Чекисты о своем труде (Рассказы и очерки) - Лебедев И.

— И Инес до сих пор сидит в тюрьме?

— Нет, ее удалось освободить.

— Удивительно! — воскликнул Галушин. — Все это крайне удивительно!

— Скажите, — обратился он к Ганину, — а почему вы приняли такое активное участие в моей судьбе?

— Мы выполняли просьбу командования Республиканской армии.

— Право, я не думал, что обязан спасением своей жизни вам!

— Меньше всего мне. Из этого кабинета я не выезжал в течение всей операции. Если уж говорить, кому вы обязаны, так это майору Коваленко, вашему другу детства, который из Мадрида организовал всю операцию.

— Коваленко! — воскликнул Галушин. — Это невероятно!

— А собственно говоря, почему «невероятно»?

— Вы правы, — улыбаясь, сказал Галушин. — Ничего в этом невероятного нет. Коваленко — мой друг и товарищ.

Ганин встал.

— Еще раз простите, что нарушили ваш отдых. Вы сняли с наших плеч большую заботу. Спасибо вам, до свидания.

Галушин вышел. Ганин остался один. Некоторое время он ходил по кабинету, затем подошел к телефону.

— Андрей Агафонович? Это Ганин. Наши предположения оказались правильными. Донос сделал Хосе, все остальные люди вне подозрений. Операцию «Испанская сюита» можно начинать.

В. БЕЛОЗЕРСКИЙ

ПОДВИГ ПЯТОЙ ЗАСТАВЫ

Судьба пятой заставы Таурагенского пограничного отряда — это судьба многих застав, которым пришлось 22 июня 1941 года принять на себя первые удары гитлеровских полчищ. В ту пору граница шла по реке Неман, а затем круто сворачивала на север, отделяя от Советской Литвы захваченную гитлеровцами Клайпедскую область. Местность здесь глухая, лесистая. Песчаные дюны сменяются вековыми соснами, словно сошедшими со знаменитых шишкинских полотен.

За месяц до войны заставу перебросили в район хутора Бережницы, в заброшенный дом лесника. Тут разместили ленинскую комнату и поселились командиры. Сараи и амбары приспособили под кухню, склад боеприпасов, псарню. Для личного состава поставили у опушки палатку.

Участок заставы был беспокойным. Нарушения границы случались нередко. Наряды слышали на немецкой стороне гул машин, лязг железа, выкрики команд. Иногда пограничники, надежно замаскировавшись в укрытиях, видели по ночам темные, расплывчатые силуэты немцев, подходивших к самой границе. Днем на той стороне постоянно наблюдались отблески стекол оптических приборов. В середине июня подозрительная возня у границы стала еще более заметной.

— Неужели война? — с тревогой спрашивали пограничники.

— Пока не война. Но мы должны быть готовы к любой неожиданности. Гитлеровцы на все способны, — отвечал политрук Родионов.

Застава получила приказ спать, не раздеваясь, не снимая подсумков, рыть окопы круговой обороны. Работа продвигалась медленно. Лопата легко углублялась в песчаный грунт, но рыхлые стенки окопов осыпались.

И вот настало 22 июня. Неспокойно на душе у пограничников. Одни спят чутким сном, другие бодрствуют, собравшись в палатке дежурного. В эту ночь на заставе дежурил Родионов. Еще вечером дозорные заметили, как немецкие солдаты цепями подходят к границе и залегают вблизи. Немцы подтянули танки и артиллерию. А что мы можем противопоставить этой лавине? Три десятка бойцов с несколькими пулеметами?

В два часа ночи заставу подняли по тревоге. Политрук Родионов и исполняющий обязанности начальника заставы младший лейтенант Тюренков распределили бойцов по участкам круговой обороны.

Петр Андреевич зашел в дом к жене.

— Слышишь гул? Если это война, здесь на нашей заставе, будет самое пекло.

— Если бы не Лидочка, никуда б не уехала отсюда, Петя, — ответила Вера Алексеевна, с тревогой глядя на мужа. — Была бы вместе с вами в окопах.

— Собирайся Вера, — перебил ее Родионов. — Ездовой довезет вас до шоссе, а там ловите попутный транспорт.

Политрук посмотрел на циферблат ручных часов и поспешно вышел. Стрелки приближались к четырем. Так и не успели соединить ходом сообщения передний окоп с тыловым. В системе обороны заставы не было даже дзотов с бревенчатым перекрытием.

Что произошло на пятой заставе в первые часы войны? Что случилось с ее защитниками?

Только через двадцать с лишним лет удалось приоткрыть эту, еще одну страницу из летописи героических подвигов советских пограничников. В музей пограничных войск в Москве пришел сорокалетний человек, назвавшийся Яковом Николаевичем Бессаловым, воспитателем школы-интерната из города Суджа Курской области.

— Я был участником обороны пятой заставы, — сказал он. — Хотел бы поделиться воспоминаниями.

Бессалов испытал весь ужас гитлеровских концлагерей. Осенью 1944 года по доносу провокатора он был брошен в застенок гестапо. Его обвиняли в участии в подпольном движении сопротивления и саботаже на заводе «Ланц», где использовался труд пленных. Новые пытки, на этот раз самые изощренные и жестокие. И, наконец, «Дахау», страшный лагерь смерти. И только в августе 1945 года пришло долгожданное освобождение.

Яков Николаевич энергично стал разыскивать других участников обороны заставы, завязал переписку с их родными. Ему удалось разыскать бывшего сержанта Котляра, работающего в Харькове, вдову политрука Родионова — Веру Алексеевну, проживающую в Москве. Свидетельства двух живых участников обороны — Котляра и Бесеалова, рассказы местных жителей, а также раскопки, произведенные на месте боя, позволяют теперь воссоздать картину обороны заставы 22 июня 1941 года.

Вот что вспоминает Яков Бессалов.

— В час ночи мы втроем вышли на левый фланг участка на охрану границы. Было тихо. Вдруг на той стороне, где-то далеко, гулко ухнул одинокий орудийный выстрел. Над лесом взвились ракеты. Не успели они погаснуть, как от грохота пушечных залпов содрогнулась земля. Затрещали пулеметы. Левее нас послышались одиночные выстрелы и короткие очереди из автоматов: там наши наряды вступили в неравный бой. Война!

Наряды, отстреливаясь, отходили к заставе и занимали круговую оборону. Противник не заставил себя ждать. По лесу двигались плотные цепи гитлеровцев. Они держались самоуверенно, шли во весь рост, горланили и беспорядочно палили из автоматов. По дороге со стороны границы неслись мотоциклисты.

Над поляной уже свистели первые пули, когда со двора заставы выехала тачанка, запряженная парой лошадей. В тачанке были ездовой, Вера Алексеевна с маленькой дочкой на руках и жена Тюренкова. Женщины махали руками пограничникам и кричали:

— Держитесь… Прощайте…

Тачанка скрылась за поворотом. В лесу долго еще слышался грохот колес по щебню и плач ребенка.

Забегая вперед, скажем, что Вера Алексеевна только в сентябре 1941 года, после тяжелых мытарств, смогла добраться до Наро-Фоминска, где жили родные мужа. Вскоре умерла Лидочка.

…Политрук и младший лейтенант Тюренков обходили цепи бойцов.

— Нас мало. А перед нами — хорошо вооруженный враг! — говорил Родионов. — Не хочу обнадеживать вас. Но мы должны выполнить до конца наш долг, задержать врага, пока не придет помощь или приказ отойти.

Не ожидали фашисты дружного огня пограничников. Дрогнули их цепи. Гитлеровцы залегли, потом короткими перебежками, прячась за деревья, стали отходить в глубь леса. Меткая пулеметная очередь сержанта Котляра скосила четырех мотоциклистов. Но тотчас на заставу обрушился минометный и пулеметный огонь. Началась новая атака.

Немцы выкатили на дорогу, по которой безуспешно пытались прорваться мотоциклисты, пушку для стрельбы прямой наводкой. Но сержант Игнатенко уничтожил пулеметной очередью весь расчет раньше, чем пушка смогла выстрелить. Ударила вражеская артиллерия с закрытых позиций. Гулко перекатывалось по лесу эхо. Содрогалась земля. Снаряды рвались вокруг поляны и на бугре, взметая песчаные смерчи.

Защитники понесли первые потери. В переднем окопе среди раненых оказался и младший лейтенант Тюренков. Командование принял политрук Родионов.