В лабиринтах правды - Рия Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Набери кого-нибудь быстро и скажи, что нужна помощь, срочно!
Я вздрогнула, когда Ал появился в комнате с ножницами и коробкой с лекарствами, отдав мне приказ, что сделать. Пока охотник возился с сестрой, я взяла телефон, лежавший на комоде возле аквариума. Мобильник требовал ввести пароль. Попросив его у охотника, я набрала цифры, и экран был разблокирован. Трясущимися руками нажала на первый попавшийся контакт. После пары гудков я наконец услышала знакомый грубый голос, но что-то вдруг не дало мне заговорить. Мне будто зашили рот.
– Я же просил не звонить мне сегодня ночью, – раздраженно бросил король, заглушая своим голосом эхо от вырывающегося из грудной клетки сердца. – У тебя там все нормально?
Мне понадобилась пара секунд, которые показались вечностью, чтобы найти слова:
– Раз я теперь здесь, то нормально у нас ничего никогда не будет.
Охотник выхватил у меня телефон.
– На Анжи напал экиммонуд, и похоже, не впервые. Я не знаю, что и как произошло, но нужно срочно отвезти ее в больницу, а ты сам лишил меня прав за нарушение сам помнишь чего, – гневно ответил Ал.
Я не стала слушать их разговор дальше, а подошла к Анжи и присела рядом с ней на край дивана, взяв за руку. Она оказалась настолько холодной, что и ко мне перешел ее холод. Последний раз мы с сестрой друг друга держали за руки, когда были детьми и водили хоровод вокруг елки с родителями. После смерти матери многое изменилось. Я никого близко не подпускала к себе и часто уходила из реальности либо в книги, либо в музыку.
– Алекс пришлет охотника с машиной, а сейчас нам нужно аккуратно замотать ее шею. – Охотник бросил на диван телефон и взял бинт из аптечки.
– Слишком много крови и рана большая, – проговорила я, посмотрев на шею. – Ты уверен, что мы успеем доставить ее в больницу?
– Если мы будем только болтать, то да, ничего не успеем.
Похоже он заразился раздражением от короля.
Не спрашивая у него что-либо еще, чтобы не раздражать его еще больше, я принялась осторожно вытирать кровь ватой, пока Ал резал ножницами бинт. Вскоре я сама уже вся была в крови, но мы хоть немного забинтовали шею и сверху приложили на раненое плечо кусок тканевой салфетки. Анжи вот-вот отключится, и Ал приказал делать все, лишь бы сестра не закрывала глаза до тех пор, пока не окажется в больнице. Я разговаривала и отвлекала ее, словно мать, успокаивающая ребенка перед операцией, пока охотник надевал кожаную куртку.
– Я поеду с вами! Мне плевать, что случилось в прошлом между нами, но она все еще моя сестра!
Я вскочила, когда Ал взял на руки сестру. Несколько секунд мы испепеляли друг друга взглядами, но в конце концов охотник сдался и попросил накинуть сверху хотя бы другую его куртку, поскольку я была в одном халате, а другой женской одежды в доме не имелось. Я взяла с вешалки куртку, захватила с комода ключи, и мы вышли.
Пока ждали лифт, я закрыла квартиру и убрала ключи в карман халата. Время для меня перестало существовать. Все происходило как в замедленной съемке: вот мы вышли на улицу, подъехала черная машина, я села на заднее сиденье и всю дорогу разговаривала с сестрой, молясь, чтобы она не закрывала глаза и смотрела только на меня. Черные вены уже были повсюду, зрачки становились все темнее. По словам Тимофея, который нас вез, ничего хорошего это не значило для вампира.
За окном проносились небоскребы и разноцветные огни ночного города. Бен-Йорк ожил, вернее, проснулись все его монстры, вышедшие на охоту. Я многое уже повидала за сотни лет, но то, что происходило сейчас с Анжи, увидела впервые. Когда охотник-водитель поднялся на мост и прибавил скорость, я убрала черную прядь со щеки сестры и заглянула ей в глаза, внушая, чтобы она смотрела только на меня. Установив с ней контакт, пробралась в сознание и принялась искать последние воспоминания Анжи.
И чудо все-таки произошло: нить, которая и привела меня к нужной двери, нашлась. Я не задумывалась о последствиях и открыла ее, став зрителем недавних событий. Кадр за кадром пронесся, показав все, с чего началась новая жизнь Анжелики после обращения в бессмертную и чем закончилась. После увиденного я забыла, как правильно дышать. Меня разрывало от ненависти к себе и тем, кто поймал убитую горем сестру и отдал Лили для экспериментов, словно подопытного кролика. Правда, которая сейчас открыла мне глаза на некоторые мелочи в нашем с Лили театре, оказалась тем еще чудовищем. Знал ли эти мелочи король и Совет? Вопрос родился столь же внезапно, как и желание вырвать глотку Алу. Последнее я решила осуществить немного позже, а сейчас нужно было скорее передать сестру врачам.
Припарковавшись возле главного входа больницы, Ал первым выскочил из машины и взял на руки сестру. Мы ворвались в здание, напугав всех своим визитом и развеяв тихую и мирную обстановку в помещении, подобно буре, нагнавшей серые тучи и грозу. Несколько девушек, дежуривших в ночную смену, прекратили милую беседу и подбежали к нам.
– Что случилось? – спросила одна из них с серьезным лицом.
«Бессмертие», – услышала я мысленный ответ Ала и с недоумением посмотрела на него, в то время как девушка молча кивнула и раздала остальным трем медсестрам команды, кого срочно нужно было позвать и какие аппараты приготовить, а после попросила нас следовать за ней.
Мы на лифте поднялись на третий этаж, нас провели по длинному коридору и сообщили, что дальше вход запрещен. Ал нехотя положил Анжи на каталку, и ее увезли. Все, что нам оставалось теперь делать, – это ждать вердикта от врача.
Часы, висевшие над дверьми, либо сломались, либо у них была какая-то особенная скорость. Как ни гляну, стрелка не идет, а ползет. За это время я успела и постоять, прислонившись спиной к белоснежным стенам, и посидеть на полу, и полежать на скамейке, и померить шагами коридор. Тимофей молча сидел, сложив руки на груди, и отбивал правой ногой такт, а Ал смотрел в одну точку и иногда кусал нижнюю губу или прикусывал щеку. Охотники большую часть времени сидели, если коротко. Ожидание убивало и сводило с ума. Выдохнув, я снова скатилась по стене спиной, садясь на пол и обнимая себя. В домашних тапочках, в розовом халате с рисунками зайчиков и куртке друга, с сырой головой я сидела и