Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии - Дмитрий Яковлевич Травин

Все эти страны – монархии. Естественно, конституционные, в значительной степени формальные (особенно британские доминионы). Однако формальным данный вопрос является лишь для тех, кто не интересуется причинами успеха модернизации, а смотрит на современное состояние перечисленных стран. На самом деле то, что они смогли пройти к нынешнему преуспеванию без больших потрясений, во многом связано именно с сохранением монархии как важного компромисса, успокоившего аристократию и отвратившего ее от стремления к переворотам [Там же: 91].

В общем, демократия устанавливается там, где разные группы общества считают ее легитимной. А к легитимности ведут именно описанные выше компромиссы. Я бы добавил еще один очень важный для легитимности момент. Необходимы компромиссы не только между разными классами и между небольшими социальными группами, а еще между нациями. В империях достичь таких компромиссов почти невозможно, поэтому распад многонациональных европейских держав, как правило, предшествовал становлению демократии. Но на развалинах империи меньшинства могут найти общий язык с большинством, хотя, как показывает опыт Шотландии, Каталонии и Фландрии, даже в сравнительно устойчивых демократиях все это выглядит не беспроблемно. Более того, новые проблемы формирует массовая миграция, создающая такие этнические меньшинства, которых раньше не было. Отсюда – стремление некоторых демократов к, казалось бы, недемократическому ограничению миграции. На самом деле эта «недемократичность» вызвана желанием уменьшить ту зону потенциальных конфликтов, в которых противостояние может в конечном счете оказаться бескомпромиссным и предельно агрессивным. Ведь, как отмечал Липсет, «там, где несколько разных исторических расколов смешиваются между собой <…>, демократия будет нестабильной и слабой» [Там же: 100].

О чем не сказал Липсет

Но вернемся к Липсету. Есть все же важный вопрос, который он не рассмотрел в своей книге, и это как раз то, что очень важно сегодня для нас. Он показал, как легитимизация демократии устраняет радикализм – левый пролетарский и правый консервативный. Но что делать, если общество пришло каким-то образом к компромиссам не при демократии, а при авторитарном режиме? Что делать, если автократия становится легитимной, поскольку она худо-бедно устраивает трудящихся, получающих свою долю общественного пирога, буржуазию, имеющую возможность «срубать бабки», и «аристократию» (силовиков), чувствующих, что они в этом политическом режиме являются главными? Это ведь как раз наш случай. Все то, о чем писал Липсет, легитимизировало нынешнюю российскую политическую систему. Число недовольных в современной России сравнительно мало. Или, точнее, недовольных, может, и много, но это не мешает им интегрироваться в систему, поскольку риски бескомпромиссной борьбы для групп потенциальных протестантов являются слишком большими.

В общем, Липсет показал, как возникает стабильное общество, устраняющее радикализм, чреватый появлением автократии. Но если автократия обеспечивает стабильность на приемлемом уровне, то в ней не возникает демократии. Другое дело, что автократии трудно поддерживать систему компромиссов бесконечно, поскольку она не обладает способностью перестраиваться в связи с появлением новых больших групп интересов, чье мнение власть не учитывает. Например, подрастающей молодежи, которая обнаруживает, что все высокооплачиваемые места заняты и нет социальных лифтов.

Когда обнаруживаются провалы автократии, вновь возникает потребность в формировании системы компромиссов и, соответственно, вновь возникает высокая вероятность построения демократии как оптимального способа легитимизации системы. Однако провалы автократии могут стать нетерпимыми очень нескоро.

Нужна ли России гражданская культура

Габриэль Алмонд и Сидней Верба о том, что в этом вопросе всё не очевидно

Книга Габриэля Алмонда и Сиднея Вербы «Гражданская культура. Политические установки и демократия в пяти странах» (М.: Мысль, 2014) вышла в свет в 1963 году, а у нас появилась лишь сравнительно недавно благодаря фонду «Либеральная миссия». Но, как ни странно, подобное запоздание пошло ей на пользу. Именно сейчас настало время ее читать, поскольку посвящена книга исследованию вопроса о том, как формируется демократия в разных странах – в том числе в тех, что недавно вышли из плена автократии и даже тоталитаризма. Ведь те пять стран, о которых говорит название, это, с одной стороны, англосаксонские лидеры США и Великобритания, а с другой – Германия с Италией, на момент выхода книги не прожившие даже двух десятков лет при демократии, и Мексика, которая в 1960-е годы находилась в плену однопартийного режима, созданного институционально-революционной партией. России, понятно, в книге нет (поскольку в 1960-е годы серьезные социологические исследования в СССР были немыслимы), но то, что там можно найти, воспринимается прямо как учебник для нашей страны.

«Утро после попойки»

Авторы шутливо относят свое исследование к традиции «утра после попойки» [Алмонд, Верба: 10]. То есть речь идет о своеобразном научном протрезвлении. О том, чтобы взглянуть на демократию не через розовые очки. Для серьезных исследователей на Западе это время пришло в 1960-е годы, поскольку стало ясно, что былые идеалистические представления о демократии не совсем верны. Для нас это время настает сейчас, когда мы избавляемся не только от наивных перестроечных представлений, будто бы общество ждет демократии, но и от совсем недавних иллюзий, в соответствии с которыми Россия, накушавшись авторитаризмом, массово выйдет на протест.

Избавление от иллюзий совсем не означает избавления от демократии. Речь здесь идет совсем о другом. Конечно же, демократия имеет много недостатков. Любому человеку, читающему серьезные книги о жизни на Западе и бывающему там хоть изредка, это ясно без глубоких исследований. Но в то же время мыслящему человеку ясно, что лучше принять демократию с недостатками, чем автократию с некоторыми ее мифическими достоинствами, рассыпающимися под ударами реальной жизни.

Неясности, требующие новых знаний, у нас остаются в иной сфере. Мы плохо пока понимаем, как формируется демократия, поскольку логика формирования скрыта от наблюдателя и требует серьезных социологических исследований, в ходе которых разнообразные мифы отделяются от реальности. Именно такого рода исследование предлагают в своей книге Алмонд и Верба.

Где взять демократов для нашей демократии

Проблема нашей страны состоит в том, что, отчаявшись дождаться демократии, мы порой сильно драматизируем события, утверждая, будто настоящие демократические страны населяют идеальные люди, обладающие свойствами, совершенно немыслимыми для сегодняшней России. Мы полагаем, будто бы для успешных перемен нам нужны сознательные, хорошо информированные граждане, вовлеченные в политическую жизнь и проявляющие в ней активность. Мы полагаем, будто бы при решении вопроса, за кого отдать свой голос на выборах, эти граждане долго размышляют и тщательно взвешивают альтернативы.

Хорошо бы, конечно, и впрямь иметь таких граждан. Но вероятность достижения подобной гражданской зрелости в модернизирующихся странах ненамного больше вероятности появления там граждан, живущих руководствуясь моральным кодексом строителя коммунизма. На самом деле, как показали исследования Алмонда и Вербы, граждане сложившихся демократий редко ведут себя в соответствии с описанной выше моделью.

Они не являются хорошо информированными, – отмечают авторы книги, – не вовлекаются в политику по-настоящему глубоко, не особенно активны, а процесс, посредством которого они приходят к своему электоральному решению, – это все что угодно, только не процесс рационального расчета [Там же: 446].

Сей неожиданный вывод был столь скептически воспринят в академических кругах США, что «Гражданскую культуру» даже стали порой характеризовать как книгу, «где восхваляется всенародная апатия» [Там же: 11].

Дело, однако, не в восхвалении, а в трезвом взгляде на реалии, которые приверженцам идеалистических представлений о демократии кажутся странными. Анализ мировоззрения итальянских граждан показал, что «они и свою собственную партию рассматривают не как участника электорального состязания, а как церковь или „образ жизни“» [Там же: 157]. И это не должно удивлять, если принять во внимание «столетия внешней тирании со стороны самых разнообразных правителей, под гнетом которых итальянцы не обладали ни политическими, ни эффективными юридическими правами <…> Можно было бы, скорее, ожидать, что итальянцы станут смотреть на властные структуры не как на социальный институт, поддающийся их влиянию, но как на одну из естественных сил природы, – чисто катастрофическую, вроде землетрясения, – которую надо терпеть» [Там же: 252].

С подобными фактами исследователи вынуждены считаться, а не закрывать на них глаза. Возможно, США и Великобритания несколько больше похожи на идеал, чем Германия, Италия и Мексика, но даже эти ведущие англосаксонские страны его не достигли. Зато можно сказать про них другое: «информированного, вовлеченного, рационального и активного гражданина чаще можно обнаружить в успешных демократиях, чем в неуспешных» [Там же: 447]. Проще говоря, все эти характеристики действительно полезны для построения демократии и образованные элиты должны ими обладать, но есть еще множество иных факторов, формирующих успешную гражданскую культуру. В этой культуре обычно имеется немало пассивных людей, ведущих себя, скорее, как подданные монарха, чем как настоящие граждане. В этой культуре немало