Улица Королевы Вильгельмины: Повесть о странностях времени - Лев Квин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я умолкаю. Жар заливает лицо. Что ему сказать, когда сам ничего не понимаю. Какая просьба? О чем я их просил?
Лишь много позже я догадался, что это, конечно, работа полковника Маринова. Вопрос, мол, закрыт. Ничего не было и нет.
А еще через неделю — новое явление фельдъегеря на «виллисе». На сей раз секретной почтой на имя подполковника Гуркина прибывает из Москвы объемистый пакет, посланный ЦК ВЛКСМ.
Вскрывает его Гуркин в моем присутствии.
А там по два экземпляра ценнейших в то время для нас русско-венгерского и венгеро-русского словарей. И записочка без подписи от руки:
«Посылаем Вам и старшему лейтенанту Квину в знак признательности за товарищескую помощь комсомолу».
Подполковник Гуркин сияет. Подарок и в самом деле знатный.
— Так вот, оказывается, какой была ваша просьба. Но почему же вы сразу мне не сказали?
— Хотел, чтобы было сюрпризом, — нашелся я.
— А вы знаете, по-моему, ничем не хуже почетной грамоты, — сказал подполковник Гуркин, удовлетворенно листая один из словарей. — И ее вы тоже получите, помяните мое слово!
Почетную грамоту ЦК ВЛКСМ я действительно получил.
Тридцать лет спустя.
В одну из круглых годовщин подъема целинных и залежных земель на Алтае.
ПРЕКРАСНАЯ МЕЛИНДА
Майор Афанасьев, выпучив по-рачьи глаза, буквально ворвался в кабинет подполковника Гуркина.
— Уже здесь! — прошептал он так громко, что тише, наверное, прозвучал бы крик. — К вам следуют!
— Кто? — не удержался я от вопроса, хотя громовой шепот предназначался явно не мне.
Афанасьев, скривившись, отмахнулся как от назойливой мухи, но все-таки ответил:
— Начальник ГлавПУра с супругой. А сам бочком, бочком к двери и остановился там с тем же напряженным выражением лица. «Чтобы как только войдут — улизнуть, — разгадал я его несложный маневр. — Сейчас Гуркин и меня вытурит».
Но если мой начальник и собирался избавиться от излишнего в такой ситуации свидетеля, то просто не успел. Снова открылась тяжелая дверь и, пропустив вперед дородную даму, вошел генерал-полковник с широким волевым, но приятным, незлым лицом с умными внимательными глазами.
Подполковник Гуркин почему-то не проявлял признаков волнения или тревоги. Не суетясь, вышел, оправляя гимнастерку, из-за своего письменного стола, протянул, как положено, руки по швам. А я выскочил, прижавшись к стене, ближе к углу, и кляня себя за то, что не сообразил, как Афанасьев, вовремя слинять из кабинета. А ведь имелся еще просвет в несколько секунд.
— Товарищ генерал-полковник, вверенное мне отделение по работе среди...
— Отставить! — гаркнул генерал. — Да ты что, Федя...
— Ну как же! — на лице Гуркина мелькнула мимолетная улыбка. — Начальник Главного политического управления Советской Армии... А ты все такой же, Иосиф Васильевич, честное пионерское! Прямо удивительно! Ну разве только в плечах раздался самую малость.
— А ты думал, раз генерал-полковник, то обязательно с пузом?
Они обнялись.
«Однокашники, — тотчас же вычислили мои извилины. — Скорее всего, по комвузу. И по годам, похоже, ровесники».
Я посмотрел в сторону двери. Афанасьева, конечно и след простыл. Да, надо было и мне не зевать!
Генерал представил Гуркину жену. Несколько минут повспоминали общих знакомых, похлопали, улыбаясь, друг друга по плечам.
А потом генерал сказал:
— Честно говоря, я ведь к тебе, Федя, не собирался. Времени ну ни копья! Едем с инспекционной проверкой... — он назвал дивизию. — Это все она, супруженница моя: как же, мол, так: проехать мимо Будапешта и даже город не поглядеть! Ну а жена есть жена, наверное, по собственному опыту знаешь. Пришлось свернуть с большой дороги в вашу деревеньку.
— И правильно!
— Но только на час! — тут же предупредил генерал. Время — одиннадцать тридцать. А в двенадцать тридцать отбываем.
Жена пыталась что-то вставить, вероятно, возразить. Но он предостерегающе поднял руку.
— Я сказал: только час! Не было еще случая, чтобы начПУра опоздал... Так вот, просьба к тебе, Федя: дай нам в гиды кого-нибудь из своих венгров, и пусть покажут нам самое-самое примечательное. На моей машине, разумеется. Ровно час!
Гуркин сразу посмотрел на меня, Так, понятно! Вот что значит не успеть вовремя смыться!
— Венгры все уже с утра в разгоне — где их теперь сыщешь? Но я вам дам в сопровождающие одного нашего офицера, получше любого венгра. Вот! — он представил меня. — У него будапештские таксисты дорогу спрашивают, если им требуется малоизвестная улица или место позаковыристее. Так ведь, старший лейтенант?
— Был один такой случай, товарищ подполковник, — подтвердил я без особого энтузиазма.
Ох как не хотелось мне ехать! От большого начальства лучше держаться подальше. Тем более, если оно с половиной. Чем-нибудь не угодишь, наморщит нос — и был комар, да весь вышел!
Поехали мы вчетвером — генерал, его жена, я и шофер на новеньком «бьюике». Машинам с инспекторами и охраной генерал приказал ждать в нашем обширном дворе.
Разумеется, в уме я уже прикинул заранее, что можно показать за час.
— В Буду, конечно, не поедем, — непререкаемо изрек я уже на правах гида. — Во-первых, там все разбито, еще только восстанавливают, а во-вторых, по единственному уцелевшему мосту такое движение... Как раз полчаса туда ползти да столько же обратно.
— Старший лейтенант, мы полностью отдаем себя в ваши умелые руки, — великодушно подтвердил генерал. — Куда хотите, туда и везите. Но только один час. Нет, уже пятьдесят пять минут, — он бросил взгляд на наручные часы.
— А мне говорили, что именно в Буде самые богатые особняки, — в голосе генеральши звучали явные нотки недовольства, и я утвердился в своем подозрении, что опасаться нужно больше ее, чем начПУра.
— Ну, тогда давайте через мост в Буду, — стараясь сохранять спокойствие, сказал я шоферу. — А на том берегу сразу разворачивайте машину и обратно в отделение. Пожалуй, успеем.
Генерал благодушно улыбался. Его жена промолчала, и я понял, что этот боевой эпизод выигран. Инициатива, по крайней мере на ближайшее время, переходила ко мне.
И мы покатили по набережной,
Я сидел рядом с шофером. Генерал настоял: так, мол, гиду будет удобнее, все на виду — налево это, направо — то. А сам он уселся рядом с женой на заднем сиденье.
— Ну, прежде всего, посмотрим отсюда на гору Геллерт.
На том берегу на зеленой вершине над Дунаем уже высилась не вполне еще законченная гигантская статуя женщины с пальмовой ветвью в руках и у подножья — солдат-освободитель с автоматом.
— Впечатляет, — стянув губы, покачал головой генерал. — Кто скульптор?
— Кишфалуди-Штробль Жигмонд. Собственно, Штробль его учитель. И он после смерти Штробля в знак благодарности присоединил к своей и его фамилию, чтобы не прерывался род. У Штробля не было сыновей.
Генералу понравилось:
— Похвально!
— А это что за святой с крестом? — строго спросила его жена. — Вон там, пониже. Как-то не сочетается.
— Так это же святой Геллерт — креститель венгров. Памятник стоит здесь, по меньшей мере, лет сто. Национальная, можно сказать, реликвия.
И рассказал коротко, пока мы двигались в потоке машин к Большому Кольцу, поучительную историю святого, хорошо передающую, на мой взгляд, некоторые особенности характера венгров.
— Король Венгрии Штефан Первый решил, что венгры, чтобы вечно не враждовать со своими соседями, должны принять, как и те, католичество, и попросил папу римского прислать умелого проповедника. Выбор папы пал на священника Геллерта, который уже имел солидный опыт обращения язычников в христианство.
Но с венграми дело у того не пошло. Они креститься не захотели, а, наоборот, поймав Геллерта, засунули в бочку, заколотили длиннющими гвоздями и спустили с вершины горы в Дунай, на дне которого злосчастный священник и закончил свой жизненный путь.
Казалось бы, все ясно: не примут венгры католичества. Однако случилось как раз наоборот. Венгры то ли из сожаления о содеянном злодействе, то ли потому, что нередко импульсивно поступают вопреки всякой логике, быстро приняли христианство и стали самыми ревностными католиками во всей Европе, ну, может быть, уступая лишь полякам.
И опять генерал высказался одобрительно:
— А знаете, старший лейтенант, это наводит на интересные мысли.
Жена молчала. Все переживала, видать, свой конфуз с памятником святому Геллерту.
Генерала заинтересовало скопление народа у Венгерской оперы.
— За чем очередь? Как у нас бы сказали: «Что дают?»
— Билеты на «Хованщину».
— Вот как?
— Русская опера у них настоящая сенсация, — пояснил я. — Да и поставлена отлично, — и счел нужным добавить: — Тут заслуга целиком подполковника Гуркина. — Почувствовав неловкость, прокомментировал поспешно: — Не потому, что он мой начальник, не подумайте, товарищ генерал. И сама идея постановки его, и руководство оперы сагитировал, и здорово помог всевозможными материалами. От краски для декораций до эскизов костюмов — раздобыл где-то в Москве. Теперь они хотят к «Пиковой даме» приступить. Гуркин списался с нашими музыкантами, и они уже для Венгерской оперы партитуру прислали.