Светолия - Дмитрий Щербинин

Первым порывом директора было броситься на помощь; но потом он вспомнил, что папаши этих пятерых в случае чего могли растереть в порошок всю его школу, да и Сережиных родителей тоже, что они могли купить с потрохами, все, что можно было купить и остановился - нет... направился неспешно в их сторону, чтобы они успели его увидеть и убежать.

При этом директор чувствовал себя человеком храбрым, рискнувшим жизнью для своего друга - Сережиного отца. И вот теперь он склонился над Сережей, с удивлением взглянул в его окровавленное лицо: глаза Сережины - это были святые глаза. Никогда директору не доводилось видеть таких теплых, ласковых глаз: на них повисла златая пелена летнего пруда и директора пробрала дрожь, когда понял, что Сережа видит, что-то недоступное для него...

Директор встряхнул головой, выгоняя наважденье и, стараясь не смотреть в эти очи, стал ощупывать мальчика, бормоча при этом: "Так, так... ушиб, вывих, перелома нет... слава богу, нос не сломан - просто сосудики раздроблены... ну слава богу... ну не будем шум поднимать - отведем тебя в нашу школьную лечебницу; там над тобой часок поработают, все заштопают, чтоб не таким страшным был; отведем домой, скажем - хулиганы напали. Отцу твоему больше и не надо знать, а то вспылит; погубит себя ни за что... не, не - с теми лучше никак не связываться... Все будет шито-крыто..."

Он брызнул на Сережины щеки талой водой:

- Эй, очнись! Давай-ка, до школы дойдем потихоньку.

А Сережа видел лик Березы от которого исходил такой сильный, теплый свет, что мальчик плавал в нем, словно в небесном океане. "Мы все вместе..." пела она тихими волнами далекого прилива, и Сережа чувствовал себя свободным, и видел, как небо раскрывается перед ним... открывая, какое-то необъятное таинство...

Но вот раздался испуганный голос директора:

- Очнись же!

- Да, да; пойдемте...

Директор, сожалея, что придется испачкать новое пальто, поддел руку под Сережину спину, осторожно приподнял мальчика, и по боковым аллейкам, окружным путем, что бы никто ненароком их не увидел, повел стонущего, кашляющего кровью мальчика, к школе...

Потом Сережа, помнил испуганный возглас их медсестры; потом белые, постоянно расплывающиеся в облако стены их мед. кабинета; омывающий его теплый душ, потом запах лекарств, какие-то просматривающие его тело лучи; кто-то суетливый в белый халатах...

Потом, в том же кабинете, он сидел, неотрывно смотрел в окно, на парк.

На нем уже была новая одежда; лицо распухло синими волдырями, руки были замотаны, но кровь уже не шла, и боли почти не было - только тоска по лесу, что был где-то за этим одиноким парком, за высящимся над ним городом, за полем... Где-то поблизости директор изрекал для его отца уже заученную речь про уличное хулиганье, а отец ругался, как это хулиганье и грозил посылать отныне Сережу на каждую прогулку только вместе с охранниками. Мать плакала где-то рядом, спрашивала, что-то у своего сына, а он, только кивал беззвучно головой и все смотрел в окно.

Погода испортилась: холодный, северный ветер, нагнал низких серых туч, в которые примешались блекло-желтые вкрапления из заводских труб, тучи сыпали снегом, ветер визжал в парке и деревья гнулись - мрачные и унылые, словно наступил ноябрь. А прямо за окном стоял их "джип" и там стояли двое охранников - мрачных, с непроницаемыми, чуть ли не до дрожи напряженными лицами, с быстрыми, выискивающими врагов глазками...

Когда его провели в этот "джип", он закрыл глаза и увидел себя стоящим в начале аллии, над которой куполами солнценосными сходились, увитые молодой листвой ветви. Потом он полетел по этой аллее, слыша где-то совсем рядом пение Березы, а по ветвям, рядом с ним перескакивала, распушив хвост белка, за ней же следом - маленькие, веселые и шустрые бельчата.

* * *

Он проснулся только на следующий день; приподнялся с кровати, увидел свою усталую мать, и за ней, за заснеженным окном накрытый низкими, серыми тучами мир.

И сразу стало страшно тоскливо, от понимания, что и ни в этот, и ни в какой другой день не удастся ему пойти в лес, что разболелась голова и он откинулся на подушку.

- Сереженька, как ты? - устало и заботливо поинтересовалась мать.

- Да все нормально. - вздохнул мальчик.

- Это хорошо. К тебе уже доктор приходил осматривал - сказал; две недели домашнего режима и никаких прогулок.

- Что ж поделать. - обречено вздохнул Сережа; и взглянул на компьютер и "видик" ему показалось, что они злорадно хихикнули: "Вот теперь ты останешься с нами на две недели..."

Мать еще поговорила что-то, а потом; вздохнув тоскливо, указала на принесенные мультяшки и ушла к подруге-соседке.

В квартире остались только Сережа, да котенок Томас, который сидел около их круглого аквариума и неотрывно глядел своими светло-зелеными глазищами за золотистой рыбкой:

- Томас! Кис-кис-кис...

Котенок запрыгнул на кровать и сладко мурлыча, улегся на груди у мальчика.

- Томас... Томас... - шептал Сережа, прислушиваясь к свисту ветра и глядя, как снег, отлетал вниз по стеклу.

Вдруг он увидел, что по подоконнику бегает, какая-то маленькая фигурка; он вскочил с кровати, подбежал и увидел спасенную им белку. Увидев Сережу она встала на задние лапки и пискнула:

- Открой.

Сережа, не зная что и думать, поспешил открыть балкон; белка тут же юркнула в проем, а Сережа, вздрогнув от холодного порыва тут же эту дверь и захлопнул.

Котенок и белка, словно закадычные приятели, тут же стали играть; перепрыгивать друг другу через спину, ходить на задних лапах, а потом белочка, усевшись на кресле возле Сережиной кровати пропищала:

- Неужто думаешь, я забыла про подвиг твой, маленький человек? Неужели думаешь в болезни оставлю тебя скучать? Я все уже рассказа, той кого ты зовешь Светолией и она восхищена твоим поступком. Она еще отблагодарит тебя, а пока очередь за мной... Ложись на свою кровать и ничему не удивляйся... тебе только захочется увидеть волшебство, ну а я помогу тебе.

Сережа улегся на кровать, а белка запрыгнула к нему на лоб - теперь мальчику, казалось, что там теплый блин лежит. Котенок же устроился у него на груди.

Тут мальчик увидел, что одеяло стало подниматься волной, застлало уже всю комнату и вдруг опустилось на него...

Исчез и вой ветра, и слабость в теле: Сережа стоял на лесной тропинке, а вокруг него возвышались огромные, покрытые шишковатыми наростами стволы сосен, дубов и ясеней, могучие их ветви переплетались над головой, откуда падал темно-изумрудный, туманный свет; пахло хвоей, земляной сыростью и еще чем-то древним, таинственным.

Под ногами мальчика что-то хрустнуло и нагнувшись, он увидел белку, которая только что-то разгрызла грецкий орех.