Корона пастуха - Терри Пратчетт

Королева некоторое время изучала гоблина, положив точеный подбородок на изысканно тонкую руку и нахмурив алебастровые брови.

— Ты тот гоблин, что называет себя Солнечной Росой, я полагаю. Ты и твой род долгое время пребывали под защитой нашего двора, но теперь до меня доходят слухи о восстании. Отказе повиноваться. Прежде чем мои стражи развлекутся с тобой, скажи, в чем дело.

Ее мелодичный голос звучал чарующе, но гоблин оставался равнодушным. Он должен был пасть на колени и умолять о снисхождении, загипнотизированный ее властью, но вместо этого он твердо стоял на ногах и ухмылялся. Ухмылялся перед королевой!

— Ну, как тебе сказать, королева, в мире людей гоблины теперь полноправные граждане. Люди считают нас полезными. Нам платят за то, что мы полезны, за то, что мы придумываем и делаем всякие штуки.

Злобная гримаса исказила лицо королевы.

— Это невозможно! — выкрикнула она. — Вы, гоблины, — отбросы, и все это знают! Гоблин расхохотался:

— А ты, королева, не такая уж умная, как думаешь. Гоблины теперь на высоте, гоблины умеют править железными конями.

При слове «железными» по залу пробежал трепет, и серебристые отблески заметались по стенам. Белое, как паутинка, платье королевы налилось кровавым багрянцем, а белокурые локоны распрямились и почернели, как вороново крыло.

Пастельные шелка и кружева на телах придворных сменились кожаными штанами, алыми поясами и клочьями меха. Сверкнули остро наточенные каменные ножи, хищно обнажились зубы.

Гоблин и бровью не повел.

— Я тебе не верю, — сказала королева. — В конце концов, ты всего лишь гоблин.

— Да, всего лишь гоблин, ваша королевскость, — тихо ответил тот. — Гоблин, который понимает железо и сталь. Как сталь вращается, вертится и пыхтит. И везет людей далеко-далеко. Гоблин, который является гражданином Анк-Морпорка, и знаете, что это значит, ваша королевскость? Темнейший огорчается, когда его граждан убивают.

— Лжешь! Лорду Витинари нет до вас никакого дела. Гоблины всегда лгут, Солнечная Роса!

— Это больше не мое имя. Теперь меня зовут Токарная Стружка, — ответил гоблин с достоинством.

— Стружка? Что это значит? — спросила королева.

— Кусочки железа, вот что это такое, — сказал гоблин, и глаза его сверкнули. — Токарная Стружка не лжет. А если ты будешь и дальше говорить со мной так, ваше высокопремногоблагородшейство, я выверну карманы, тогда ты и посмотришь, что это за стружка такая!

Королева отшатнулась, не сводя глаз с рук гоблина, зависших над карманами темно-синего пальто с деревянными пуговицами.

— Ты смеешь мне угрожать, червь? — произнесла она. — Здесь, в моем собственном царстве, где я могу иссушить твое сердце одним только словом? Или хочешь лечь там, где стоишь? — она указала на стражников, целившихся в гоблина из арбалетов.

— Я тебе не червь, королева. У меня есть стружки. Маленькие кусочки стали, которые далеко разлетаются в воздухе. Но у меня есть для тебя новость.

Предупреждение. Токарная Стружка еще помнит прошлые дни. Мне нравится смущать людей. Нравится, когда вы, волшебный народ, нервничаете. Некоторые гоблины думают как я, но не многие. Некоторые гоблины теперь почти не гоблины.

Почти люди. Мне это не по душе, но они говорят, что времена меняются. Сейчас деньги в чести, вот что, королева.

— Деньги? — усмехнулась королева. — Я дам тебе денег, ты… — она осеклась, когда руки гоблина дернулись в направлении карманов. Как это мерзкое маленькое существо смело принести железо в ее мир? Железо — такое кошмарное для всего волшебного народа вещество. Мучительное. Разрушительное. Оно ослепляло, оглушало, заставляло эльфа почувствовать себя настолько одиноким, каким не чувствовал себя ни один человек. — Ты, отважное существо, — закончила она сквозь стиснутые зубы.

— Деньги? Злато эльфов поутру — уголь черный ввечеру, — ответил гоблин. — Они — то есть, мы — уже получаем настоящие деньги. Все, чего я хочу, — чтобы гоблины оставались гоблинами. Уважаемыми гоблинами. С положением в обществе.

Чтобы нами не помыкали вы или кто-то еще. — Он бросил взгляд на Душистого Горошка, который внезапно шагнул в сторону королевы.

— Я не верю тебе, — сказала королева.

— Сама себе могилу роешь, королева, — заявил гоблин. — Не веришь мне — ступай к воротам. Теперь будет нетрудно, когда старой ведьмы нет. Сама все увидишь. Мир меняется.

Меняется, да, подумала королева. Она чувствовала мимолетную дрожь под ногами, но не знала, в чем дело. Значит, старая ведьма ушла. Теперь, когда некому ее остановить, можно снова великолепно развлечься… Ее лицо вытянулось. Стружка.

Нельзя забывать про это железо. — Свяжите ему руки, — приказала она стражникам. — Я хочу узнать, правду ли он говорит. Повезем его с собой. Если он солгал, — она улыбнулась, — я вырву ему язык.

На следующее утро в уединении домика Матушки Ветровоск — вернее, теперь уже ее домика, — Тиффани проснулась спозаранку с ощущением, что мир изменился.

Ты смотрела на нее коршуном.

Она вздохнула. День обещал быть напряженным. Она бывала во многих домах, где погостил Смерть, и всякий раз хозяйка, если она там была, начищала все, что можно было начистить до блеска, и отмывала все, что только можно было отмыть.

Итак, вооружившись тряпками и мылом, Тиффани принялась драить все, что и так было кристально чисто. Это была своего рода безмолвная мантра: пусть весь мир летит в тартарары, зато каминная решетка блистает и готова к разведению огня.

Ты следовала за ней, как тень. Интересно, знают ли кошки о смерти? А как насчет ведьминских кошек? Особенно если это кошка Матушки Ветровоск… Тиффани отбросила эту мысль и принялась за кухню. Вскоре та засияла. Пусть чистота и так была немыслимой, но алгебра скорби требует устранения любых следов смерти; и никаких исключений: очистить надо абсолютно все.

Когда на кухне не осталось ни одного предмета, от сверкания которого нельзя было бы ослепнуть, Тиффани поднялась наверх. Щеткой и тряпками, до кровавых мозолей Тиффани скребла и натирала, пока результат не показался ей приемлемым.

Но и это был не конец: оставался еще небольшой платяной шкаф, в котором хранились несколько видавших виды платьев и плащ Матушки Ветровоск. Черные, разумеется. На дальней полке лежала накидка Зефирное Море, подаренная Матушке самой Тиффани. Совершенно не ношеная, она, похоже, хранилась как своего рода реликвия. У Тиффани защипало в носу.

У кровати стояли ботинки Матушки Ветровоск. Хорошие, добротные ботинки, а Матушка не любила зазря разбрасываться хорошими вещами. Но… действительно носить их? Она поняла, что идти по стопам Матушки Ветровоск и без того чересчур тяжело. Она сглотнула. Что ж, придется подыскать ботинкам нового владельца. А пока же она одним пальцем затолкала их подальше под кровать.