Расследование - Алексей Иванников

«Ну что же ты?..» – Она ждала, что я присоединюсь, но я всё выдерживал и выдерживал паузу, опасаясь скорой и неприятной развязки. – «Сейчас. Но я совсем чуть-чуть.» – Я взялся за стакан, и она сразу стукнула донышком своей посудины по краю моей, и пока она выпивала, сладко зажмурившись, я чуть-чуть пригубил и поставил стакан на стол. – «Но мы ещё не всё выяснили.» – «Это ты о чём? О том же самом?» – «Ну да. Что же он такое делал в те несколько вольных месяцев, о чём никто нигде не упоминает, и о чём вы сказали так пренебрежительно, и, можно сказать, сурово?» – Она недовольно смотрела на меня, почти скорчив гримаску, получившуюся совершенно несознательно и против её воли. Гримаса постепенно исчезла, но недовольства, похоже, оставалось ещё слишком много. – «И охота тебе всё лезть и лезть туда, сам не знаешь куда. Иди-ка ты лучше ко мне.» – Она оставила стакан и развела в стороны руки, готовясь принять меня, но я игнорировал предложение. – «Не хочешь? Ну тогда я сама к тебе сяду.» – Она неожиданно шустро вскочила и почти плюхнулась мне на колени, так что я оказался вдавлен в кресло. Но это было не всё, это было начало: она какое-то время вертелась из стороны в сторону, устраиваясь удобнее; потом она повернулась ко мне лицом и опять улыбнулась, обдавая перегаром. Судя по всему, она уже была поддатой, когда я пришёл, но данное обстоятельство я заметил только сейчас: держалась она очень хорошо. – «Ну зачем так? Вы всё-таки тяжёлая.» – «Ах, мой птенчик уже устал, но не может же он обидеть бедную тётю, которая угостила его к тому же такой вкусной водичкой…» – Вино оказалось паршивым, но я решил не обижать хозяйку, чьи реакции вряд ли можно было предсказать заранее; положение выглядело, конечно, неприятным, и требовалось искать выход из него.

«Так вы не хотите мне помочь?» – Она лениво зевнула, и мне осталось только гадать, что означает такая реакция: то ли она значила подтверждение, то ли на самом деле ей было всё равно, и просто она не хотела отвлекаться; при любом из вариантов следовало заканчивать встречу, пока она не зашла слишком далеко. – «Вы тогда лучше встаньте: а то мне тяжело.» – «Как? Встать? Это что же – я тебе не нравлюсь?» – Я помотал головой. – «Брезгуешь, значит?» – Я молчал. – «Ну да: зачем тебе нужна какая-то старуха.» – Она скорчила рожу, сморщившись и на самом деле превратившись в старуху, и приблизила лицо ко мне: вблизи оно выглядело, как может выглядеть лицо пятидесятилетней женщины, и все украшательства, скрывавшие на большом расстоянии горькую и неприятную правду, теперь пропали и стали невидными: это была маска старой опустившейся женщины, глазки которой нетвёрдо и неуверенно бегали из стороны в сторону. Мне стало даже жалко её, не рассчитывающую на доброе, и, возможно, единственным светлым пятном в её жизни оставалось недолгое совместное существование с Р., приносившим, как мне казалось, только свет и радость другим людям. Теперь следовало попрощаться и тихо уйти, чтобы оставить в памяти женщину, ставшую первой женой моего героя и кумира: что-то же было в ней такое, что по-настоящему привлекло и остановило Р., и хотя сейчас она, конечно, уже далеко ушла от себя самой тридцатилетней давности, ради Р. надо было оставить о себе хорошую память.

«Вы всё равно меня не напугали и не напугаете.» – Она резко откинулась и уже со странной улыбкой смотрела мне в лицо. – «Разве я хотела напугать такого милого мальчика? Ты всё неправильно понял.» – «Ну почему же? Я понял «всё» правильно.» – «И в чём же дело? Может быть, мы предпочитаем водочку?» – «Извините, мне надо идти. Я сегодня ещё занят. А водку я вообще терпеть не могу.» – Используя момент неприязни, я хотел приподняться, но она не пустила, вцепившись руками мне в рубашку, а когда я попробовал встать, держа её на руках, она так впилась в кресло, повизгивая и пыхтя от усилий, что я почти сразу бросил дело. – «Ну что вам от меня надо?» – «А? Это уже другой разговор.» – Теперь она выглядела строже и суровее, почти как гордая хозяйка, имеющая дело с просителем. – «Ты, главное, расслабься и успокойся.» – «Но у меня действительно сегодня есть дело.» – «Да?» – Она задумалась. – «Ну хорошо, у такого красивого мальчика наверняка есть какая-нибудь близкая знакомая?» – «Есть.» – «Я так и думала. Но нельзя же, чтобы всё доставалось только кому-то одному, это же несправедливо.» – «Не ваше дело.» – «Как раз очень даже моё, потому что нечасто у меня в гостях бывают такие… симпатичные и приятные молодые люди.» – Похоже, она всерьёз рассчитывала на то, вокруг чего распространяла полупрозрачные намёки и подсказки в течение всей беседы, и надо было выбирать: прорываться силой или соглашаться с таким немного унизительным для меня условием. Скандал казался нежелательным, ведь она могла сделать его достоянием гласности, и тогда на одного врага в моём нелёгком деле стало бы больше, другой же исход мог тоже иметь неприятные последствия: если бы Б. или А. услышали о таком казусе, они могли перекрыть мне доступы и возможности, преподнеся событие в подходящем свете. Оба исхода вели к неудаче, и виновником была пожилая опустившаяся баба, явно перепившая и зашедшая через край.

«А вы не боитесь, что об этом узнают люди, причастные к Р.: я имею в виду хранителей его памяти?» – Если простые уговоры на неё не действовали, следовало попробовать шантаж, пока в лёгкой форме. Она сощурилась и коротко рассмеялась. – «Пускай знают. Я что, не имею права на личную жизнь?» – «В таком виде – нет.» – «Я на всё имею право.» – Неожиданно она приблизила лицо и поцеловала меня: я немножко дёрнулся, и поцелуй пришёлся на подбородок, но хватку она ослабила, и я быстро поднялся и отбежал в угол комнаты. Немного растерянная она сидела, раскорячившись в кресле, и потирала бок, который я зацепил при броске. – «Ну что ты делаешь, дурачок, я всего лишь хотела тебя поцеловать.» – «Обойдусь без ваших поцелуев. Кстати, мне пора.» – Она сразу всполошилась и выскочила из кресла. – «Ну зачем так спешить, подожди, у меня ещё есть кое-что.» – Она открыла нижнюю дверцу серванта, где находились запасы спиртного, и полезла вглубь, гремя бутылками в поисках чего-то нового. – «Где же она была? Ещё на прошлой неделе оставалось больше половины.» – Она бормотала, но уже совсем тихо и непонятно для меня, а я примеривался к тому, чтобы быстро взять сумку и подбежать к входной двери, и не попасть в цепкие объятия хозяйки, но она закончила раньше. – «Вот же она. И как я с самого начала забыла? Это только для самых дорогих гостей.» – Она держала в руке длинную здоровую бутыль, в которой я распознал обычную ёмкость для «Наполеона», и, надо думать, именно «Наполеон» был предназначен для самых дорогих гостей. – «А я его всякой ерундой пою.» – «Меньше чем на «Хэнесси» я всё равно не соглашусь.» – Довольная успехом поисков, она уже улыбалась, но потом удивлённо застыла. – «Где же я тебе этот… «Кенеси» достану? Ларьки у нас только на станции.» – «В ларьке вы вряд ли его найдёте.» – «Ну тем более. Так что давай уж пусть будет «Наполеон».» – «Тогда мне пора. Спасибо за угощение. И за информацию тоже.» – Я пошёл к сумке, лежавшей на столике, прикидывая, насколько серьёзно настроена хозяйка и много ли сил придётся затратить на окончательный прорыв, но совершенно неожиданно в дверь зазвонили и забухали ногами. Ломился явно мужчина, но насколько это было серьёзно и в какой степени он имел право на подобное, я не знал, а в реакциях хозяйки было тоже нелегко разобраться: коньяк она поставила на стол рядом с едой и другой бутылкой, и уставилась на дверь, похоже, совершенно не готовая к новому визиту.

Я освоился первым: подбежав к двери, я приподнял собачку замка: гость не ожидал подобного, он вломился и по инерции сделал несколько шагов внутрь, не заметив меня, и уже боковым зрением я увидел сжавшуюся и испуганную хозяйку, поставившую перед собой стул: скорее всего для защиты. Гость же совершенно не стеснялся: уже обернувшись, я смотрел, как он кроет её грязными матерными словами, но, похоже, она привыкла к такому, и опасалась она не слов, а самого гостя. Мужичонка выглядел лет на десять моложе, и преимущество в силе было явно на его стороне: он двигался быстрее, и если бы не моё присутствие и движение, которое я сделал, собираясь забрать сумку, то хозяйке могло достаться намного сильнее. – «Ах ты, вот ты где спрятался…» – Он заметил меня. – «Тихо, тихо, я пришёл по делу, а теперь ухожу.» – «По делу?! Знаю я ваши дела. А ты, потаскуха такая…» – Он раскатывался дальше, обращаясь снова к хозяйке и не стесняясь в выборе слов и определений, а я осторожно и незаметно для него подобрал сумку; теперь он выглядел потише, первый натиск уже прошёл, зато из воплей и криков можно стало кое-что понять: мужичонка оказался официальным сожителем Ирины Ивановны, которая вела себя при нём достаточно свободно и раскованно, и после короткого перечисления её любовных похождений можно было сделать вывод, что я очень легко отделался. – «Извините, я пойду.» – Я не стал прислушиваться к тому, что кричал дальше расходившийся гость, и закрыл за собой дверь. Непонятно как я спустился и выбрался из дома: было жуткое настроение и усталость, как будто я таскал мешки с цементом, и запах бормотухи пропитал всё вокруг и долго не выветривался, когда я шёл по дороге к станции, и единственным, что давало мне силы и надежду, был новый адрес, который я смог выцарапать у слишком любвеобильной и благожелательной хозяйки: с его помощью я надеялся получить информацию такой глубины и достоверности, какую не смогли бы обеспечить десяток завучей и других узких специалистов по жизни и творчеству моего героя и кумира.