Моя семья: Горький и Берия - Сергей С. Пешков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А.М. старался не авторитетом отца – знаменитого писателя и общественного деятеля, а собственным примером, ненавязчивыми советами пробудить в сыне самостоятельность, научить самому принимать решения. Он писал Екатерине Павловне:
Суровые дни встретят нашего сына, суровые годы. Я много думаю об этом. И когда встает предо мною вопрос о М[аксиме] – а это бывает чаще, чем ты можешь думать, – я спрашиваю себя: хорошо, – тебе нравится путь, которым ты шел, идешь, ты крепко веришь в свою правду, – хорошо, но – жизнь текуча, непрерывно изменяются люди, а с ними и правда. Смотри, – годится ли твоя для сына? Верования – не пиджак, они одевают душу и могут очень исказить фигуру ее. Вот теперь я вижу много молодых поэтов, студентов и вообще юношества. Мало среди них людей, которые нравились бы мне, мало! И все кажутся ужасно бедными, жалкими, все какие-то гости в жизни сей. Но вдруг это все – только потому, что мне скоро 50? Не очень верю я в себя, в свое умение жить. Я хороший работник, но – учитель? Я думаю, что я очень плохой учитель. И отсюда у меня является некое смущение перед Максимом.
Есть и еще что-то, что ставит меня пред ним в позицию почтительную. Это я говорю не шутя, – у меня действительно есть почтение к нему, чувство, которое я и ко взрослым редко питаю, очень редко. М[аксим] – юноша, заслуживающий уважения, – смешно звучит? Но – верно. Ты, вероятно, не совсем поймешь меня, но поймешь со временем.
Я думаю, что женщина, которая полюбит М[аксима], будет весьма счастлива.
Из всего сказанного выше ты можешь сделать только одно заключение. О многом я стесняюсь говорить с сыном. Откровенность взрослого – почти всегда нездорова, а когда взрослый – я, так это такая путаница – избави бог!
Короткие встречи А.М. с сыном были все так же редки. Он писал сыну: «Мне очень грустно, что не могу приехать сейчас, как обещал, но – делать нечего, приходится отложить… Я не принадлежу себе, вот в чем дело! А пожить с тобой – хочется, и я все-таки вижу, как мы едем по Волге на хорошем пароходе, едем и едим! Много едим, стерлядки и прочих».
Очень много сил и времени отнимала у А.М. организация издательства «Парус» и публицистического журнала «Летопись». Как только вышел первый номер, тут же поползли слухи, что деньги на издание дал банкир Игнатий Манус, ярый сторонник российско-германского альянса, по другой версии – Димитр Ризов, публицист и посол Болгарии в Берлине.
Редактировали журнал Горький и известные социал-демократы – философ Владимир Базаров и экономист Николай Суханов. В авторы пригласили Анатолия Луначарского, увлекавшегося тогда современной математикой философа Павла Юшкевича, историка Роберта Виппера. Захотел печататься в «Летописи» и Ленин, хотя и считал журнал «архиподозрительным» – по составу и редакции, и авторов. Со страниц журнала Горький призывал к скорейшему окончанию войны, Ленин же собирался превратить «войну империалистическую в войну гражданскую».
Кроме известных писателей – Ивана Бунина, Евгения Замятина, Михаила Пришвина, А.М. печатал и молодых – Исаака Бабеля, Вячеслава Шишкова. Валерия Брюсова, Владимира Маяковского и Сергея Есенина. В реакции на Большой Монетной организовалась своего рода литературная студия – собирались маститые и молодые писатели и поэты, устраивали диспуты на литературные и политические темы.
В издательстве «Парус» Горький мечтал наладить выпуск детской литературы, вместе с Корнеем Чуковским и художником Александром Бенуа работал над сборником «Радуга». Предполагали издавать и книги для юношества – серию биографий выдающихся людей: Людвига ван Бетховена, Чарлза Дарвина, Жанны д’Арк, Христофора Колумба, Сократа, Томаса Эдисона и многих других. А.М. списывался с предполагаемыми авторами: Роменом Ролланом, Фритьофом Нансеном, Гербертом Уэллсом… Однако из-за полного хозяйственного развала издание не удалось осуществить, и только в 1930-е годы Горький вернулся к своей идее и основал знаменитую серию «Жизнь замечательных людей».
Февральская революция
Существует довольно устойчивое мнение, что А.М., как и многие русские интеллигенты, восторженно встретил Февральскую революцию. На самом же деле никаких восторгов по поводу февраля А.М. не испытывал, о чем и написал Екатерине Павловне в Москву 1 марта 1917 года:
Происходят события, внешне грандиозные, порою даже трогательные, но – смысл их не так глубок и величественен, как это кажется всем. Я исполнен скептицизма, хотя меня тоже до слез волнуют солдаты, идущие к бывшей Г[осударственной] думе с музыкой. В революционную армию – не верю: думаю, что многие принимают за революционность отсутствие дисциплины и организации. Все войска Петерб[урга] перешли на сторону Думы, это так, части, приходящие из Ораниенб[аума], Павловска и Царского – тоже. Но, разумеется, офицерство пойдет – до известного предела – с Родзянкой и Милюковым, и только фантазеры могу ожидать, что армия встанет рядом с Советом раб[очих] депут[атов].
Полиция, засев на чердаках, садит по публике и по солдатам из пулеметов. Автомобили, набитые солдатами, разъезжают по городу с красными флагами, и, разыскивая переодетых полицейских – арестуют их. В некоторых случаях – убивают, а вообще – свозят в Думу, где уже собрано сотни две полицейских из 35 тысяч.
Много нелепого, больше чем грандиозного. Начались грабежи. Что будет? Не знаю. Но ясно вижу, что кадеты и октябристы делают из революции военный переворот. Сделают ли? Кажется, уже сделали.
Назад мы не воротимся, но вперед уйдем недалеко. М[ожет] б[ыть], на воробьиный шаг, и, конечно, будет пролито много крови, небывало много.
Горький приветствовал свержение монархии, но вместе с тем он был полон тревоги за будущее России. Экономическая отсталость страны, разруха, вызванная трехлетней кровопролитной войной, анархизм крестьян и солдат, которые по сути, в массе своей, те же «переодетые мужики», – все это не вызывало оптимизма. 10 марта А.М. пишет сыну из Петрограда в Москву:
Милый мой друг, сынишко, имей в виду, что русская революция только что началась, она будет продолжаться годы, возможна контрреволюция, неизбежно возникновение реакционных идей и настроений. И, если ты хочешь быть полезен своей стране, если хочешь работать для ее возрождения – не очень увлекайся происходящим.
Мы победили не потому, что мы – сила, а потому, что власть была слаба… То, что происходит здесь, – грозит великими опасностями. Мы совершили политическую революцию, и должны укрепить за собою наши завоевания – вот смысл события и вот задача момента. Я – социал-демократ, но я
