Гений пустого места - Татьяна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он стал вытаскивать из шкафа вещи и шарить под ними, даже оторвал одну полку, державшуюся на хилых фанерных штырьках! Полка упала, сильно загрохотала, и тут ему пришло в голову, что сумасшедшая бабка-вахтерша может прибежать на шум, и ему никак нельзя шуметь! Никак!
Дальше он работал в полной тишине. Он двигал мебель, напрягая все силы, так что вены вздувались у него на лбу, и пот выступил на висках, хотя в плохо протопленной комнате стоял лютый общежитский холод. Он заглядывал во все углы, шарил в пыли под продавленным диваном, он точно знал, что должен найти, и не находил!..
Но деньги должны быть! Они были обещаны и не могли пропасть!
Вокруг царил первобытный хаос. Он даже не подозревал, что в таком небольшом пространстве может поместиться столько вещей, бумаг, книг! Когда все это стояло на полках и лежало в шкафу, казалось, что вещей почти нет, а сейчас они как будто размножались сами по себе!
Все было выворочено, выпотрошено, разрушено. А деньги так и не нашлись. Он огляделся, как будто видел комнату в первый раз.
Книги! Он еще не посмотрел в книгах! Да, конечно! Он много раз видел это в кино – книжка, а в ней тайник, куда плотно укладывается толстая пачка!
Он стал просматривать книги, в которых почти не было текста, только формулы, и по одной кидать их на пол. Учебник человека со странным именем Дмитрий Васильевич Сивухин упал на вынутую из шкафа доску, она вновь грохнула по полу, и он опять замер, прислушиваясь.
Может, свет погасить? Если придет сумасшедшая бабка, можно прикинуться спящим!
Он погасил свет и некоторое время тяжело дышал в холоде и тесноте содеянного им вещевого ада. В окно заглядывал город, который он ненавидел.
Этот город, который по-хорошему и городом назвать нельзя, достал его, выел у него все внутренности, просверлил ему мозг! Город ученых, твою мать!.. Общежития, хрущевки, разбитые дороги, наполовину порубленный парк, в котором когда-то были аттракционы, заборы секретных предприятий, заборы несекретных предприятий, заборы новых домов, которые понастроили местные и московские богачи, и посередине мэрия, как бельмо на глазу! Два конца, два кольца, посередине гвоздик! В этом городе ему было душно и все хотелось в Москву, где кипение и радость жизни, где рестораны не закрываются в полночь, где шикарные девчонки, дорогие тачки, богатые казино, услужливые швейцары!.. И все это может быть твоим, были бы только деньги, а вот денег у тебя как раз и нет!
Он еще раз взглянул в окно, за которым ненавистный город видел уже десятый сон, и показал ему кулак.
Ты у меня еще получишь! Я еще распатроню тебя до самого донышка, я на многое способен, а ты об этом даже не подозреваешь!
Город спал, совершенно равнодушный к нему, и это тоже его бесило.
Он зажег свет, который больно ударил по глазам, зажмурился на секунду и продолжил поиски.
Он искал долго и, не найдя, пошел по второму кругу, хотя уже понимал, что не найдет денег просто потому, что их нет.
Нет!.. Нет!!. Не-ет!!!
Он зажал себе рот рукой, прикусил кожу на ладони, чтобы не закричать от разочарования и горя и еще от того, что он опять потерпел поражение, да еще на глазах у ненавистного ему города! Город видел все, на окнах не было штор, и собственный позор невозможно скрыть от мира!
Нужно думать. Просто спокойно думать, а это ты всегда умел, что бы и кто бы о тебе ни говорил.
Перешагнув через кучу раскуроченных вещей, он присел на диван и стал думать.
Если денег в комнате нет и в портфеле тоже нет, значит, они где-то в другом месте. Он точно знает, что они есть, но не здесь. Отрицательный результат – тоже результат, и поиски придется перенести в другое место. Только вот… в какое именно?
Он стал грызть ногти.
Тут что-то другое. Совсем другое.
И он вспомнил об Арине, как будто озарение пришло.
Скорее всего, так и есть. Скорее всего, деньги у нее. Нужно просто пойти и взять их. Это несложно.
Дрожащей рукой он вытер со лба испарину, натянул кроличий треух двадцатилетней давности и застегнул куртку, которую даже не снял, – вот отчего ему было все время жарко! Потом раскопал на разгромленном письменном столе портфельчик с надорванной подкладкой, сунул его под мышку, вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.
Бабка наверняка уже дрыхнет, и будить ее нельзя. Впрочем, какая разница! Она все равно ничего не поймет.
Снизу лестница чуть подсвечивалась жидким светом с первого этажа, и он стал спускаться по ней, скользя крепкой рукой по перилам.
У него есть еще одно важное дело. Придется сначала доделать его, а потом вплотную заняться поиском денег.
Он улыбнулся.
Он найдет деньги и заживет, и ему будет наплевать на город, и…
… и тут она вдруг открыла глаза, очень сонные и недовольные, и посмотрела на мужа.
– Ну что? – спросил он и присел на край кровати.
Ему хотелось еще раз ее поцеловать, и он раздумывал, как бы это сделать половчее, потому что, как пить дать, целоваться она не станет, будет уворачиваться, закрываться одеялом и бубнить, что у нее не вычищены зубы.
– Что?
– Я ухожу.
– Скатертью дорога, – пожелала нежная супруга и зевнула. – А сколько времени?
– Восемь семнадцать.
– Димон, – сказала Ольга, села и пригладила руками короткие волосы на две стороны, отчего стала похожа на приказчика из бакалейной лавки, какими их показывают в фильме «Рожденная революцией», – почему ты не можешь сказать, как все люди?! Почему ты не можешь сказать, что сейчас двадцать минуть девятого?
– Потому что сейчас восемь семнадцать, – ответил Пилюгин, во всем любивший ясность и точность. – А Степка сегодня в школу вообще не идет?
– Не-а, – протянула Ольга и опять зевнула, – у них две физры, две математики и какой-то странный предмет под названием ОБЖ. Математичка болеет, на лыжах в такой мороз нельзя, а ОБЖ можно и пропустить. Никак не могу запомнить, что это за предмет!..
– Основы безопасности жизнедеятельности. Бывшая НВП, то есть начальная военная подготовка.
– Все-то ты знаешь, – сказала Ольга, потянулась и обняла его за шею горячими со сна руками. – Даже то, что ОБЖ – это бывшая НВП!
– Все равно ребенок должен ходить в школу, – заявил Димон и потерся щекой о ее руку. – Ты неправильно его воспитываешь. У него должны быть ответственность и чувство долга.
– А у тебя есть ответственность и чувство долга?
– Сколько хочешь.
– Тогда сходи на собрание. Они решают вопрос про телевизор в кабинете биологии. Уже год решают. Никто не хочет деньги сдавать. Я говорю – давайте мы купим, да и дело с концом.
Димон за руку притянул ее к себе, так что щекой она прижалась к ворсистой ткани его «офисного» пиджака. По причине невычищенных зубов дышать Ольга все время старалась в сторону, так что он видел только ее щеку.
– И что?
– Да ничего. Родительский комитет против. Если мы телик купим, получается, что все остальные ни при чем, и гороно может усмотреть в этом взятку, которую мы даем биологичке.
Пилюгин подумал.
– Дикость какая-то.
– А что делать, Димон? Мне препирательства надоели хуже горькой редьки, и на собрание я не пойду, хотя у меня тоже есть ответственность и чувство долга!
– Нет у тебя ничего такого.
Он медлил, ему не хотелось уезжать, и Ольга моментально это поняла, потому что придвинулась поближе, сунула руки ему под пиджак и зачем-то укусила за узел галстука. Потом она вспомнила про свои зубы и опять стала дышать в сторону.
Через ее плечо Пилюгин посмотрел на часы. У него было еще минут пятнадцать, после которых начнется «опоздание», а опаздывать ему не хотелось. День предстоит трудный – много объяснений и сложных разговоров.
Или… наплевать?..
Он поцеловал ее в ухо, которое оказалось ближе всего, и еще в макушку, а потом она наклонила голову так, чтобы он поцеловал в шею, и он стал целовать ее в шею, и в этот момент решил – наплевать! Наплевать! Ну, опоздает и опоздает, подумаешь! В первый раз, что ли!
Ольга опять все поняла, хотя он не сказал ни слова. Им, прожившим вместе пятнадцать лет, слова не требовались.
– Сейчас, – сказала она, выпростала ноги из одеяла, отбежала, нашарила что-то в ящике и вернулась счастливая. От нее теперь сильно пахло мятой.
– Ты что, слопала тюбик с пастой?
– Какая тебе разница!
А и вправду! Никакой разницы ему нет, и если ей нравится пахнуть мятой, пусть пахнет, он согласен. Он практически на все согласен.
Жена быстренько стащила с него галстук, расстегнула рубашку и стала целовать его в грудь короткими, быстрыми, горячими поцелуями.
– Мы помнем твой пиджак.
– Шут с ним.
– Нет. Ты и так все время мятый. Вот почему ты становишься мятым через пять минуть после того, как я все погладила?!
Он не отвечал, он был очень занят и еще помнил про то, что у них есть всего пятнадцать минут, но какое это имеет значение! Даже если бы в запасе у него было не пятнадцать минут до работы, а пятнадцать секунд до конца света, он бы точно знал, как потратить эти драгоценные секунды.