Вечные предметы - Тамара Яблонская

class="poem">

Мы вымыли руки и сели

вокруг белой скатерти

было в этом что-то

грустное забытое

как будто старый знакомый

шел навстречу

но не узнал тебя

Музы

Музы выбирают из толпы

по странной прихоти

они не замечают тугоухих

крепких телом

занятых полезными трудами

а прилетают к окнам тех

кто не имеет даже веры

садятся на подоконники

склевывают сомнения и усталость

после их отлета

в воздухе тает печаль

и время долго наполнено смыслом

«Следопыт и бродяга…»

Следопыт и бродяга

блуждают по библиотекам

ища совпадения схем

тождества гулкого пульса

с мертвой строкой

безнадзорный мудрец

Гамлет в дешевой одежде

страдает от вечных вопросов

сквозь шелест истлевших страниц

и синие волны курилки

он различает смутные

материки ответов

сухие и исчерпывающие

словно пустыня

где всё еще можно спастись

Снег в апреле

Настоящая сложность

начинается там

где смыкаются кронами

томные каштаны

и дубовая роща Святорога

это подспудный вулкан

аномальная зона

кто не запутался

в ее бликах и тенях

кто не забыл свое настоящее имя

ступив на ее тропинки

там черные грачи

в апрельском снегу

как мысли хасидов

держась строгих правил

ходят по кругу

там люди дерзко строят

башни на песке

пока в свежих сугробах

спит время

Большая улица

Большая улица

молчит в тени церквей

в огниве лет

прячась в туман и неизвестность

там мои сестры бросают

острые взгляды

из-под шляп на витрины

они молчат

об идеале жизни

избранницы потерянного века

брезгливо

они бредут по белой улице

на стройных каблуках

и судят падший мир

по большому счету

Вечерний дождь на Пушкиновке

Дождь

вечная вода

как в древних акведуках

смывает пыль

которой занесены предметы

тосклив их новый лик

блистает все

что не должно блестеть

что благополучно

скрывалось под привычным

пухом и песком

границы стали резкими

и с черной графикой

не может справиться

ни мягкий сумрак

ни ясный свет

из окон Пушкиновки

У городской стены

Мои прогулки по улицам

кончаются тем

что упираюсь в городскую стену

огибая новые преграды

совершаем старые ошибки

а стена учит терпению

не уходят тяжелые лбы

кожей ощутив ее прохладу

в сон древних пирамид

авторы построек на века

зная слишком много

ограничились кирпичными мостами

через время

а ведь могли построить другой мир

создать лучшую землю

и новое небо

Детство

Долгое смотрение в небо

с чистого льда на катке

оставляет следы на всю жизнь

будто в тронный зал

входит мороз

в Сад Молодежи

обнажая во всем тайный смысл

неприступный

как ледяные фигуры

веселые звуки

руководят жизнью

и юное Ego

еще не ведая своих особых прав

с улыбкой растворяется

в гуще событий под звон коньков

Оттепель

Вновь каплет с крыши

и мысль тонкой струйкой

едва сочится

грозя оборваться

робкие связки посылок

и кропотливое

строительство вывода

такова ее нелегкая работа

лавины сходят с крыш

мешая скольжению

сердца в простор

чистых понятий

сложные абстракции

путаются на привязи

будничных представлений

для достижения цели

нужен сибирский мороз

звездное небо кантианцев

и скрип под ногами в ночи

субстрата зимы

Зал барокко

За приземистыми стенами

смиренные монахи

рвали страждущим зубы

а теперь вместо

просьб о помощи

звучит размеренный Бах

в известку стен

бьют словно в бубен

созревшие каштаны с деревьев

скрупулезно отмеряя время

и даря нам его частицу

как облатку

«Я прихожу на тот берег…»

Я прихожу на тот берег

где на волшебной свирели

начинает играть моя память

здравствуй бывший сосед

хромая

ты уходишь все дальше и дальше

может быть

давно не живешь

а лежишь на тихом

Бернардинском островке

за триумфальной аркой входа

не могу понять

чего ищу

отсвет старой дружбы

погибшей от скуки

или бездонный колодец иллюзий

засыпанный хорошими людьми

стаи глупых птиц зовут в полет

не замечая

что на мне всё те же путы

странная тоска по собственной тени

комплекс Заречья

«В ясный зимний день…»

В ясный зимний день

небо надо мной темнело

сгущалось

приглашало вступить вглубь

где