Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 8. Письма - Николай Степанович Гумилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я продолжаю писать и стихи, но боюсь, что мои последние вещи не показывают никакого прогресса. Впрочем, я возлагаю большие надежды на Рождество, когда у Вас, может быть, найдется время и желанье написать мне письмо вроде одного из прошлогодних, где на примере моих же стихов укажете мне, на какие приемы письма я должен обратить особенное внимание и какие недостатки уничтожить. Сейчас посылаю Вам два самых последних стихотворения; из них первое я послал в «Ниву» и жду ответа, второе свободно, и я не имею на него пока никаких планов.
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
* * *
Сады моей души всегда узорны,
В них ветры так свежи и тиховейны,
В них золотой песок и мрамор черный,
Глубокие, прозрачные бассейны.
Растенья в них, как сны, необычайны,
Как воды утром, розовеют птицы,
И — кто поймет намек священной тайны? —
В них девушка в венке великой жрицы.
Глаза, как отблеск чистой серой стали,
Изящный лоб белей восточных лилий,
Уста, что никого не целовали
И никогда ни с кем не говорили.
И щеки, розоватый жемчуг юга,
Сокровище немыслимых фантазий,
И руки, что ласкали лишь друг друга,
Сплетаяся в молитвенном экстазе.
У ног ее две черные пантеры
С отливами змеиными на шкуре,
Над скалами, где кроются пещеры,
Ее фламинго плавает в лазури.
Я не смотрю на мир бегущих линий,
Мои мечты лишь вечному покорны,
Пускай сирокко носится в пустыне,
Сады моей души всегда узорны.
Любовникам
Печаль их душ родилась возле моря
В священных рощах девственных наяд,
Чьи песни вечно радостно звучат,
С напевом струн, с игрою ветра споря.
Великий жрец... Страннее и суровей
Едва ль была мужская красота,
Спокойный взор, сомкнутые уста
И на кудрях повязка цвета крови.
Когда вставал туман над водной степью,
Великий жрец творил святой обряд,
И танцы гибких трепетных наяд
По берегу вились жемчужной цепью.
Из всех одной, пленительней, чем сказка,
Великий жрец оказывал почет.
Он позабыл, что красота влечет,
Что опьяняет красная повязка.
И звезды предрассветные мерцали,
Когда забыл великий жрец обет,
Ее уста не говорили «нет»,
Ее глаза ему не отказали.
И, преданы клеймящему злословью,
Они ушли из тьмы священных рощ
Туда, где их сердец исчезла мощь,
Где их сердца живут одной любовью.
Н. Гумилев.
P. S. Не откажите упомянуть в письме, были мои вещи в «Золотом руне» и какие? Также в моск<овских> газ<етах> благодаря Вам?
Н. Г.
24. В. Я. Брюсову
<Париж. Между 2 и 6 декабря (н. ст.) 1907 г.>
Дорогой Валерий Яковлевич!
Еще несколько необходимых слов по поводу моих новелл. Мне кажется, что их надо печатать все разом, потому что они дополняют одна другую. Но, конечно, сделайте, как решите сами. Если у Вас не будет времени прочесть их самому, может быть, Вы их передадите лицу, заведующему вообще чтеньем всех рукописей, присылаемых в «Весы». Все поправки и измененья я заранее принимаю с благодарностью. У меня есть три стихотворения, род серии, на африканские мотивы. Два из них, «Жирафа» и «Носорога», Вы знаете. Не посоветуете ли Вы мне какой-нибудь альманах, куда я мог бы послать их все вместе. Если да, то сообщите, пожалуйста, и его адрес. А то в Париже я совсем отстал от русской жизни.
Кстати, «Носорог» будет называться:
Встреча Смерти.
барабанный бой племени Бурну
Чтобы заполнить место, посылаю Вам и третье в таком же роде. Прочитайте как-нибудь в совсем свободное время, потому что оно довольно длинное. Мне так совестно, что я отнимаю у Вас столько времени стихами и письмами.
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
* * *
На таинственном озере Чад
Повисают, как змеи, лианы,
Разъяренные звери рычат
И блуждают седые туманы.
По лесистым его берегам
И в горах у зеленых подножий
Поклоняются странным богам
Девы-жрицы с эбеновой кожей.
* * *
Я была женой великого вождя,
Дочь любимая властительного Чада,
Я одна во время зимнего дождя
Совершала тайну древнего обряда.
Взор мой был бесстрашен, как стрела,
Груди трепетные звали к наслажденью,
Я была нежна и не могла
Не отдаться заревому искушенью.
* * *
Белый воин был так строен,
Губы красны, взор спокоен,
Он был истинным вождем,
И открылась в сердце дверца,
А когда нам шепчет сердце,
Мы не боремся, не ждем.
Он сказал, что я красива,
И красу мою стыдливо
Я дала его губам,
И безумной знойной ночью
Мы увидели воочью
Счастье, данное богам.
* * *
Муж мой гнался с верным луком,
Пробегал лесные чащи,
Перепрыгивал овраги,
Плыл по сумрачным озерам,
И достался смертным мукам;
...Видел только день палящий
Труп свирепого бродяги,
Труп покрытого позором.
* * *
А на быстром и сильном верблюде,
Утопая в ласкающей груде
Шкур пантерных и тканей восточных,
Я, как птица, неслася на север,
Я, играя, ломала мой веер,
Ожидая восторгов полночных.
Я раздвинула гибкие складки
У моей разноцветной палатки
И, смеясь, наклонялась в оконце...
Я смотрела, как прыгает солнце
В голубых глазах европейца.
* * *
А теперь, как мертвая смоковница,
У которой листья облетели,
Я ненужно скучная любовница,
Точно вещь, я брошена в Марселе.
Чтоб питаться жалкими отбросами,
Чтобы спать, вечернею порою
Я
