Европа и ислам  История непонимания - Франко Кардини

Тирренские моряки и норманнские воины

Мы знаем, что существует два противоположных объяснения необычайного расширения границ Западного мира, начавшегося с XI века. Первое — что это расширение было вызвано и даже в какой-то степени направляемо внешними силами; второе — что это был самостоятельный процесс, причины и движущие силы которого нужно искать на европейской территории.

Сторонник первой точки зрения Морис Ломбар говорил, что формирование средиземноморского, в первую очередь мусульманского, пространства от Кордовы до Каира, от Кайруана до Дамаска и от Палермо до Багдада, с его крупными городами, где был высокий спрос на товары потребления и сырье, побуждало европейский Запад поставлять в этот район те товары, которыми он располагал или которые в изобилии производил: древесину, железо, олово, медь, оружие, а также — обходя церковные запреты — рабов. Такая торговля, становясь все более оживленной, способствовала восстановлению связей между различными участками средиземноморского побережья, несмотря на повсеместные морские конфликты и набеги пиратов, и влила новые жизненные соки в жилы варварской Европы, едва оправившейся от зимы раннего средневековья. Поборники второй гипотезы (Марк Блок, Линн Уайт-мл., Жорж Дюби и другие), напротив, ставили во главу угла целую серию взаимодополняющих причин — от климатических и демографических до технологических. Но, кажется, давно уже ясно, что для составления полной картины нужно учитывать все эти факторы, оценивая каждый из них соответственно его реальной важности и избегая искушения устанавливать единственные или первостепенные причины в процессе, который необходимо рассматривать именно как комплексный. Мусульманское золото, которое в X–XI веках обращалось в большом количестве в прибрежных городах христианской Европы, имело различное происхождение. Например, в Барселоне это могла быть плата арабо-испанских правителей каталонским наемникам; однако чаще это были доходы от европейской торговли, в которой все большую долю составлял экспорт, а также — не в последнюю очередь — добыча, полученная в результате грабительских нападений.

Для Пизы и Генуи в конце X — начале XI века еще существовала угроза мусульманских набегов, хотя сегодня принято считать, что упадок экономики и мореходства в этих городах начался еще раньше. Впрочем, в скором времени им пришлось проверить собственные силы в непростой борьбе с маликом Дении и Балеарских островов Муджахидом, которого удалось разгромить в 1021 году. С тех пор пизанские моряки были не только торговцами и дипломатами, но и воинами. Иногда они вели борьбу в союзе с генуэзцами, но чаще без них — ведь спор обоих городов за господство в Тирренском море уже начался. Документы государственного архива Пизы говорят о том, что отношения города с мусульманскими прибрежными государствами Африки были в целом хорошими и даже опережали свое время: монах Донизон, ученый биограф Матильды Тосканской, возмущенно писал, что в XI веке в порту тосканского города появлялись «темные» африканцы.

Но периоды мирных отношений чередовались с военными стычками. В 1034 году пизанцы напали на алжирский город Бона. В 1063–1064 годах был предпринят набег на порт Палермо: добыча от него пошла на строительство собора, в основе форм и пропорций которого, как и расположенного рядом великолепного Баптистерия Бонанно, лежат точные измерения храмов Гроба Господня в Иерусалиме и Рождества Христова в Вифлееме. Наконец, в 1087 году произошло нападение на порт ал-Махдия, важность которого историки долгое время недооценивали по вине некоего злонамеренного скандинавского хрониста, близкого к Рожеру I. Завоевателю Сицилии не нравились многочисленные военные предприятия против мусульман, которые могли испортить его добрососедские отношения с Египтом и североафриканскими правителями: он даже отклонил предложение Пизы участвовать в захвате ал-Махдии. Сегодня, напротив, значение этой экспедиции оценивается в полной мере. Это был не просто ответ на какую-либо выходку со стороны торговцев или пиратов: ал-Махдия вместе с Мазарой была для мусульман важным промежуточным пунктом на морских торговых путях, связывающих Альмерию и порты Нила. Уже из этого понятно, сколь высоки были ставки.

Действительно, экспедиция готовилась долго и тщательно, в ней было задействовано внушительное количество кораблей и людей. Кроме того, Папа Виктор II предоставил ее участникам отпущение грехов — видимо, аналогичное тому, которое дал Александр II для осаждавших Барбастро. Флотилия была создана в результате коалиции пизанцев с генуэзцами и амальфитанцами, при этом пизанцы были в большинстве. В этой коалиции были и другие участники: например, Бенедикт, епископ Модены, занимал в ней весьма высокий пост. Был ли он представителем Папы? Как бы то ни было, именно его присутствие в окружении Матильды, маркграфини Тосканской, определило политический вес коалиции. Одно пизанское поэтическое сочинение, которое кажется достойным доверия в плане исторических сведений, говорит о неком знаке (signum) св. Петра на сумах (scarsellae) моряков: его можно истолковать как обычный знак на одежде (signa super vestes), означающий обет паломника и, кроме того, связать с папским отпущением грехов. Это не только совпадает со свидетельствами одной хроники из аббатства Монте-Кассино, согласно которой Папа — по обычаю, входившему в практику пап-реформаторов — передал флоту свое знамя (vexillum), но и на целое десятилетие опережает поступок, считающийся эпохальным, когда в Клермоне (городе, расположенном на пути в Компостелу) Папа Урбан II вручил знак креста (signum crucis) тем, кто откликнулся на его призыв помочь христианской Церкви на Востоке, которой угрожают неверные.

В «Первом крестовом походе» пизанцы приняли участие с некоторым запозданием: их флотилия покинула берега Тосканы только весной 1099 года и прибыла в сирийский порт Лаодикею в сентябре, когда Иерусалим был уже взят. При этом флот, который вез в Святую Землю нового папского легата — Даимберта, архиепископа пизанского, — задержался в пути по причине набегов на византийские острова, которые едва ли можно назвать случайными. Сразу же после крестового похода пизанцы и генуэзцы (а чуть позже и венецианцы, вынужденно вступившие в это предприятие, поскольку крестовый поход ставил под угрозу их монополию на торговые связи с Византией и Александрией) стали устраивать свои торговые колонии в прибрежных сирийских, ливанских и палестинских городах.

Через несколько лет, в 1113–1115 годах, пизанцы в союзе с Раймундом-Беренгаром III, графом Барселоны, на этот раз без поддержки генуэзцев осуществили кратковременный захват Балеарских островов, который дал повод к написанию еще одного хвалебного пизанского сочинения — «Книги Майорки» («Uber Maiorichinus»). В этом случае Папа также вручил военачальникам свой vexillum.

Балеарские острова недолго оставались во власти христиан. Тем не менее их захват можно считать завершением того периода в истории Средиземноморья, который был открыт мусульманским завоеванием Ифрикии; однако, как всегда бывает в истории, завершение одного периода означает начало следующего. И все же, не считая отдельных эпизодов, мусульманские корабли в средиземноморских водах западнее Сицилии с тех пор и до самого XVI века появлялись довольно редко.

Завоевание Сицилии скандинавами во главе с Рожером I д'Альтавилла, младшим братом Роберта Гвискара, оказалось возможным (по аналогии с испанскими событиями) из-за ослабления эмирской власти в Палермо и раздоров между многочисленными правителями мелких государств. Один из них — Ибн ат-Туммах, которому принадлежала область между Катанией, Ното и Сиракузами, — и пригласил норманнов на остров. В 1061 году норманны взяли Мессину, но потом их победный марш несколько замедлился, несмотря на утверждения западноевропейских источников (которым, впрочем, не стоит безоговорочно доверять) о том, что, по крайней мере, христианское население острова относилось к завоевателям благосклонно. Однако в 1063 году победа при Мерами, одержанная также благодаря появлению в рядах норманнов св. Георгия в воинском облачении, вызвала подъем боевого энтузиазма. Эти два года были триумфальными для христианского оружия: нападение пизанцев на порт Палермо, поход на Барбастро, взятие Коимбры. Но только после того как Гвискар, воевавший в Апулии с византийцами, сумел подавить их сопротивление, приток свежих войск с континента помог одержать окончательную победу над сицилийскими мусульманами. Палермо, осажденный в августе 1071 года, пал в январе следующего года: вступление в город победителей обошлось без резни, и большая мечеть была превращена в храм Девы Марии.

Однако дальнейшее завоевание острова протекало довольно медленно. Став хозяином Сицилии, Рожер I постарался сохранить хорошие отношения со своими подданными-мусульманами — кроме всего прочего, это было гарантией добрых отношений с соседями по ту сторону пролива. С другой стороны, нужно учитывать, что путь мирного сосуществования был единственно возможным: на момент скандинавского завоевания остров был населен почти исключительно арабо-берберами, а также коренными жителями, которые подверглись арабизации и исламизации. Только в Палермо и нескольких областях на северо-востоке имелись более или менее крупные греко-христианские общины. Во время завоевательной кампании Рожер I гарантировал всем свободу вероисповедания, принял в свою армию много мусульман, но в то же время всячески способствовал переселению на остров западных христиан. Когда же он почувствовал себя вполне уверенно, то постепенно стал относиться к мусульманам более сурово. Тем не менее арабские чиновники продолжали активно работать в ведомствах по сбору податей — так называемых диванах — как во время норманнского владычества, так и после его крушения.