Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый - Сергей Самаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ждёт она, ждёт… Поторопись… Не волнуй её… – по-свойски подтолкнула она Дражко под бок, чтобы он ускорил шаг.
– Дражко, что ли, пришёл? – из-за занавески спросила княгиня-мать.
Голос, подкреплённый надеждой, хотя всё же слабый, показал, как мать обрадовалась.
– Это я, матушка, это я… – Дражко постарался говорить не громко, как и полагается, как ему казалось, говорить рядом с больными. Точно так же и в его присутствии говорили, когда он три года назад лежал после раны, нанесённой рукой боярского наёмника-убийцы, и мать, тогда ещё ходячая, ухаживала за ним.
– Хвала Свентовиту! Дождалась, значит… Иди сюда, иди ко мне… – княгиня облегчённо и шумно вздохнула.
Додола откинула тяжёлую льняную занавеску.
Когда Дражко уезжал с полком в Баварию, княгиня-мать провожала его в той же комнате, сидя в кресле у окна, и он издали помахал ей на прощание рукой. Сейчас и кресла этого в светлице не оказалось. И весь стол перед пологом заставлен многочисленными глиняными бутылочками с лекарствами и мазями. Значит, княгиня-мать теперь и с постели не встаёт.
– Присядь-ка рядышком, присядь, сынок… – попросила мать.
Лицо её выглядело прежним, только в цвете кожи значительно добавилось неживой восковой бледности, и в глазах не стало заметно былого желания покомандовать. Этого же желания не услышал Дражко и в голосе.
– Извини, мама, что не сразу к тебе прошёл, – Дражко поцеловал мать в покрытый болезненным потом лоб, и присел на краешек широкой внешней скамьи, застланной перинами[78]. – Дела княжества… Сначала доложил Годославу и боярам, потом князь побеседовать наедине захотел. А как только освободился, сразу к тебе…
– Я понимаю, сынок, я понимаю… Ты не последний человек здесь, чтобы сначала своих навещать, а потом уж делом заниматься. И то хорошо, что приехал вовремя. Я убоялась уж, что не дождусь… А теперь, как свиделись, спокойнее стало… Без боязни последние денёчки доживу. Не так много их у меня осталось, хотелось бы в покое…
– Что ты, мама, тебе покидать нас рано, – возразил Дражко.
– Мару[79] во сне видела… Ходит вокруг меня, круг за кругом, и каждый круг всё у́же и у́же… Значит, скоро уже – пора… Обнимет меня скоро, и не выпустит… Но я жизнь прожила, сына взрастила… Жалею вот, что оженить тебя не успела. А так внуков хотела понянчить… Но о том пусть теперь Жели[80] плачут… Но жениться-то тебе давно пора уж… Была б я при ногах, нашла б тебе добрую… А так – сам ищи, да поскорее. Мне уж на это времени не отпущено.
Дражко смутился, не зная, что ответить матери, но она его смущения из-за своего болезненного состояния не увидела.
– Горислава звали? – спросил Дражко у Додолы.
– Сегодня только с утра был… Настои носит…
– Горислав меня из мертвецов воином в одночасье сделал… – вспомнил вдруг князь-воевода события трёхлетней давности.
– Нешто я не знаю, – сказала Додола.
– И матушку он поднимет…
Мать только горько улыбнулась на надежду сына.
– Не поднимет, сынок, уже не поднимет… Сам сказал, чтобы я готовилась с Марой встретиться… А слово Горислава всегда верное…
– Так и сказал?
– Так и сказал…
– Не-ет… Ты что-то не поняла, матушка… Я сам к Гориславу съезжу. Поговорю с ним…
– Что ездить, он к княгинюшке Рогнельде, почитай, каждый день приходит. А от нее ко мне заглядывает. Свидишься, как заглянет. Да он и тебе то же скажет. И сама я чувствую, что пора уже. Устала здесь…
Странно, но Дражко не знал о чём разговаривать с матерью, не находил слов утешения, чтобы облегчить ей муки болезни. Он привык общаться с мужчинами. Тем слово нужное подобрать легче. Только одно слово, и этого хватает. Мужчины многословия не терпят. А здесь что-то другое нужно, но он этого другого не знает, и не умеет. И от этого было жальче мать, было обидно за неё, будто бы он, родной сын, единственный оставшийся в живых из четырёх сыновей, не любит её. Дражко очень любил мать, и без раздумий своё бы здоровье отдал, чтобы помочь ей с болезнью справиться. Но знал, что это невозможно, и оттого казалось князю-воеводе, будто он чего-то матери не додаёт…
Глава седьмая
Выезжали, совсем не отдохнув, ещё до того, как вернулась в крепость посланная в преследование варягов-русов сотня конных дружинников. Воевода Военег дал в сопровождение десяток конных стрельцов и десяток дружинников, строго-настрого приказав им, в случае опасности, перекрыть дорогу, самим костьми, как рогатками, поперёк дороги лечь, но княжескому отряду дать оторваться.
– Всё ж ты, княже, осторожен будь, – настаивал, провожая, воевода Гостомысла, и дёргал себя за короткую седую бороду, стриженную кругом, нервничал. Понимал, случись что с княжичем, спрос с него будет. – Ночь дюже темна, стрельцы издали стрелять не могут… Не нравится мне их настойчивость.
– А кому такое понравится… – хмыкнул Гостомысл.
– Что эт вдруг варяги так тебя невзлюбили? Под самый Славен залезть готовы…
– Не я им нужен, а мой пленник, – сказал княжич, не вдаваясь в подробные объяснения.
– Тогда, тем более… Осторожнее будь… Кто он такой?
– Назвался Вильчаном. Держит себя, как человек знатный. Узнаем…
– Если что, пленному копьё к груди, и приколоть слегка… Тогда отстанут, коли нужен… Ну, Перун над вами, он всех видит…
– Он видит и варягов, а они его не меньше нашего уважают, – отговорился Гостомысл, довольный, что воевода не стал дальше про пленника расспрашивать. – Они тоже ему дары приносят, просят, чтобы пленника нашего освобидил. А за кого Перун сегодня будет, только ему самому и известно. Не нам решать. Ладно, двинем мы…
Ночная напряженная скачка началась от самых крепостных ворот. Толком не отдохнувшие с прошлого перегона, кони воев сопровождения хрипели, но всё же шли ходким ровным галопом, не срываясь в рваный аллюр, обычно заставляющий всадников пригибаться к гриве и приподниматься на стременах. Гостомысл своего коня даже придерживал, чтобы скакать рядом с молодой женой, не умеющий тягаться в скачке на ночном зимнем ветру с опытными воями. Княжеские кони были свежими, в отличие от коней воев, и могли бы себе позволить быстрый бег. Требовалась только воля всадников. В данном случае, воля княжны Прилюды. Но она не была приучена к быстрой скачке, и потому движение задерживала. И ещё лошадь пленника желемую скорость снижала. Впрочем, виноват в этом был не столько сам пленник, сколько только его лошадь. Ему специально, по подсказке сотника Бобрыни, дали такую, чтобы не смог ускакать от охраны. И, кажется, в усердстве перестарались. Лошадь Войномира постоянно норовила отстать. Хорошо хоть, не хромала.
Передохнуть остановились только у ворот следующей маленькой крепостицы, выставленной уже совсем рядом с городом. Здесь вся дружина состоит из десятка стрельцов и десятка лёгких конных воев, которые не столько для сечи предназначены, сколько для быстрого оповещения города о приближении опасности. Крепостица на возвышенности, горка по зимнему обычаю водой полита так, чтобы по льду к стенам не подобраться. Дорога сначала под крепостной горкой кольцом проходит, чтобы все проезжающие под стрелами оказались, и только потом к воротам круто сворачивает. И маленький гарнизон вполне в состоянии не слишком длительную осаду на крепкие ворота выдержать.
– Всё… Дальше можно будет уже спокойно ехать, и носы на ветру не морозить… – решил Гостомысл, и распорядился охране, выделенной воеводой Военегом, отправляться восвояси.
Конники сразу развернули лошадей, чтобы без отдыха успеть добраться до Лосиного брода в темноте. В светлое время, когда рядом с крепостью варяги появились, проезжать таким малым числом рискованно.
– Долго ль нам до дома ещё? – спросила Прилюда, потирая вышитыми бисером меховыми рукавичками докрасна прохваченное ночными морозцем и ветром лицо.
– Щёчки не расцарапай, – засмеялся Гостомысл. – Дадим вот лошадям отдохнуть, и через час будем дома. Даже не торопясь, в час уложимся…
– Я уж скакала когда, думала, как в седле бы не уснуть, – улыбнулась молодая жена. – А то свалюсь лошадям под ноги, вот смеху для мужчин…
– Скоро отдохнёшь… Русалко, что там?
Вопрос, произнесённый совсем другим тоном, был обращён к молодому сотнику стрельцов, командующему в маленькой крепостице. Русалко всматривался с крепостных полатей[81], установленных над воротами вместо башни, во что-то происходящее по ту сторону стен.
– Ой-ё… Твоя охрана, княже, никак назад скачет… Да-да… Они это, они… И за ними кто-то… Прямо под нами, по кругу… Похоже, варяги… Закрыть ворота? А то ведь, чего доброго, на плечах влетят…
– Стрелами отсечь… – дал команду Гостомысл, ещё не видя ситуации, но очень не желая закрыть ворота пред своими же верными воями, и оставить их без подмоги и надежды на спасение. А они, если их преследуют, именно за спасением сюда и должны скакать, и потому на княжича своего надеются.
