Псих из Крашти - Мара Вересень
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лошадь рванула, будто ее демоны за зад кусали. Вихляя, подпрыгивая и опасно накреняясь, телега унеслась вдаль по дороге. И будто в бездну канула.
— Это что такое? — просипела Аманда, вцепившись в метлу.
— Это, радость моя, темные врата. Если долго, долго, долго, если долго одно и то же место раскачивать по принципу маятника то вкладывая, то отнимая силу примерно равного потенциала и насыщенности, перемычка истончается, и оттуда начинает сочиться.
— Что?
— Ничто.
— А «зайки» откуда?
— Из-за грани.
— Много?
— Как повезёт.
— Тогда какого хрена мы остались тут?! — орнула ведьма, чувствуя, как волосы на голове поднимаются дыбом.
Пи, метнувшись за спину, тут же сцапал её и, придавив рот рукой, проникновенно, как вознице, зашептал:
— Потому что больше некому.
2
— А я всего-то хотела домик. Маленький домик с зеленой крышей, — бубнела Аманда в закрывающую рот ладонь, вцепившись в черенок метлы обеими руками, отчего на концах прутьев затлели похожие на светлячков зеленоватые огоньки. — Чтоб ни одна сволочь не смела войти без приглашения. И денег немного, совсем капельку, лицензию оформить, и жить…
— Вечно? — шуршал в волосах темный, бесстыдно прижимаясь, отчего восторженно-похотливые мурашки мешались с теми, что от страха, и было в этом что-то… что-то… Дурацкий приворот, ы-ы-ы…
— Вечно не обязательно, — ответила Аманда и не сдержала дрожи, волной пробежавшей по телу. Рука Пи, задев подушечками пальцев губы, соскользнула по подбородку на шею.
— Хочешь… уйти?
В пониже спины упиралось, кажется, то же самое, что и утром.
— Да. Нет. Не знаю.
— Пока будешь думать, можешь вон там постоять?
— Где?
— Вон там, за канавкой. Там такое хорошее ровное место.
Руки Пи легли на плечи, чуть прижав, потом он шагнул вниз с небольшой насыпи, по которой шла дорога, к узкой, в полтора шага, канаве, где поверх темной зеленоватой воды уже стелился туман. Затем некромант подхватил на руки, качнул и Аманда почувствовала, что летит. Вместе с метлой, но не на ней.
Ощущения были новые, полет короткий, приземление так себе.
— Глядь, — не сдержалась она, неловко припадая на колено. Рядом, как кот на четыре лапы, приземлился Пи. Поскреб задними, словно боялся пятки промочить, выбрался и Аманду за собой вытянул.
Держа за руку, повел дальше.
Непонятно, как именно Пи определил нужное место, о котором бормотал под нос и будто бы принюхивался. Аманде все одинаково было. Кочки, трава, шевелящийся туман рваной тряпкой…
— Здесь. Здесь постой.
Отпустил руку и пошел вокруг по спирали.
Туман разбегался у него из-под ног, будто опасался подергивающейся некромантской тени, которую Аманда видела достаточно отчетливо, несмотря на сумерки.
Пи обошел уже довольно приличную площадку. От стоящей в центре Аманды до него было метров шесть.
— Хорошо-о-о, — протянул темный, поглаживая рукоять меча, высоко поднял ногу и пошел прямо к Аманде вот такими странными шагами, будто циркулем размечал. Раз, два, три… Остановился. Близко-близко. Не напротив, рядом, касаясь плечом.
— Зачем?.. — снова спросила Аманда и умолкла, потому что голос дал петуха.
— Затем, что нельзя, — сказал Пи, — нельзя такое оставлять. — Приложил палец к улыбающемуся дикой улыбкой рту. — Ш-ш-ш, не приманивай заек. Рано.
— А они уже? Где?
— Там, в лесочке, це-елое ста-адо, — нараспев протянул Пи. Глаза у него были стеклянные, чужие и жуткие.
Отвернулся и снова три шага. Уже позади. Остановился, вынул меч из ножен, взялся рукой за клинок, обхватил и протянул. Вдоль. Не разжимая пальцев.
По спине продрало ледяным ознобом, Аманда молчала и, тряся поджилками, дрожащими же пальцами пытаясь выставить щит на максималку. Совсем не абстрактное стадо не-мертвых в лесу конечно пугало, но некромант, вот такой, пугал до дна сути.
— Нельзя оставлять, — как заведенный говорил Пи, — нельзя оставлять.
Меч в его руке мерцал, будто был не из металла, а из свернутой ледяной тьмы. По клинку, по кровостоку, ровной лентой медленно сочилась кровь из лежащей на рукояти ладони. Острие меча едва-едва касалось поверхности, но после него на пепельной земле оставались наполненные лиловым и синим огнем борозды и знаки, словно вырезанные на плоти мира. Так Аманда видела, так чувствовала.
Она бы с удовольствием не слушала голос некроманта, но даже залепив уши воском, невозможно было бы избавиться от звука плывущего над пустошью речитатива, иногда прерывающегося бормотанием:
— Нельзя… Нельзя оставлять…
И Аманда перестала на него смотреть. Смотрела на лес, проверяла очень кстати распиханные по карманам пузырьки с опасными «активными» составами и молилась хранящим. Всем без разбору. Тьме, Свету, Первому котлу, поминаемому теткой по разным случаям, ирийским Аэрам, краштийским Вышним, эльфийскому Эру, а также поминала гулей, навьих, демонов, троллье ухо и бездну. Не зря, не зря…
— Чтобы одолеть мертвое, — прошептал на ухо подкравшийся Пи, отвечая на заданные Амандой чуть ранее «почему» и «зачем», — нужно отдать живое. И неважно, что это будет, кровь, плоть, часть сути, часть мира, собственная жизнь или… чья-то жертва. Лучше добровольная, но можно и так.
3
Чуть больше десяти лет назад.Общинное кладбище в трех километрах от поселка Барку-Пешкут.Юго-восточное побережье, провинция Крашти
— Мастер Зилвестер, а что мы будем делать?
— Копать, навьи дети! На кой вы мне там еще? Гворцих, глотку схлопни, в Дейме слышно, как ты орешь. Питиво! Мать твоя темная! Положь лопату, где лежит, или будешь рыть за двоих.
— За кого это? — нахально отозвался пацан. Он был самый мелкий в классе. Не по росту, по возрасту.
— За Гворциха.
— На хвост мне не упало еще и за него рыть. А он что?
— А он будет рыть за тебя.
В воцарившейся на минуту тишине было слышно, как скрипят мозги у полдюжины учеников старшего класса школы прикладной магии по курсу «Ритуальная некромантия». И как подпевает старыми втулками побрякивающая лопатами телега, где по низким скамейкам вдоль бортиков, как вороньи слетки на жердочках, сидели пятнадцатилетки. Первая, она же выпускная, практика всегда такая. Дурь лезет наружу от страха.
Пешка Питиво как всегда раньше всех сообразил и только ухмылялся, шкур. Гений, чтоб его. В Школу в восемь пошел, а не в десять. На втором году учения,