От сохи до ядерной дубины - Владимир Губарев

– Был сконструирован специальный реактор?

– Очень интересно работали авиационные конструкторы! Двигатель создавал академик Николай Дмитриевич Кузнецов. Они, конечно, были абсолютно необразованны во всех этих нейтронах, излучениях, но тем не менее сделали прекрасную конструкцию. Самолет стоял на аэродроме под Москвой, и приехал Туполев с министром Дементьевым посмотреть на него. И Туполев начал объяснять, почему так сложно было сделать такую машину с реактором. Он объяснял систему защиты от излучений. «Надо, чтобы ни малейшей щели не было, – объяснял конструктор, – иначе нейтроны через нее выйдут…» «Ну и что?» – не понял министр. И тогда Туполев объяснил по-простому: «В морозный день ты выйдешь на летное поле, и ширинка у тебя будет расстегнута – все замерзнет!». Министр рассмеялся, мол, теперь с нейтронами все понятно…

– Значит, это был вполне реальный самолет?!

– «Ту-95», на котором был установлен реактор. Кабина нормальная, но с «теневой защитой». За ней находились пульты управления реактором. Я как оператор летал на этом самолете. Было 16 полетных заданий, и все мы их отрабатывали. В разных местах стояли датчики, и мы измеряли излучения со всех сторон самолета. Полеты проводились на разных высотах. Исследования были проведены в полном объеме. Теперь можно было конструировать систему защиты от излучений в полном объеме.

– Это был единственный реактор?

– Один летал, а второй находился на земле. Там шли предполетные испытания. Основная работа велась не на самом Семипалатинском полигоне, а рядом с ним. Затем «летный экземпляр» был отправлен в Центр по изучению радиационных эффектов, который был под Москвой. Здесь реактор работал довольно долго.

– А самолет?

– Он служил и дальше после демонтажа реактора, ведь самолет был абсолютно «чистым», не радиоактивным.

– После самолета пошли ракеты?

– Был запущен первый искусственный спутник Земли. Игорь Васильевич встречает меня возле главного здания и говорит: «Николай, собери семинар у нас…» И начинает перечислять, кого он хотел бы пригласить: двух заместителей председателя Совета Министров СССР, несколько министров, руководителей ряда КБ и институтов, в том числе Королёва и других ракетчиков. Я ему говорю, мол, не по рангу мне им сообщать о семинаре, да и все очень заняты. И привел пример, что уже три месяца не могу собрать тех, кто в нашем институте работает, чтобы сдать кандидатский минимум, а тут такие люди… Он едва заметно улыбнулся, а потом сказал, чтобы я все-таки позвонил каждому и пригласил к нам в такой-то день… Я сел за телефон и начал всех обзванивать. Стоило сказать: «Игорь Васильевич приглашает…», и сразу же меня соединяли с любым руководителем или конструктором. Все говорили лишь два слова: «Обязательно будем!». Конечно, авторитет Курчатова был непререкаем… Сюда такое количество черных лимузинов съехалось тогда, что, по-моему, до сих пор их столько не видели… Все приехали! В нашем конференц-зале проходило это совещание. Игорь Васильевич сидел где-то на пятом ряду у прохода. Появляется Сергей Павлович Королёв. Курчатов встает, и делает ему земной поклон. Говорит громко: «Сергей Павлович, спасибо тебе. Ты сделал великое дело, запустив первый спутник Земли!».

– Никогда не слышал об этом!

– А я видел это своими глазами и помню до сегодняшнего дня каждое слово Курчатова. Сергей Павлович даже немного смутился… Ну а потом началось совещание. Виталий Михайлович Ивлев сделал четырехчасовой доклад о ядерных ракетах. Схема «А», схема «Б», схема «В» и так далее… Обсуждение продолжалось целый день. А затем вышло первое решение ЦК партии и Совета Министров СССР о начале работ по созданию ядерных ракет. При подготовке этого документа Курчатов, Королёв, Келдыш и Мишин встречались в «хижине лесника», то есть в доме Курчатова. Знаменитые фотографии, где они запечатлены вместе, сделаны как раз в один из таких дней.

– Мне кажется, что снимки сделаны раньше, еще до первого спутника. Тогда речь шла о создании носителя для термоядерной бомбы. И именно поэтому «Семерка» Королёва получилась такой мощной – бомба была тяжелой. А именно на «Семерке» был запущен первый спутник Земли. Кстати, он заменил имитатор ядерного заряда, который предполагалось ставить на ракету. Королёв рассудил, что лучше пустить спутник, чем «чугунную болванку»!

– Возможно. Не могу спорить. Тогда слишком много было секретности, а потому происходит смещение некоторых событий… Но поклон Курчатова у меня стоит перед глазами, будто это вчера произошло, а не без малого полвека назад!

– Это прекрасная иллюстрация к отношениям двух великих людей ХХ века, и великое спасибо вам, что вы об этом помните…

Из документов Минатома: «С 1960 по 1990 годы работам по созданию ядерных установок космического назначения уделялось большое внимание. На первом этапе была использована схема ядерной энергетической установки (ЯЭУ) с термоэлектрическими преобразователями. Всего в космическое пространство было запущено 31 установка типа „Бук“, работавших на этом принципе. Их последующее развитие привело к разработке ЯЭУ типа „Топаз“ первого поколения установок с жидкометаллическим теплоносителем. Это были реакторы на быстрых нейтронах. Активная зона состояла из 37 тепловыделяющих элементов, размером 140 мм. Каждый твэл состоял из трех уран-молибденовых блоков. Для активной зоны использовался оружейный уран 90 процентного обогащения с бериллиевым отражателем.

Запуск ядерных установок в космос осуществлялся с космодрома Байконур. Сборка конструкции производилась вблизи космодрома на специальном стенде».

– А теперь я прошу вернуться к ядерным ракетам. Где же они?

– Однажды Курчатов собрал нас у себя. У него уже случилось два инсульта, было видно, что он торопится. Он сказал, что нужно делать импульсный реактор, где будут получаться мощные нейтронные потоки. Они потребуются для испытания топливных сборок, для изучения материалов и так далее. Без такого реактора пути дальше не будет – так он сказал. И предложил построить реактор на Семипалатинском полигоне и назвать его ДОУ-3. «До моего третьего удара», – пошутил он. Реактор мы сделали, пустили его. Но произошло это уже после смерти Игоря Васильевича. А реактор до сегодняшнего дня работает на полигоне…

– На испытательном комплексе?

– Да.

– Кажется, удалось его вывезти в Россию…

– Не могу сказать точно, так как перестал отслеживать его судьбу. Знаю, что до недавнего времени там работали вместе с японцами. Пока такие исследованию ведутся, думаю, что реактор останется в Казахстане… Для нас это был первый реактор, в котором мы начали испытывать тепловыделяющие элементы для ракет. Созданная техника и технология стали уникальными. Мы опередили не только американцев, но и время.

– То есть были созданы реакторы для ракет?

– Конечно. На таком реакторе мы нагревали водород до температуры выше трех тысяч градусов. Ее вполне достаточно, чтобы тяга ракеты была хорошей. Американцы получили результаты хуже: они достигли температуры около двух с половиной тысяч. Этого мало, чтобы лететь на Марс.

Из документов Минатома: «Ни одна другая армия мира, кроме российской, не имела на вооружении в космосе установок с ядерными реакторами типа „Бук“, благодаря которым все стратегические объекты на море находились под наблюдением. Реактор „Бук“ давал достаточно энергии для работы мощного радиолокатора. Единственная американская аналогичная установка была запущена в космос в 1965 году и проработала на орбите около 40 суток, после чего США отказались от использования мощных ядерных энергоустановок и пошли по пути создания изотопных энергоустановок, которые более опасны в экологическом отношении и в 10 раз ниже по мощности.

Кроме установок „Бук“ для космических аппаратов были выпущены 20 шт. установок „Бета-2“, 40 шт. установок „Бета-3“, 240 шт. устройств „Дельфин“, 95 шт. установок „Орион-1“. Эти устройства работали на основе использования энергии распада изотопов стронция-90, цезия-137, полония-210.

Радиоактивные изотопы используются в космической технике и технологии достаточно широко, например, при обеспечении автоматической стыковки летательных аппаратов, при включении двигателей торможения при приземлении и в некоторых других случаях».

– А на наших космических реакторах можно лететь на Марс?

– На наших – можно! Как известно, при полете на Красную планету нужно выполнять довольно сложные маневры – «миссии», как говорят ракетчики, да и сам полет должен был продолжаться два-три года. На нашем же реакторе можно за один год обернуться туда и сюда.

– Фантастика!