Обманутая, но торжествующая Клио (Подлоги письменных источников по российской истории в XX веке) - В Козлов

Фальсификатору явно не хватило фантазии и умения. В то же время сюжеты текущей внешнеполитической ситуации, обозначенные нами выше, являются постоянными в его аналитических рассуждениях и прогнозах. Автор подлога внешне беспристрастен, но политический макиавеллизм советской внешней политики, так как он ему представлялся, сквозит в каждой фразе его изделия. При этом невольно обнаруживается и главная концептуальная установка его сочинения. Суть ее заключается в двух посылках. Первое: советское руководство подчинило идее мировой революции всю свою внешнюю политику, ради этой цели оно готово пойти не только на любой компромисс с мировыми державами, но временно и внешне отказаться даже от курса на социалистическое строительство. Второе: политическое руководство СССР окончательно решило, что главный враг страны в мире -- это Германия, столкновение с которой неизбежно, и, чтобы не оказаться с ней один на один, необходимы широкие союзы и коалиции.

Судя по тому, что внешнеполитическое ведомство Германии оплачивало каждое поступающее "постановление" (от 200 до 300 рейхсмарок, всего за январь 1934 г. -- март 1936 г. было выплачено от 55 до 85 тысяч рейхсмарок)[98], его руководство, или его часть, было убеждено в том, что перед ним -- подлинные постановления Политбюро ЦК ВКП(б). Легко представить себе, что означали они для выработки курса Германии в отношении СССР: имея такие документы и признавая их подлинными, можно было действовать на основе одного принципа -- ни в чем не доверять советской дипломатии, имея в виду, что она никогда не пойдет ни на какой союз или договоренность с Германией. Иначе говоря, "постановления" постоянно раздували огонек враждебности между двумя государствами, обрекая их на скорый или отдаленный, но неизбежный конфликт.

Показательно, что уже тогда, когда внешнеполитическая ситуация середины 30-х годов стала историей, отношение к "постановлениям" оказалось однозначным. В начале 80-х годов они вводятся в научный оборот американскими исследователями МЛовенталем и Дж.Макдоуэллом и западногерманским ученым И.Пфаффом как подлинные документы. Одно из "постановлений" было издано даже в официальной публикации германских дипломатических документов. Иначе говоря, многие исследователи признавали подлинность "постановлений", видя в них важный источник по внешнеполитической истории середины 30-х годов.

Мы уже убеждались не раз, что в отношении фальсификаций все рано или поздно встает на свои места, хотя и не всегда с абсолютно достоверной точностью. Так и в данном случае. Николаевский, касаясь вопроса о происхождении "постановлений", заметил: "Я не хочу теперь же говорить это в утвердительной форме, но у меня складывается впечатление, что речь идет о двойной игре советских (сталинских) агентов, которые с ведома своего начальства посылали немцам ту информацию, которая им казалась полезной, дезинформируя в соответствующем духе немцев"[99]. Однако и здесь Ловенталь не согласился со своим корреспондентом. "Приступая к исследованию документов, -- писал он, -- я просмотрел их тщательно именно с этой точки зрения, но я не мог найти данных для такого заключения. Международная политика Советского Союза за 1934--1935 гг. изложена почти полностью в этих документах. Вообще они вредят положению Советского Союза как в международных, так и во внутренних делах"[100].

Выясняя происхождение "постановлений", можно с уверенностью сказать, что советские спецслужбы не могли быть причастны к их изготовлению: образ Советского Союза -- врага Германии ни в коей мере не отвечал в середине 30-х годов интересам советской политики. Документы готовились человеком, в совершенстве владевшим русским языком, скорее всего образованным эмигрантом. Этот человек имел весьма смутные представления о стиле работы советского политического руководства и структуре высших политических органов СССР. Его даже не смущала придуманная и немыслимая частота заседаний Политбюро ЦК ВКП(б) и преимущественно внешнеполитический характер обсуждавшихся на нем вопросов. Он имел лишь общее представление о внутреннем развитии СССР, а знание международного положения черпал, судя по всему, из сообщений средств массовой информации, готовя на их основе свои разработки возможных политических комбинаций. В своих стратегических прогнозах он оказался прав: спустя несколько лет после передачи "постановлений" разгорелась Вторая мировая война, в которой Советский Союз воевал с Германией почти именно в той комбинации союзнических государств, на создании которой так настаивало "Политбюро ВКП(б)". Затем наступил и роспуск Коминтерна.

Итак, автор "постановлений" нам сегодня пока не известен. Зато существует несколько более или менее документированных версий того, что за мотивы руководили фальсификатором и каким образом его изделия становились известны гитлеровскому руководству.

Первая версия была высказана немецким историком Пфаффом. Согласно ей, "постановления" передавались представителем ТАСС в Австрии Ф.В.Боховым. Однако Бохов являлся на самом деле не представителем ТАСС, а венским корреспондентом лондонской газеты "Дейли экспресс" и по совместительству -агентом гестапо. Никаких документальных подтверждений того, что он имел хотя бы какое-то отношение к "постановлениям", не имеется.

Вторая версия изложена немецкими исследователями М.Рейманом и И.Сюттерлин. Суть ее сводится к тому, что "постановления" поступали в Германию через австрийскую разведку. Посредниками между авторами фальсификации и ее получателями (возможно даже и самими авторами) являлись жители Вены, некто доктор А.Рютц, выходец из Прибалтики, хорошо знавший Россию и русский язык, связанный с российской эмиграцией, и некто "Рафаэль", связанный с троцкистской организацией "Анти-Коминтерн". В изготовлении подлога был заинтересован руководитель восточного отдела внешнеполитического ведомства НСДАП доктор Лейбрандт, договаривавшийся в ряде случаев о частоте предоставления "постановлений": они создавали ему необходимый авторитет в глазах нацистского руководства. Изготовители фальшивки с ее помощью пытались поправить (и не без успеха) свое материальное положение. Свою версию Рейман и Сюттерлин постарались подкрепить обширными документальными свидетельствами, в частности ведомостями оплаты каждого поступавшего "постановления"[101]. В ее пользу говорит и тот факт, что о "постановлениях" в 1934--1935 гг. знали не только германские и австрийские спецслужбы. В 1934 г. А.Ерт, руководитель "Анти-Коминтер-на", был ознакомлен с ними и счел их фальсификацией[102]. По словам Николаевского, В.Врага, связанный в 1934--1935 гг. с польской разведкой, имел контакт с неизвестным, который предложил ему купить "постановления". Врага даже ознакомился с ними и убедился, что это фальшивка[103]. Иначе говоря, авторы подлога не делали из него эксклюзива для австрийских и германских спецслужб, предлагали свои услуги представителям различных государств, надеясь на ответное вознаграждение.

Политические реалии середины 30-х годов оказались в чем-то проще, а в чем-то сложнее тех, которые старались очертить автор или авторы "постановлений". Следует отдать им должное за их тщательность в отслеживании основных событий мировой истории того времени, за изобретательность в стратегических и тактических расчетах и прогнозах. Они явно творчески подходили к делу. Не обделенные воображением, авторы подлога попытались очертить механизмы, цели политических решений, принимаемых в СССР, и, увлеченные, пошли еще дальше в своих попытках реконструировать самые глубинные основы принятия таких решений.

Глава 5. "Сибирский Пимен", или Несостоявшееся открытие гения В.И.Анучина

В 1940 г. в ленинградском журнале "Литературный современник" был опубликован фрагмент мемуаров к тому времени уже мало кому известного ученого и педагога В.И.Анучина[104].

Писать воспоминания -- право, но и ответственность любого, кто склонен размышлять над прожитым и способен эти размышления "положить на бумагу". Последним качеством Анучин, как мы убедимся ниже, обделен не был. Оказалось, что он обладал и смелостью: в скромном по названию фрагменте воспоминаний рассказывалось о его встречах и беседах в 1903 г. в Красноярске с сосланным туда В.И.Лениным. Мемуары были посвящены, по меньшей мере, четырем темам. Во-первых, они передавали атмосферу общественно-политической жизни Красноярска того времени: споры о путях развития революционного движения и революционной идеологии, место Анучина в жизни Красноярска, его образ как политического деятеля, устроившего бунт семинаристов в Томске в 1895--1896 гг., скромно рекомендующего себя Ленину как "просто революционер", пытающегося постичь жизнь "своим умом". Во-вторых, они содержали любопытные подробности работы Ленина в знаменитой Юдинской библиотеке в Красноярске. В-третьих, они зафиксировали совет Ленина Анучину продолжать его научные разыскания в области истории и этнографии Сибири, "собрать крупных фольклористов и составить большой сборник". И, наконец, в-четвертых, мемуары развивали тему так называемого "сибирского областничества", разрабатывавшуюся рядом сибирских общественных и научных деятелей. На прямой вопрос Ленина, что лежит в основе теории областничества -- сепаратизм или федерализм, Анучин в беседе с будущим руководителем Советского государства ответил, что федерализм. По словам мемуариста, Ленин так прокомментировал это заявление Анучина: "Если сибирское областничество имеет хоть какую-нибудь организующую роль, если областничество не партия, а только демократический блок с лозунгом федеративного устройства России, то... то "до Твери нам по пути"".