Сотворение Святого - Сомерсет Моэм

— Я согласен с тобой. Едва ли кто будет уважать человека, который подается в монахи потому, что его преследуют неудачи.

Я увидел, что Джулия одна, и воспользовался возможностью заговорить с ней.

— Джулия, — позвал я, подходя к ней.

Она смотрела на меня в недоумении, казалось, не могла вспомнить, кто я такой.

— Ах, мессир Филиппо! — воскликнула она, словно память наконец-то подсказала ей правильный ответ.

— После нашей последней встречи прошло не так много времени, чтобы ты забыла меня.

— Да, я помню, что в последний раз, оказав мне честь и посетив меня, вы повели себя крайне грубо.

Я молча смотрел на нее, не зная, что и ответить.

— Ну? — Она улыбалась, глядя мне в глаза.

— И тебе больше нечего мне сказать? — спросил я, понизив голос.

— А что бы вы хотели от меня услышать?

— Ты такая бессердечная?

Она вздохнула, посмотрела в другой конец зала, словно надеялась, что кто-то подойдет и прервет этот надоевший ей разговор.

— Как ты могла? — прошептал я.

Несмотря на самоконтроль, на щеках Джулии проступил румянец. Какое-то время я рассматривал ее, а потом отвернулся. Теперь уже я не сомневался в ее равнодушии. Покинув дворец Моратини, я отправился бродить по городу. Встреча с Джулией пошла мне на пользу. Я окончательно убедился, что моя любовь отвергнута. Остановился, топнул ногой и дал себе слово, что больше не буду ее любить, забуду эту презренную, злобную женщину. Гордость не позволяла мне пресмыкаться перед нею. Я даже жалел, что не убил ее. На этой прогулке я решил, что должен собрать волю в кулак и покинуть Форли. Вдали от города у меня возникнет множество дел, и очень скоро я найду другую женщину, которая займет место Джулии. Она не единственная женщина в Италии, и уж точно не самая красивая и не самая умная. Пройдет месяц, и я сам буду смеяться над своими душевными терзаниями…

В тот же вечер я сказал Маттео, что собираюсь покинуть Форли.

— Почему? — изумленно спросил тот.

— Я живу здесь уже несколько недель, — ответил я. — Нельзя злоупотреблять гостеприимством.

— Чушь. Ты знаешь, я буду рад, если ты останешься здесь на всю жизнь.

— Ты очень добр, — рассмеялся я, — но дом-то не твой.

— Это не имеет никакого значения. Кроме того, Кеччо очень привязался к тебе и, я уверен, хочет, чтобы ты как можно дольше жил в его доме.

— Разумеется, я знаю, что ваше гостеприимство не знает границ. Но мне уже хочется вернуться в Читта-ди-Кастелло.

— Почему? — В голосе Маттео слышалось сомнение.

— Приятно, знаешь ли, приехать на малую родину.

— Ты провел вдали от Кастелло десять лет. И я не понимаю, с чего такая спешка.

Я уже собрался запротестовать, но тут вошел Кеччо, и Маттео прервал меня:

— Послушай, Кеччо, Филиппо говорит, что хочет нас покинуть.

— Но он же не хочет, — рассмеялся Кеччо.

— Я действительно должен, — ответил я без тени улыбки.

— Да нет же, — покачал головой Кеччо, — нам не обойтись без тебя, Филиппо.

— Для спешки с возвращением в Кастелло причин у тебя нет, — заявил он, когда я изложил свои доводы, — и я уверен, что скоро ты нам очень понадобишься. Крепкий меч и храброе сердце никогда не бывают лишними.

Я пожал плечами:

— Здесь все спокойно, как на кладбище.

— Внешне — да, но это лишь видимость. Я уверен, это затишье перед бурей. Не может Джироламо и дальше так себя вести. Его долги растут с каждым днем, и соответственно связанные с ними проблемы. Он должен что-то предпринять. Любая попытка поднять налоги вызовет волну возмущения, а потом всякое может случиться.

Меня начала раздражать их настойчивость, и я ответил излишне резко:

— Нет, я должен ехать.

— Останься еще на месяц. Я думаю, решающая стычка произойдет раньше.

Я не видел разницы между месяцем и годом.

— Я неважно себя чувствую и думаю, что мне необходима смена обстановки.

Кеччо на мгновение задумался.

— Очень хорошо. Мне нужен надежный человек, чтобы поехать во Флоренцию и завершить одно дело с Лоренцо де Медичи. Ты обернешься за полмесяца. Если ты неважно себя чувствуешь, то эта поездка подбодрит тебя. Поедешь?

Я задумался. Полмесяца не такой уж длинный срок, но новые впечатления отвлекли бы меня, и Флоренцию мне хотелось увидеть. В общем, я решил, что этого времени все-таки хватит, чтобы излечиться от тоски.

— Поеду, — кивнул я.

— Отлично. И у тебя будет приятный компаньон. Я уже говорил насчет этой поездки с Шипионе Моратини. У меня и мысли не было, что ты захочешь покинуть Форли. Но возможно, это и правильно, отправить вас двоих.

— Если я поеду, то один, — возразил я.

Кеччо уставился на меня:

— Почему?

— С Шипионе мне скучно. Я же хочу в полной мере насладиться поездкой.

Я твердо решил, что ни один из Моратини мне не нужен.

— Как тебе будет угодно, — пожал плечами Кеччо. — Я скажу Шипионе, что он потребуется мне для другого дела.

— Спасибо.

— Когда ты поедешь?

— Тотчас же.

— Тогда пойдем, я тебе все расскажу и дам необходимые бумаги.

Глава 15

Наутро я сел на лошадь и отправился в путь вместе с Маттео, который вызвался меня проводить.

Но у городских ворот стражник загородил нам дорогу и спросил, куда мы направляемся.

— Туда, — коротко ответил я, двинувшись дальше.

— Стоять! — крикнул стражник, ухватившись за уздечку.

— Что это значит? — возмутился Маттео. — Ты знаешь, кто мы?

— У меня приказ никого не выпускать из города без разрешения моего капитана.

— Какие тут тираны! — вскричал Маттео. — Так какого черта ты здесь торчишь? Зови своего капитана.

Стражник махнул рукой другому солдату, который ушел в караульню. Сам он продолжал держать уздечку. А я в это утро пребывал в дурном настроении.

— Будь добр, убери руки, — буркнул я.

Судя по выражению его лица, он собирался мне отказать.

— Сделаешь, что тебе говорят?

Он колебался, и я двинул рукояткой хлыста ему по пальцам. Он тут же, выругавшись, убрал руку и, похоже, проткнул бы меня мечом, если б посмел. Мы нетерпеливо ждали, а капитан все не появлялся.

— Какого черта он не выходит? — спросил я, и Маттео, повернувшись к другому солдату, приказал:

— Пойди и скажи ему, чтобы он немедленно пришел.

В этот момент появился капитан, и мы все поняли, потому что перед нами появился Эрколе Пьячентини. Он то ли увидел, как мы подъезжали к воротам, то ли прознал о моей поездке, вот и решил поизмываться над нами. Мы оба пришли в ярость.

— Какого черта вы не поторопились, когда я послал за вами? — спросил Маттео.

Он нахмурился, но не ответил. Повернувшись ко мне, спросил:

— Куда вы направляетесь?

Мы с Маттео переглянулись, потрясенные дерзостью Эрколе, и я взревел:

— С какой стати вы нас остановили?

— Я имею право отказать в проезде любому.

— Думайте, что говорите! — воскликнул я. — Клянусь, граф узнает о вашем поведении, а нынче у графа вошло в привычку делать все, как говорят ему д’Орси.

— Я ему это передам, — прорычал Пьячентини.

— Передавайте ему что угодно. Думаете, меня это волнует? Можете сказать ему, что я считаю его капитана грубияном.

— Вы не проедете, пока я не дам на то разрешения.

— Клянусь Богом, — воскликнул я вне себя от ярости, — я не могу разобраться с вами здесь, но если мы когда-нибудь встретимся в Читта-ди-Кастелло…

— Можете рассчитывать на любую сатисфакцию, — с жаром ответил он.

— Сатисфакцию! Я не собираюсь пачкать мой меч, скрестив его с вашим. Я прикажу своим слугам отхлестать вас плетьми в публичном месте.

Я испытывал огромное удовольствие, бросая ему в лицо эти слова.

— Поехали, — подал голос Маттео, — нечего терять время.

Мы пришпорили лошадей. Стражники посмотрели на своего капитана, ожидая приказа остановить нас, но он промолчал, и мы миновали ворота. Когда отъехали на какое-то расстояние, Маттео повернулся ко мне.

— Джироламо что-то задумал, иначе Эрколе никогда не решился бы на такое.

— Это всего лишь бессильная злость глупца, — ответил я. — Граф скорее всего очень разозлится на него, услышав об этом.

Мы проехали несколько миль, а потом Маттео повернул назад. Оставшись один, я облегченно вздохнул. На какое-то время я получил возможность наслаждаться полной свободой. Перевернулась еще одна страница моей жизни… я мог забыть о ней и ждать чего-то нового.

Мартовский ветер будоражил мою кровь, заставляя ее бешено мчаться по венам. Ярко светило солнце. Цвели яблони, груши, миндальные деревья. Ветви плотно укутывал белый и розовый снег. Радовали глаз нарциссы и анемоны, каждая олива светилась счастьем. Весь мир смеялся этим ясным весенним утром, и я смеялся громче всех. Бодрящий весенний воздух опьянил меня, и я вонзил шпоры в бока моей лошади и помчался галопом по тихой и пустынной дороге.