Сабля, трубка, конь казацкий - Степан Кулик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все шутишь…
– И в мыслях не держал… – серьезно ответил Полупуд. – Вот только имя тебе надобно казацкое дать. Как по обычаю полагается. Хорошее прозвище – и такое, чтобы братчики не возражали.
Он замолчал, задумался… Я слегка запаниковал. Имя, если что, и сменить можно, а кличка – это навсегда. Не смола. Пристанет – не отдерешь.
– Трясило?.. Хмель?.. Сулема?.. Сагайдачный?.. О… Есть! Когда расскажу хлопцам, нашу историю, думаю, согласятся… Так что, новик Петро, роду и звания неизвестного, отныне и покуда казаковать станешь – зваться тебе Петром Ангелом.
Василий прищурился, как бы примеряя на меня прозвище. Как лежит… Не жмет ли в плечах, не обвисает…
– А что, неплохо звучит. Куренной атаман войска Запорожского Низового Петр Ангел! – Василий слегка толкнул меня локтем в бок. – Чего замер, как истукан? Кланяйся крестному в пояс и благодари, пока не передумал! Ну, и магарыч с тебя, само собой, полагается. За такое прозвище – ведро, не меньше. Как только до ближайшего шинка доберемся.
Я дважды просить себя не заставлял. И в самом деле поблагодарить не грех. Не Криворучко какой-нибудь или, к примеру, Беспамятный… Не говоря уже о таких, сохраненных молвой, «знатных» прозвищах, от которых краснели даже бывалые писари, занося казака в реестр, а сечевые попы истово крестились и отказывались поминать в святцах.
– Спасибо… батька… Василий.
Я не был до конца уверен, но, кажется, на Запорожье именно так казаки величали атаманов, а ученики – своих наставников и крестных. Судя по тому, что Полупуд не удивился – угадал.
– А дозволено ли будет и мне тебя спросить?
– Можешь… Но на будущее запомни, Петро, одну мудрость: меньше спрашивай – больше приглядывайся да слушай. Тогда и выучишься всему, и за умного сойдешь.
От такого совета впору промолчать, но любопытство не только кошку сгубило и девицу Варвару без носа оставило. У меня тоже свербело.
– Василий, а который год нынче? Чтоб запомнить дату крещения…
– Год? – Полупуд взглянул на меня с удивлением. – Петрусь… Не, я понимаю, что ты в голову ушибленный, но скажи: я сильно на попа похож? Или на писаря? Божий год, какой же еще. Как и день… Но если очень надо – в Сечи спросим. Надеюсь, мы туда еще этим летом доберемся.
Нескладно получилось. Мог бы и сообразить, что календари сейчас не в каждой избе в простенке висят. Ни «японские», ни отрывные. Надо срочно тему менять.
– Да. Брякнул, не подумав. Вообще-то я о другом хотел… Скажи, а тебя почему Полупудом нарекли?
Запорожец пригладил темно-русый чуб и усмехнулся.
– По правде говоря, доподлинно не ведаю, но крестный сказывал, будто чумаки выменяли меня в таборе за полпуда соли. Видели: младенец не цыганской крови, в богатых пеленках… вот и подумали: может, где в пути им родная мать встретится? Но раньше возле казацкого стану заночевали. В том году казаки у княжеского замка, что на Малой Хортице, еще куреня ставили… На новое место перебрались, когда мне уже двенадцать миновало.
Василий продолжал рассказывать, но дальше я уже слушал вполуха.
«Стоп! Вот тебе, товарищ путешественник во времени, еще одна точка отсчета! Малая Хортица, говоришь?.. Насколько я помню – после гибели князя-атамана Байды-Вишневецкого казаки ушли из его земли и поселились на острове Буцкий[24], он же Томаковка. И там казацкая крепость простояла до зимы девяносто третьего года. Одна тысяча пятьсот, разумеется… Когда ее сожгли татары… После чего Кош перенесли в более недоступное место, дальше по течению Днепра, аж за притоки Чертомлык и Базавлук. Что ж, пока все сходится… Во всяком случае, туры в те времена по Дикому Полю еще бегали… Значит, родился Василий плюс-минус в восемьдесят первом. Осталось узнать, сколько лет казаку, точный адрес Запорожской Сечи и получим дату прибытия…»
* * *– Так что ты даже не сомневайся, Петро, – отвлекшись на подсчеты, я и не заметил, как Василий заговорил о чем-то другом, но переспрашивать не стал, запомнил совет. – Покомандуешь еще всеми нами… Если захочешь, конечно, науку казацкую превзойти…
– Как приговаривают в бурсе: «Чему бы ни учиться, лишь бы ничего не делать», – ввернул я студенческую поговорку, но не найдя одобрения в построжевшем взгляде Полупуда, быстро добавил еще одну, не менее древнюю, зато более добропорядочную: – Ученье свет, а неученье – тьма…
– Хорошо сказано, – народная мудрость больше понравилась запорожцу, чем бурсацкая прибаутка. – Вот прямо сейчас и начнем… тьму разгонять.
– Как, сейчас? – я слегка опешил, наука ассоциировалась у меня со специально оборудованной аудиторией. Спортзалом, наконец…
– А чего тянуть? – Полупуд кивнул в сторону Сафар-бея с помощниками. – Пока мясники разделывают тушу, нам все равно заняться нечем. Не над душой же у них стоять…
Честно говоря, я только сейчас обратил внимание, что кроме нас пятерых и одной пустой телеги, запряженной лошадьми, вокруг больше никого.
– О, а куда все подевались?
Вопрос вырвался раньше, чем я успел прикусить язык. Вот ведь, действительно: «враг мой». Ситуация, как из анекдота о Зорком Соколе, который на второй день заключения увидел, что в тюрьме нет четвертой стены.
– Заметил, да? – насмешливо хмыкнул запорожец. – Не хотел сразу говорить, но тут такое было, когда я велел обозу двигаться дальше. Бабы в плач кинулись, чуть на колени не падали: «Не оставим Петруся одного! Что хочешь с нами, изувер, делай, а без сокола нашего с места не сдвинемся!» Особенно девки убивались… Еле урезонил. Нагайкой пригрозить пришлось…
Какое-то время я изумленно хлопал глазами, а когда сообразил, что запорожец ерничает, натужно рассмеялся. Уел-таки, товарищ низовой…
– То-то же, – поддержал мои усилия склеить улыбку басовитым хохотом казак, протягивая флягу с водой. – Самому смешно стало, да?..
Потом объяснил серьезно:
– До тайного места еще полдня пути… Верховому… А волы – хорошо если к рассвету дошкандыбают[25]. С какой же радости время терять? Нападения зверья больше можно не опасаться. На угодья такого исполина, – Василий кивнул в сторону туши, – другие не сунутся. Спереди, – жест в другую сторону, – плавни… Там, если броду не знать, верная погибель. Стало быть, врага оттуда можно не ждать. Остаются татары. А они за спиной – мимо не проскочат. Хотя, если честно, я бы последнюю рубаху за такое везение отдал… Так что бабоньки пока без пригляду обойдутся. Ну и хватит об этом талдычить. Не заговаривай мне зубы, а берись за саблю.
Сабля… Аника-воин, ёперный и он же японский театр! Дите асфальтовых лужаек и зарослей светофоров! Я и думать о ней позабыл, – а Василий, между прочим, вручил мне оружие даже раньше, чем шаровары позволил надеть. Мол, нагота не срам: Господь Бог нашего прародителя Адама и жену его Еву тоже не в кафтанах вылепил, а вот казак без сабли одно сплошное недоразумение. Что дьякон без псалтыря и кадила.
Волею чиновников из Министерства образования и науки благородное искусство фехтования не входит в учебную программу университета, так что саблю в руках я держал всего несколько раз. Бутафорскую… Герой мой по ходу пьесы должен в некоторых сценах с грозным видом выхватывать оружие и потрясать им над головой. На страх ляхам и прочим супостатам. Так что хотя бы это я точно умел. Репетировал, и режиссеру нравилось. Девчонкам в зале тоже… О, вспомнил! Эту белокурую бестию, что осталась досыпать у меня на квартире, я там же и склеил. В смысле на репетиции. Девчонка вроде на «туристку» учится. М-да… Знала бы она, какой мне тур выпадет…
Воодушевленный воспоминаниями, я выхватил саблю из ножен, как мне казалось, весьма ловко. После чего гордо взглянул на учителя, чтоб услышать одобрение… и не увидел его перед собой. Оказалось, пока я возился с ножнами, запорожец успел не просто переместиться, а обойти по кругу и встать у меня за спиной.
Пришлось разворачиваться. Выражение лица Полупуда было таким же несчастным, как в тот момент, когда первый раз увидел меня вскарабкивающегося на коня.
– Вот что я тебе скажу, Петро… – пробормотал казак, дергая себя за ус сильнее обычного. Как только не оторвал? – Это просто удивительно… Если б сам не видел – ни в жисть не поверил бы…
– Что именно?
Гм, вроде хвалит… Я победоносно крутанул саблей над головой еще раз. Мол, знай наших. Настоящий клинок, как ни странно, оказался легче бутафорского. И лежал в ладони гораздо удобнее любой из окрашенных деревяшек, которыми мы должны были орудовать на сцене.
– Что ты сумел дожить до своих лет… – ровным тоном продолжил Полупуд. – Или вас вообще за монастырские стены не выпускали? Без охраны?
– Не знаю… – привычно спрятался я за универсальную отмазку. Увы, похоже, не хвалит. И даже совсем наоборот. Просто заходит издалека. Как Изя, когда хотел стрельнуть у Мойши сотню.
