Холоная Стена или империя с маленькой буквы - Аристарх Дей

— Так, я от тебя этот бред не слышал, ты мне ничего не говорил. Мой тебе совет, майор, сходи в медсанчасть, померяй температуру. Мне кажется, что ты болен.

— Со мной все в порядке, Сергей. Ты, действительно, забудь, что я тебе говорил. Это бред, согласен. Не вздумай ни с кем это обсуждать… это в твоих интересах. Продолжай говорить следователям то, что ты заявлял сегодня. Мол, Климов предатель, и все такое. Все равно Климова уберут. А ты еще молодой, зеленый. Тем более патриот до мозга костей. Максимум, что тебе грозит — объявят выговор и зашлют на передовую. Так держать, лейтенант, удачи!

Александр развернулся и пошел прочь от Сергея.

— Ты куда, майор?

— В медсанчасть, температуру мерить.

Сергей стоял и смотрел в след уходящему товарищу. Конечно же, майор ошибался. То о чем он говорил, не укладывалось никаким образом в мозгах молодого российского военного. Он встряхнул головой и пошел в казарму.

Василий Васильевич Будин проснулся поздно и поэтому опаздывал на совещание с министрами. Но его это совершенно не волновало. Подождут. Не впервой.

Спалось президенту плохо, всю ночь снились кошмары, заснул он только под утро. Кошмарные сны мучили Великого Вождя практически каждую ночь. Помогали снотворное и коньяк, причем одновременно. Те доктора, которые предостерегали от употребления снотворного вместе с алкоголем, были посланы подальше. Один самый рьяный уже отбывал трудовую повинность. Как же его звали? Профессор Логвинов, кажется. Хороший врач, наверное. Но он не должен указывать президенту, что ему делать. Другим наука. А еще этот профессор был родом из Крыма, сбежал в Россию, когда полуостров десять лет назад был оставлен российской армией. И каким бы не был профессор крупным специалистом, Будин ненавидел крымчан. Предавши раз, предадут повторно, президент презирал предателей. И этот профессор, нате вам, учить его вздумал. А когда Будин прочел его досье и выяснил, что тот родился в Севастополе, и там жил и работал, Великий Вождь без раздумий отправил докторишку на Колыму.

Да, Будин ненавидел крымчан люто и остервенело. И тогда, и сейчас. И никогда не скрывал этого. Он считал Крым украинской землей, а Украину он ненавидел больше всего. Следовательно, «забравши» Крым он хотел убить двух зайцев: новая большая военная база в Черном море и подлость свободолюбивой Украине. Его великий план по захвату полуострова был выполнен блестяще. Пропаганда, промывка мозгов местных обывателей, обещание лучшей жизни, гигантских зарплат и пенсий, защита от «зверств бандеровцев» — его команда политтехнологов поработала на славу, Крым повелся. Это уже потом, через год-два, до крымских жителей стало доходить, что их развели. Мировая изоляция, отсутствие обещанных благ и денег, инфляция, трудности с водой и электроснабжением и сумасшедшая милитаризация региона. А прицепившийся к «новым россиянам» ярлык предателей и «россиян второго сорта» стал плотно муссироваться среди жителей регионов России, особенно в Москве. Пренебрежение со стороны «старых россиян» к своим новым собратьям проявлялось все больше и больше. Придуманное российскими политтехнологами выражение «Крым — наш!» все чаще стало восприниматься крымчанами буквально. Они начали прозревать, что продали свой дом за пустые обещания, и, в действительности, Крым стал не их, а тех, кто кричал «Крым — наш!».

Любое недовольство пресекалось на корню. ФСБ работало на полную катушку, проводя «разъяснительную беседу» с недовольными, сажая за решетку наиболее рьяных. Будин не скрывал свое отношение к крымчанам, ведь в его понимании они остались украинцами. Ему было наплевать на их проблемы, он строил свою военную базу, угрожал всему миру и мстил Украине.

Будин кое-как привел себя в порядок и направился в столовую. Он любил принимать завтрак в одиночестве. Дубовый позолоченный стол находился посередине огромной столовой. Убранству и помпезности личной президентской столовой комнаты могли бы позавидовать исторические музеи. Картины великих художников на мраморных стенах, по периметру комнаты каменные бюсты известных личностей, писателей и политиков, в том числе и бюст самого В.В. Успокаивающая классическая музыка лилась из спрятанных динамиков. Стол, как всегда, ломился от блюд. Обычно, Василий Васильевич не говорил, что он хочет сегодня откушать. Кремлевским поварам приходилось извращаться и готовить множество изысканных блюд, которые потом подавались на стол перед самым приходом президента. Будин мог попробовать лишь пару яств, например запеченного барашка с рисом и пару салатов, а к остальным даже не притронуться. Если у господина президента было паршивое настроение, он мог высказать главному повару все, что он думает о нем и его стряпне. Но, обычно, Василий Васильевич был удовлетворен работой кремлевской кухни. Чтобы исключить возможное отравление, продукты перед готовкой и сама еда тщательно проверялась перед подачей на стол специальными людьми из личной охраны Будина.

После завтрака президент отправился на совещание министров. Прошло два часа с момента начала, но никто даже не думал расходиться. Василий Васильевич занял свое место и приказал докладывать. Сводки об экономике регионов, показатели добычи полезных ископаемых, министр внутренних дел доложил о расследовании резонансных преступлений, министр образования о проблемах финансирования ВУЗов. Все как всегда, Будину было скучно. Подписавши пару бумаг, подсунутых председателем правительства Дмитрием Зайцевым, Василий Васильевич закончил совещание и отправился в свой кабинет.

— Семен, вызови мне Астафьева, — приказал Будин, входя в приемную.

— Сейчас сделаю, Василий Васильевич!

Будин вошел в кабинет и прошел во вторую комнату. Здесь у него хранилась личная библиотека, состоявшая, в основном, из старинных и редких книг. Но президент их не читал. Не из-за того, что не было времени, или желания. А потому, что понимал, прочитать все книги, которые у него есть, просто не реально. Зачем делать то, что не в силах закончить? Поэтому, он даже не начинал. Будин подошел к книжным полкам и потянул за скрытый рычаг. Одна из полок отошла в бок, открыв потайную дверь сейфа. Здесь, в сейфе, он хранил ценные вещи и документы. Ценные для него лично. Здесь была его память. Он любил иногда, по вечерам, доставать кожаные позолоченные папки, пересматривать и перекладывать фотографии, перечитывать пожелтевшие газетные вырезки, окунаясь в воспоминания прошлого. В этих папках была вся его жизнь. От рождения до политического триумфа. Здесь были фотографии его детства, юности. Первая статья в местной газете с упоминанием мальчика Васи Будина, когда его команда заняла призовое место в городских спортивных соревнованиях. Фото из университета, друзья-студенты, преподаватели. Даже сохранилась стенгазета, которую они делали в честь Октябрьской революции. Служба в органах безопасности, опять же, друзья-коллеги, вырезки из журналов и газет про события, к которым молодой разведчик Василий Будин приложил руку в той или иной степени. Затем зрелость, Василий Васильевич Будин уважаемый политик, снова друзья-коллеги, в основном бывшие, фото с зарубежными партнерами, вырезки из иностранных журналов и газет, человек года, первое место в рейтинге влиятельных людей мира, снова человек года… Его семья, первая жена, вторая жена, третья. Фото детей, родителей… И так далее, вся его жизнь была закрыта от глаз в этом железном хранилище.

Но сейчас Будин открыл сейф не для того, чтобы предаться ностальгическим воспоминаниям. Он искал один снимок из личного архива. Доставши папку, в которой, как он помнил, должна находиться эта фотография, Будин плюхнулся в кожаное кресло. Перед собой, на журнальном столике, раскрыл папку и стал искать.

На глаза попалась семейная фотография, на которой была изображена семья Будиных, его первая жена и две маленькие дочери. Первую жену, в свое время, он оставил ради молодой спортсменки, олимпийской чемпионки по фигурному катанию. Но время идет, фигуристка тоже постарела. Потом была третья молодая жена, неофициальная, и тоже, спортсменка. Сейчас у Будина никого не было. Дочери отвернулись от него, но он на них зла не держал. После долгой жизни за границей, дети никак не могли привыкнуть к русской действительности. Чтобы не мусолили глаза, Василий Васильевич отправил их жить в Норильск, пока не сойдет их европейская спесь. Проши годы, но дочери так и остались в Норильске. Его помощник Семен вначале напоминал, когда у них дни рождения, чтобы позвонить-поздравить. А в последние годы Семен уже сам, без участия Будина отделывался поздравительной открыткой от имени отца. Кстати, по поводу фото семьи. Можно было, конечно, семейную фотографию не прятать в сейфе, а вставить в рамку и поставить на рабочий письменный стол. Но место на столе уже было занято. Там уже стояла в золотой рамке фотография себя любимого…