Спасатель (сборник) - Светлана Алешина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слово.
– Молитва…
«Однако! – подумала я. – К чему бы это?.. Ну-ка двинемся чуть дальше в эту сторону…»
– Икона.
– Лампада…
– Свеча.
– Покойник…
Я поняла, что дальше он скажет – «мама» и опять заплачет. Так, так… Хорошо… Один семантический тупик я уже выявила…
– Гора.
– Дыра…
– Рука.
– Пистолет…
– Выстрел.
– Покойник…
«Вот черт! – подумала я. – Опять я его в тот же угол загнала!»
– Чай.
– Мед…
«Мед – пчела – укус – собака, – продолжила я за него. – А потом – молчание. Но что же там дальше-то? Что же у нас может быть рядом с кусачей собакой?.. Конура? Намордник?»
– Цепь, – сообразила я.
– Нога…
«Странная ассоциация», – подумала я.
– Палка.
Он посмотрел на меня с откровенным ужасом и промолчал…
Кое-что у меня в голове уже сложилось. Пожалуй, достаточно. Осталось только проверить кое-какие выводы. Я быстро сформулировала особые, болевые для него психо-семантические точки. Сколь ни была я гуманна, а пройтись по ним придется.
– Женщина.
Он втянул голову в плечи, посмотрел на меня, словно ожидая удара, и вновь промолчал.
– Боль.
– Ремень… – ответил он.
– Отец.
Он резко вскочил со скамейки, и я еле удержала его за руку.
– Ну-ну-ну! Ты куда, Алеша? Здесь же, кроме меня и дяди Саши, нет никого… Успокойся… Мы просто играем. Ничего страшного.
Он дрожал, и я, признаюсь честно, не знала, что делать дальше. Он был все еще эмоционально зацеплен за меня, и я чувствовала, что окончание контакта принесет ему сильную боль. У меня, как говорится, рука не поднималась. Я же не хирург, в конце-то концов… Я гораздо ближе к терапевту по складу своего характера.
Контакт, однако, прервался вовсе не по моей инициативе. Совершенно неожиданно для меня перед нами оказался Эдик Морозов собственной персоной. Он был возмущен до последней степени. Я посмотрела на него недоумевающе и сразу же все вспомнила.
«Тридцать девятый столб. Девять вечера… А сейчас, наверное, уже около десяти…»
Дальше я подумать ничего не успела, потому что Морозов начал орать на всю набережную… Начинался самый безобразный скандал, который, между прочим, я сама же себе и организовала.
– Заключения? Да? Я научу тебя сейчас, как делать заключения! Да ты, кошелка деревенская, с кем шутить надумала? Я тебе…
Зря он так резко начал выражаться. Откуда Морозову знать, что у нашего Кавээна характер невыдержанный. Он молча встал с лавочки, сгреб Морозова в охапку и запустил его в ближайшие кусты, куда тот и влетел, громко при этом возмущаясь.
Из кустов он, конечно, уже не вернулся, а как-то растворился в пространстве. Не успела я порадоваться этому факту, как из тени ближайшей аллеи показались два милиционера и направились прямо к нам…
«Ну все! – решила я в панике. – Сейчас Кавээна заберут за мелкое хулиганство! А виновата фактически я! Вот черт! Что же теперь делать? Бежать? Просто идиотизм какой-то! Объяснять им? А что, собственно, тут объяснишь?»
Я уже рот открыла, приготовившись к долгим и бестолковым препираниям с милицией, которая, как всегда, будет тупо стоять на своем и не воспримет никаких аргументов… Но милиционеры не обратили внимания ни на меня, ни на Кавээна. Они спокойно, но как-то крадучись, подошли к нашей лавочке и спросили у нашего психа тоном, за которым не слышалось ничего хорошего для него:
– Гмыза?
Тот сжался и кивнул головой.
Я глазом моргнуть не успела, как ему надели наручники на правую руку, один из ментов пристегнул его к своей левой и, ни слова не говоря ни ему, ни нам, этого самого Алексея Гмызу повели в сторону гостиницы… У меня было ясное, отчетливое предчувствие, что больше я его никогда не увижу.
Мы с Кавээном только глазами его проводили. Что бы это значило?
Наше сообщение о том, что психа скорее всего арестовали, на Григория Абрамовича, как это ни странно, особого впечатления не произвело. Он только крякнул досадливо и заявил:
– Я так и знал!
Потом протер свою лысину платочком и спросил:
– Ну ты хотя бы поговорить с ним успела?
И получив мой утвердительный ответ, сказал еще одну странную фразу:
– Тогда – Бог с ним…
Я не успела ему ничего сказать о своих выводах, как запищал сигнал его сотового телефона. Абрамыч рассеянно ответил, но его глаза тут же удивленно округлились, и он сказал мне:
– Это тебя…
Я взяла трубку и сказала только «Алло!». Дальше мне пришлось слушать. Голос был наглым, а интонация – угрожающей.
– Возле «Сергея Есенина» больше не крутись. Ноги переломаем, – голос был хриплый, но мне показалось, что говорящий хрипит нарочно, чтобы настоящий свой голос исказить. – А если еще раз появишься около капитана Самойлова – и шею тоже…
И человек захохотал в трубку, словно сказал что-то очень смешное…
Вид у меня, наверное, был растерянный, потому что Абрамыч спросил осторожно:
– Что там, Оля?
– Мне впервые в жизни угрожают, – сказала я удивленно. – Все в том же духе – чтобы не совалась не в свое дело…
– Да-а-а! – протянул Григорий Абрамович. – Интересные дела…
И надолго задумался. Впрочем, я – тоже. Конечно, я не испугалась этих глупых угроз, но мне было очень неприятно. Я не могу назвать себя упрямой, скорее – наоборот, но когда мне ставят искусственные препятствия или что-то запрещают, меня это сильно раздражает…
Глава пятая
…Спасательные работы тем временем шли своим чередом, и наша группа принимала в них самое активное участие. Теплоход обследовали до последнего куска железа и отбуксировали на судоремонтный завод, где сварщики приступили к его уничтожению…
Нас перебросили на подъем вагонов. Там все еще работали водолазы, поскольку недостаточно было осмотреть только сами вагоны, люди выпрыгивали из них, пока вагоны падали с моста, пытались из них выбраться уже на дне реки, и некоторым это удалось. К сожалению, немногим. Большинство захлебнулось на полпути к поверхности. К месту катастрофы быстро начали стягиваться лодки рыбаков, стоящие около моста в ту ночь… Человек двадцать из вынырнувших рыбакам удалось выловить и откачать…
Часть снесло ниже по течению и они погибли без своевременно оказанной помощи… Среди пассажиров поезда уже насчитывалось сто девяносто семь погибших, но список продолжал расти с каждым часом спасательных работ.
Под воду нашу группу не пустили. Дело в том, что на вагонах работал ростовский отряд спасателей, который славился своими водолазами. Мы им конкуренции в смысле профессионализма составить не могли. На нашу долю досталась транспортировка на берег утонувших и убитых при падении поезда в реку…
Мрачная работенка, но мы мало думали об этом. Говорю, конечно, о себе, хотя уверена, что и остальные тарасовцы из нашей группы приняли работу с трупами как нечто необходимое и неизбежное. Спасателю нужно уметь делать все.
Кстати, от ростовцев я и услышала странную историю о том, что теплоход захватил маньяк-одиночка и специально направил его на мост в то время, когда по тому проходил поезд. Сплетня есть сплетня, я не придала ей большого значения, хотя все это слишком напоминало дяди Сашин рассказ о его психе…
Но когда после смены я поделилась этой сплетней с майором, тот меня просто огорошил. Он рассказал мне, что это вовсе и не сплетня. ФСБ официально распространило сегодня, всего несколько часов назад, пока мы тут работали, сообщение о поимке маньяка, организовавшего катастрофу. Даже имя его называлось – Алексей Гмыза. Ни слова о потоках энергии и притяжении материальных тел в версии ФСБ не было. Там была жестокость сумасшедшего, его чрезвычайно активные действия по захвату капитана и его помощника, злонамеренное изменение курса.
По версии ФСБ, этот сумасшедший Алексей Гмыза убил более трех сотен людей и еще пару сотен искалечил для своей якобы личной известности, поскольку хотел стать президентом России.
Стоило на секунду поверить в эту версию, и становилось просто жутко от того, что жизнь сотен людей зависит от поведения выжившего из ума человека и нет никакой возможности это предвидеть…
Григорий Абрамович посмотрел на меня очень внимательно и сказал:
– А ты найди, Оля, своего знакомого журналиста и расскажи ему об этом новоявленном террористе… Чтобы сомнений никаких не осталось. Не зря же ты с ним общалась…
«Позвольте, – подумала я, – что-то я не припоминаю, чтобы рассказывала Грегу о Фимке Шаблине… Откуда же он про него знает?..»
Но уточнить этот момент мне не удалось, поскольку тон, которым разговаривал со мной Григорий Абрамович, не позволял задавать никаких вопросов. Мало того, я ясно чувствовала, что это с его стороны не просьба, а приказ… Я поняла, что Грег мною как-то манипулирует… Хотя ни мотивов его, ни целей я не понимала…
Приказ есть приказ, пусть даже и не явный. Я отправилась его выполнять, нашла Фимку, и мы с ним за полчаса сочинили любопытнейшее интервью, в котором я поведала о своем разговоре с Алексеем Гмызой незадолго до его ареста, сообщила, что провела психологическое экспресс-обследование этого человека, и сформулировала свои выводы…
