Две королевы - Александр Дюма

— Я никогда не смогу на это согласиться.

— Признаю, ваше величество, — начал настаивать архиепископ, — что это тяжкая необходимость, и понимаю, как глубоко она ранит ваше сердце, государь, но интересы подданных превыше всего, нужно подчиниться…

Карл Эммануил долго сопротивлялся, согласие пришлось вырывать у него чуть ли не силой, и он скорее сдался, чем добровольно принял предложение; но когда ему принесли перо, чтобы подписать приказ, он отбросил его.

— Я не могу ничего подписывать, достаточно того, что я сказал.

— Ни один из ваших подданных, государь, не осмелится поднять руку на короля Виктора Амедея без приказа, подписанного рукой вашего величества.

— Как это поднять руку? Я категорически запрещаю дотрагиваться до него и требую, чтобы ему оказывали такие же почести и знаки уважения, как и мне.

— А если он станет сопротивляться, что более чем вероятно?..

— Заставьте его подчиниться, но обращайтесь с ним с той почтительностью, какая полагается моему отцу, слышите, господа? Вы мне за это ответите! — приказал Карл Эммануил.

— Подпишите же, ваше величество… — вновь предложил ему маркиз д'Ормеа, подавая ему перо.

— Я не могу, не могу…

Рука короля дрожала так, что он действительно не мог вывести буквы; глаза его наполнились слезами.

— Господа, это же мой отец! — повторял он без конца. Наконец, после очередных уговоров, он поставил подпись, но маркизу д'Ормеа пришлось ему помочь.

Получив приказ, члены совета удалились, чтобы ускорить его исполнение.

VII

Маркизу д'Ормеа было поручено возглавить исполнение этой задачи, что и было им сделано с огромным рвением, потому что, как и другие, он понимал: если Карл Эммануил проявит слабость — они погибли.

Вызвали солдат, якобы для того, чтобы пополнить казармы Турина, и в ночь с 27 на 28 сентября маркиз в полной тишине окружил замок Монкальери. Он с большим отрядом занял малую лестницу, ведущую в покои короля, а в это время граф делла Пероса поднимался по главной лестнице и, выламывая двери, захватывал слуг.

Граф решительно корнался н комнату, где спали король с маркизой; услышан шум, маркиза соскочила с кровати и бросилась в кабинет, не отдавая себе отчета в том, что происходит. Поскольку на совете было прямо объявлено, что именно она виновна во всем случившемся, и не предусматривалось, что с ней надо обходиться так же бережно, как с бывшим королем, за маркизой погнались без всякого стеснения. Супругу Виктора Амедея схватили в ту минуту, когда она открывала дверь, чтобы сбежать, и, невзирая на ее крики и сопротивление, увели, посадили в карету и в сопровождении пятидесяти драгунов отвезли в замок Чева, под очень тщательную охрану.

Эта операция, как бы важна она ни была, оказалась не самой трудной. Старый король, совершенно не слышавший весь этот шум, по своему обыкновению спал таким глубоким сном, что почти напугал тех, кто не привык видеть его в таком состоянии. Будить его, чтобы сообщить о том, что его ждет, было жестоко, но, тем не менее, необходимо.

Кавалер де Соларо начал с того, что предусмотрительно потянулся за шпагой короля, лежавшей на столике, а граф делла Пероса раздвинул занавески и приступил к выполнению своей тяжелой обязанности. Не осмеливаясь дотронуться до монарха, он несколько раз позвал его, но напрасно; тогда, увидев, что разбудить короля не удается, он решился и, взяв за руку, довольно сильно встряхнул его.

— Государь! Ваше величество!

Никакого ответа.

— Государь! Проснитесь же, ваше величество!

Так продолжалось четверть часа. И тогда, поскольку пробуждение грозило затянуться, кавалер де Соларо приказал выстрелить во дворе из аркебузы, предположив, что привычные звуки сражения разбудит старого солдата; так и случилось.

Виктор Амедей резко приподнялся на кровати, протер глаза и спросил:

— Что такое? Чего от меня хотят? Где маркиза?

Вместо ответа, граф делла Пероса низко поклонился и показал ему приказ короля.

— Прочтите мне это, сударь, я ничего не вижу.

— Государь!.. Дело в том…

— Что происходит, в конце концов? — перебил его Виктор Амедей, начинавший терять терпение. — Где госпожа ли Спиньо? По какому праву ко мне врываются в такой час, хотя я никого не вызывал? Отвечайте же, сударь, отвечайте!

— Да простит меня ваше величество, но я вынужден подчиниться приказу. Госпожа маркиза находится в настоящее время на пути к замку Чева.

— Быть того не может! Да знаете ли вы, что это преступление против монаршей особы? Я пока еще король, сударь, и вы наносите мне оскорбление, посягнув на самое дорогое для меня. Сейчас же верните сюда маркизу, слышите? Только бы ей не причинили вреда, но, если она пожалуется на малейшее оскорбление, вы заплатите за это головой!

— Простите, государь, простите, но это еще не все.

— Сначала возвратите маркизу, а затем я выслушаю вас.

— Госпожа маркиза не вернется, а вы, ваше величество, соблаговолите встать поскорее.

— Зачем?

— Чтобы последовать за мной.

— И куда, разрешите узнать?

— Если ваше величество соблаговолит прочесть этот приказ…

— Приказ, подписанный моим сыном… о моем аресте! Не может быть! Арестовать меня, короля!

Виктор Амедей впал в такую ярость, что по своему неистовству оно напоминало безумие: крики, проклятия, страшные угрозы, которые он обрушил на присутствующих, бросали в дрожь самых смелых из них. Король молил Бога, святых, дьявола и все потусторонние силы, призывая проклятие Неба на голову неблагодарного сына и тех трусов, которые помогали ему в отцеубийстве. Если бы у него было оружие, он несомненно убил бы кого-то из своих противников.

Они же переглядывались в замешательстве, поскольку конца этим криками не было видно, а он был необходим.

Граф делла Пероса еще раз попросил короля одеться.

— Я не стану одеваться, — воскликнул король, — и горе тому из вас, кто первым дотронется до меня!

Офицеры посовещались несколько минут и не без некоторого колебания, разумеется, поскольку им было запрещено применять насилие, решили завернуть короля в покрывала и в таком виде отнести в карету, ожидавшую его во дворе.

Виктор Амедей отбивался изо всех сил; наконец его крепко связали и усмирили.

Офицеры подняли его и пронесли между двумя рядами солдат. При виде старого короля, которого они знали и любили, солдаты стали перешептываться. Такое обращение с их бывшим повелителем, хотя им было неизвестно, почему происходит такое, казалось им необъяснимым и позорным.

— Этого нельзя терпеть, — чуть ли не во весь голос заявили самые старые из них. — Виктор Амедей был нашим генералом, и мы не допустим, чтобы с ним так поступали.