав. - Где борются, там один должен быть побежден.
- Хорошо говоришь, князь! Жаль только, что ты побеждаешь своих, а половцев не умеешь победить.
- С Божьей помощью одолеем и половцев.
Варяжко на минуту задумался.
- А с чем же выступишь на половцев теперь? - спросил он, помолчав. Ведь старой отцовской дружины ты не уважаешь... Воевод всех перевешал... Разве с Чудиным и Славошей пойдешь на войну? Ты не любишь народ, а народ не любит тебя! Пока этот молодой король сидит у нас, - и он кивнул в сторону Болеслава, - половцы молчат... у них тоже ведь собачье чутье! А едва только гость уедет, и ты не справишься с ними... опять будет беда.
Эти резкие, правдивые слова вызвали неудовольствие у пировавших: одни сердились на Варяжко за то, что он препирается с князем на пиру, другие говорили, что он отравляет веселье.
- Эй ты, старик! - крикнул Чудин. - Какой это мед развязал твой язык?.. Не вишневый ли?
- Тот самый, который вам голову отуманил, - нисколько не смутившись, отрезал Варяжко.
Словом, и речи обнаружили, что есть две партии: старая, которая не могла забыть и простить Изяславу самоуправства, с каким он насиловал права и обычаи киевлян, пренебрегая боярами и воеводами своего отца; и новая, состоявшая из молодых да зеленых, отдавшихся князю за соболью шубу. Старая партия сторонников все еще была сильна и страшна Изяславу. Сначала ему казалось, что, наказав смертью или тюрьмой тех, кого считал для себя опасными по тем или иным причинам, он избавится от внутренних врагов. Однако с каждым днем он убеждался, что наказать всех невозможно, потому что все киевляне и посадники, которых еще Ярослав посадил на места, были против него. Хотя они покорились ему из страха, но при первом удобном случае возвышали голос. Если бы не посредничество Болеслава, то между киевлянами и Изяславом произошла бы резня еще в тот день, когда он вернулся в Киев и сел на оставленный им великокняжеский престол.
Молодые сторонники были слабы и невлиятельны, в большинстве своем это были слабовольные льстецы, покорно кланявшиеся Изяславу за соболя и гривны. Но в то же время если старики не особенно жаловали польского короля, то молодые совсем не переносили его пребывания в Киеве. Им казалось, пока Болеслав сидит в Киеве, на Красном дворе, Изяслав должен делить с ним великокняжескую власть, и что тот играет при князе роль опекуна и посредника. Дальше этого они ничего не видели.
Шутки и препирательства начались с обеих сторон, тем более что мед, подливаемый в кубки, одних побуждал к веселости, а у других вызывал глубоко затаенный гнев.
Отрок наливал в эту минуту мед в чашу Варяжко; Чудин бросил на него злобный взгляд.
- Не пей, старик, - громко сказал он, желая обратить на себя внимание князя, - в Белгород не попадешь...
- На Оболони застрянешь, - прибавил кто-то.
- Половцы схватят тебя...
Варяжко нетерпеливо разглаживал бороду и кусал усы.
- Половцы хитры, - отозвался он, помолчав. - Они знают, когда можно нападать на город... Когда в Киеве такая дружина, как вы, то они каждый день поят своих коней в Лыбеди, а вот теперь, когда в городе дружины ляшские, пусть попробуют... Небось и носа не покажут.
Вся эта перепалка очень не нравилась Изяславу, но он молчал, продолжая беседовать с королем.
Между тем Чудин старался выслужиться перед князем.
- Полно болтать, старик! - обратился он к Варяжко. - Ведь прежде у нас не было ляшского короля, а мы сражались, однако, и с Всеславом и с половцами...
- Сражались, но были биты...
Пир принимал неприятный характер для Изяслава; да и положение короля становилось двусмысленным. Приходилось заминать обострившийся разговор.
